Я чувствовала, как боль пронзила мое сердце, когда зрачки отца потемнели. Этот хищный взгляд, я узнала его. Так смотрел на меня Ваня. Но теперь, я не пряталась от этого взгляда. Я смотрела прямо в лицо опасности. Раньше, я не могла себе этого позволить.

Вспоминая лицо Вани, я все крепче сжимала зубы. Я проглотила огромный комок, вставший поперек горла, и почувствовала, как страх потихоньку отпускает меня.

Да что со мной не так? Слишком много. Слишком много, чего не так. Я бы отдала все, что у меня есть и что у меня будет, чтобы снова научиться жить.

— Кто ты? — прошептал папа, обтерев свое лицо ладонью.

— Артемова Василиса, — тихо ответила я.

И впервые, я увидела на его лице одобрительные нотки.

— Что для тебя жизнь?

Я глубоко вздохнула, прерываясь на тихих рыданиях.

— Мой ребенок и мои родители.

Папа сделал шаг назад, высвобождая меня из крепкой хватки.

— И как ты намерена продолжить свою жизнь? — он ткнул мне в руки махровое полотенце.

Хватит, папа. Я учла урок.

— Я буду бороться, — пробормотала я, прижимая полотенце к груди. — Я буду счастливой.

Вода стекала по моему телу, образовывая на полу приличную лужу. Мне не было холодно. Я вообще ничего не чувствовала. Меня вытряхнули, словно набитый стеклами мешок. Выбили, как пыльный ковер.

А действительно — кто я? Меня как будто бы не было. То есть, я была в каком-то пьяном измерении. Будто во сне. Что ж, пора проснуться. Только вот вопрос — стоит ли оно того?

Папа провел шершавой рукой по моей щеке.

— Отпусти эту боль. Отпусти обиды и живи дальше. Много судеб поломано, хватит этих дров. Отпусти его, дочка, — глаза папы заблестели от слез. — Не бросай нас, Вася. А мы, никогда не бросим тебя.

Я кивнула, смотря куда-то в пустоту.

Я давно отпустила его, только он схватился за меня мертвой хваткой и не желает уйти из моей паршивой жизни.

— Что ты чувствуешь прямо сейчас? — тихо спросил папа.

Я равнодушно пожала плечами.

— Потерянность, наверное. Даже пустоту.

— Пустоту?

— Да… я ничего не чувствую, — прохрипела я, схватившись пальцами за переносицу. Виски пульсировали. — Но, вся боль ушла. И теперь, я хочу наполниться новыми чувствами. Я действительно этого хочу.

— У тебя все получиться.

— Да, получиться… простите меня.

— Всегда…

Я улыбнусь ему так, что бы это выглядело правдоподобно, и он оставил меня одну.

По-моему, мой переключатель заклинило, механизм замкнуло, а батарейки сели. Я в действительности не понимала — как мне жить дальше? Чего я поистине хочу? Мне нужно было время, чтобы разобраться с этим.

Попросив родителей не трогать меня несколько часов, я закрылась в своей комнате. Я разглядывала потолок и вспоминала прошлое. Прошлое, от которого так долго бежала. Мне хотелось полностью впустить его, но лишь для того, чтобы потом отпустить. Не бояться прошлых дней, а принять их. Ведь чтобы я не делала, его не изменить.

Мои друзья, я встретила их…

Я помню ошарашенную Аллу, которая стояла у дверей суда потерянная и взволнованная. Я помню Рэя, который смотрел на меня так же, как смотрел в день моего уезда. И, наконец, я помню Ваню, своего карателя, чья кровь теперь будет течь в венах моего ребенка…

Казалось, что в какой-то момент нас всех подменили…

Воспоминания, как дикие пчелы, заполонили мою голову.

Я держу Рэя за руку, и мы прыгаем с моста. Он как всегда шутит, а мне хочется плакать от смеха. Вот он катит меня на своем мотоцикле, демонстрируя каскадерские способности. Я кричу, но он не останавливается, а лишь выжимает гашетку. Мои ногти врезаются в его спину, но ему это нравиться. Вот он висит на балконе, и грозиться выброситься, а потом виртуозно изображает Ромео и вламывается в мою комнату. Я помню прозвища, которые он так умело придумывал и его безумные танцы во дворе. Этот человек никогда не унывал. Он никогда не показывал свою боль, чего совершенно не умею делать я. А как он показал мне самые красивые места в деревне? Это было чудесно. Помню, наше короткое свидание…

Сделав глубокий вдох, я почувствовала, как сердце наполняется теплыми эмоциями. Прошлое не так ужасно, каким мне казалось. С ним можно научиться жить.

А вот Алла, выстраивает на своей голове пальму и незаметно тырит мой блеск для губ. А сейчас она оттоптала мои ноги, потому что сама едва на них держится. Мы спешим на танцы, только вот выпитое накануне вино, превращает нас в неуклюжих обезьян. Помню, как подруга крутила интрижки, заставляя Дениса — своего парня — изрядно нервничать. Господи, ее советы по соблазнению парней были просто ужасными! А продукты? Она собрала мне крайне экстремальный паек. Даже солдат на войне кормили лучше. Я помню, как щекотала ее, потому что это было единственным оружием против рыжей бестии. А наши посиделки? Ох, как классно было прятаться от парней, в надежде, что они обыскались нас…

Я не заметила, как на лице появилась улыбка. Даже не помню, когда в последний раз могла улыбаться. От новых эмоций, щеки начали побаливать. Но, я хотела продолжить. Скрепя душой я старательно впускала в себя прошлое…

Ваня. Мой улыбчивый Ваня был согревающим лучиком. Такой смелый и благородный. Вот он делает мне качели, о которых я так долго мечтала. Вот он держит картонку у меня над головой, прикрывая от проливного дождя и делиться курткой, чтобы я не замерзла. Вот он ворует бабушкины пирожки и набивает ими мои карманы. И пусть это лакомство можно было просто попросить, так нам было интересней. Мы никогда не искали легких путей. Его рисунок — девочка, с сердечками вместо веснушек, самое лучшее творение, которое я только могла видеть. А этот мяч? Он стал связующим звеном в нашем случайном знакомстве. Как же нелепо я выглядела, когда грязь стекала по моему лицу… Грязь, она везде. Почему так много грязи?

В эту секунду что-то пошло не так. Кинолента радостных событий, сменилась мрачными кадрами.

Вспышка. Грязь, она повсюду.

Вот мой милый Ваня прижимает меня к оплеванной стене местного клуба и просить убраться с деревни. Вот он держит меня за волосы и тычет моим лицом в надгробие Влада. Грязь. Грязь. Грязь. Мои руки утопают в рыхлой, кладбищенской земле, а я молю о пощаде. Но он меня не слышит. Он жаждет мести. Удары. Их так много. Мне так больно, что хочется скулить. А вот, он рвет мою одежду и…

— Нет! — выкрикнула я вслух, дабы остановить ужасающие картинки.

Серый туман перед глазами растворился, а сердце стало биться ровнее.

Я прижала ладони к влажному лицу и затрясла головой.

«Не все сразу», — повторила я себе и тяжело выдохнула.

Мне нужно время, чтобы пройти через это. Мне нужно время, чтобы отмыться от этой грязи. Это как сломанный пазл, который мне нужно заново собрать в красивую картинку. Это как разорванные бусы, которые нанизав на нитку, соединяться в красивом украшении…

«Высшим отличием человека является упорство в преодолении самых жестоких препятствий».

Два агрессивных надзирателя затолкали меня в камеру, как блохастого щенка, который нагадил им в тапки. Их лица были красными, потными, уставшими, а руки тряслись и сжимались в кулаки, подавляя желание удушить буйного Зверя. И поделом. Я устроил им настоящую встряску, пока те уводили меня из зала суда.

— Забудь про жратву, ублюдок, — кинул мне тот, что был плотнее. Он вытер мокрое лицо рукавом от униформы и поправил фуражку. От него пахло потом и пирогами, словно он решил устроить маскарад и поиграть в мента, а на самом деле торгует ватрушками на рынке.

— Лучше я забуду про еду, чем буду таким, как ты, — прорычал я, харкнув ему в ноги.

Грозный шкаф ринулся ко мне, но его остановил второй и захлопнул перед моим лицом дверь. Теперь я мог разглядеть их гневные лица, только через маленькое окошко с тремя толстыми прутьями.

— Остынь, Костян, — залепетал тот, что помельче, — проблемы будут. Оставь мальца. Пойдем.