— Она держала это в секрете от меня, — быстро отреагировала Анжу. — Полагаю, что она влюбилась.

Лаура скептически посмотрела на нее.

— Я знаю, в кого она влюблена, и ты это знаешь, Анжу. И это определенно не Гарри.

— Тогда кто же? — потребовал ответа Маунтджой, удивляясь, что творилось у него под носом, а он даже ни о чем не догадывался.

— Она была влюблена в Алекса Скотта, — ответила Лаура. — Она, конечно, знала, что из этого ничего не выйдет, и мне кажется, что она с ним больше не виделась. — Она посмотрела на Анжу. — Но ты, возможно, знаешь об этом гораздо больше, чем я.

— Все, что я знаю, — быстро ответила Анжу, — так это то, что разговаривала с ней перед тем, как уехать на танцы в «Клариджез». Она была простужена и не хотела выходить. Я вернулась домой далеко за полночь и на следующий день поздно встала. Я с ней больше не виделась и не имею ни малейшего представления, почему она сбежала с Гарри.

Анжу избегала взгляда Лауры, так как знала, что та подозревает, что она каким-то образом здесь замешана, но ей определенно не хотелось рассказывать, что произошло.

«И кроме того, — мстительно думала она, — если уж Ханичайл настолько глупа, чтобы сбежать с Гарри, то получила то, что заслуживала».

Маунтджой с печалью смотрел на телеграмму с сообщением о предстоящем браке. Он тяжело вздохнул, подумав о плохой репутации Гарри, и сказал себе, что никогда не понимал и не поймет женщин. Из всех девочек Ханичайл была последней, которая могла поступить так неразумно. Ему оставалось надеяться, что Гарри не разобьет ее сердца. «Почему, ну почему она это сделала?» — неустанно спрашивал себя старый граф.

Три месяца спустя в огромном доме на Манхэттене Ханичайл задавала себе точно такой же вопрос.

Было девять часов неожиданно жаркого утра, и она находилась в спальне, где, стоя у окна, потягивала кофе и смотрела на покрытый зеленью Центральный парк. Ей было невыносимо смотреть на пустую постель. Простыни были аккуратно отвернуты, подушки взбиты; все выглядело так, как оставила горничная, потому что Гарри не пришел ночевать домой и в постели никто не спал.

Она спрашивала себя, что произошло. Поначалу Гарри был таким изумительным. Он привез ее в Париж, поселил в «Бристоле», а для себя снял номер в «Ритце». Адвокат, Джок Ламонт, встретился с ними в тот же вечер. Они обедали в «Вефуре» и обсуждали дела, связанные с ранчо Маунтджой. Джок согласился представлять интересы Ханичайл и попросил ее не волноваться: он лично проследит, чтобы ее не обманули.

Позже они с Гарри гуляли по набережной Сены, любуясь городом. Внезапно он удивил ее признанием в любви, оказывается, он полюбил ее с первого взгляда на балу в Маунтджой-Хаусе, но решил, что шансов у него нет.

— Вы девушки Маунтджой, — печально сказал он. — Будущие наследницы. Я знаю, что старик Маунтджой хочет для тебя по крайней мере герцога; я уверен, что он предпочел бы принца, но такового нет. Какой у меня шанс при моем низком титуле и ничтожном количестве денег? Во всяком случае, сейчас, несмотря на то что я много работаю, чтобы обеспечить себе состояние. — Положив руки на плечи Ханичайл, Гарри пристально посмотрел ей в глаза. — Я знаю, что не должен этого делать, но я схожу по тебе с ума. И по крайней мере я вел себя как джентльмен, чего нельзя сказать об Алексе. Забудь его, дорогая, и выходи замуж за меня, — добавил Гарри охрипшим от волнения голосом. — Клянусь честью, я позабочусь о тебе и буду любить всегда.

В сердце Ханичайл словно повернули нож, когда она подумала об Алексе и Анжу. Она подумала, что, возможно, Гарри и небогатый человек, но он определенно лучше Алекса. С Гарри она будет в безопасности, а Алексу станет больно, когда он узнает, что она помолвлена с Гарри.

— Я выйду за тебя замуж, Гарри, — ответила Ханичайл.

Выражение ни с чем не сравнимого удовольствия появилось на лице Гарри. Он закрыл глаза, с трудом веря в свое счастье, а Ханичайл в ответ улыбнулась, тронутая его волнением. Она сказала себе, что Алекс никогда не любил ее так. Он держал ее на расстоянии, потому что все это время тайно встречался с Анжу. Она была ранена, и жажда мщения горела в ее сердце. Поэтому зачем им с Гарри ждать? Почему бы им не пожениться как можно скорее? И Ханичайл согласилась.

Гарри организовал все: он зарезервировал каюту на французском лайнере «Нормандия», отплывающем вечером из Шербура в Нью-Йорк. Он повел Ханичайл по магазинам на Рю-де-ля-Пэ и купил ей красивое шифоновое платье кремового цвета, шляпку с розовыми шелковыми розочками по полям, золотое обручальное кольцо и сделал внутри его гравировку с указанием их инициалов и даты. Он обещал позже купить ей бриллиант такой же большой, как его любовь к ней.

В тот же вечер, когда лайнер уже плыл по неспокойным водам Атлантики, Ханичайл стала леди Локвуд. Она зачесала наверх волосы, чтобы выглядеть постарше, и надела большую, похожую на колесо шляпу, чтобы скрыть блестевшие в глазах слезы, и капитан лайнера дал им свое благословение. Ханичайл уже сожалела, что решилась на этот шаг, но отступать было поздно.

Их первая брачная ночь не была переполнена любовной страстью, как она раньше себе представляла. Но тогда она мечтала, что проведет ее с Алексом.

Гарри тактично вышел на палубу покурить, а Ханичайл стала готовить постель. Затем расчесала волосы и надела розовую ночную рубашку, отделанную толстым кружевом цвета беж, которую тетя Софи выбрала для нее — казалось, с того момента прошла целая вечность — в «Уайт-Хаусе» на Бонд-стрит. Она была со скромным воротничком-стойкой и достаточно дорогая; тетя Софи тогда сказала, что ей не придется краснеть за нее, когда служанки загородных домов, в которых она проводила уик-энды, будут раскладывать ее вещи.

— Никогда не надо экономить на нижнем белье, — предупреждала тетя Софи. — Именно на него в первую очередь прислуга обращает внимание, а потом начинает сплетничать.

Ханичайл смотрела на себя в зеркало расширенными от мрачного предчувствия глазами, когда Гарри постучал в дверь. Он вошел и с восхищением посмотрел на Ханичайл.

— А ты действительно хорошенькая, — заметил он и положил руки ей на плечи, улыбаясь их отражению в зеркале. — Не помню, говорил ли я, леди Локвуд, что люблю вас?

Ханичайл почувствовала некоторое облегчение: в конечном счете все будет хорошо.

— Ложись в постель, дорогая, — сказал Гарри, направляясь в гардеробную. — Я вернусь через минуту.

Лежа в постели, Ханичайл слышала, как Гарри напевает мотив из последнего мюзикла. Он появился спустя несколько минут в дорогой шелковой пижаме, и она подумала: уж не говорила ли ему мать то же самое, что ей тетя Софи? Как бы то ни было, их теперь двое, двое людей в дорогом ночном белье — два незнакомца в одной постели.

Гарри поцеловал ее, затем выключил свет и сказал:

— Дорогая, я не могу ждать. — Он снова поцеловал ее, уже в темноте.

Гарри ласкал ее грудь, целовал шею, плечи. Она ждала большого эмоционального всплеска, волны любви и страсти, в то же время понимая, что они отсутствуют у обоих.

Гарри был нежным: острая боль пронзила Ханичайл, когда он осторожно вошел в нее, и это было единственной эмоцией, которую она ощутила. Через некоторое время Гарри поцеловал ее, пожелав спокойной ночи, затем отодвинулся на свою сторону постели и сразу заснул, а Ханичайл лежала с открытыми глазами, глядя в темноту и думая об Алексе и той ужасной ошибке, которую совершила.

Она напомнила себе, что Гарри был рыцарем в сияющих доспехах, который пришел ей на помощь. Он любил ее и заслуживает лучшего. Их брак навсегда, и Ханичайл поклялась себе, что будет хорошей женой.

И именно по этой причине спустя несколько дней, сидя в юридической конторе Джока Ламонта, она не задумываясь отписала половину своего состояния мужу.

Как только документ был подписан, Гарри незамедлительно отправился в поход по магазинам. Правда, первая вещь, которую он купил, предназначалась для нее: бриллиант, «такой же большой, как и его любовь», как он ей обещал — пятнадцатикаратный, в обрамлении изумрудов, чистой воды солитер в платиновой оправе. Ханичайл чуть не задохнулась, когда услышала цену, но он раздраженно заметил: