– Предложи ей бабки, много, чтобы точно клюнула, в обмен на то, что она вновь свалит. Олеся согласится – это факт. Выведи ее в разговоре на то, что ребенок реально ей не нужен, а нужны лишь деньги. Уверен, она продаст свою любовь к дочери, потому что ее и не было в помине, – добавляет Бессонов. – Суду такое точно понравится. Ну и я дам отмашку, чтобы правосудие было немного на нашей стороне. Есть там знакомые, – подмигивает он. – Тут и так понятно все, но соломку надо подложить. А дальше пусть разбирается со своим Глушковым, как хочет.

На этой невеселой ноте мы, не сговариваясь, встали на перекур, а далее разошлись по спальням.

Утро выдалось тяжелым, мало того, что я спал от силы пару часов, так еще и перед встречей с Олесей колбасило.

А главное, во мне не было моральных сил поговорить с Мурашкой. Не хотел, чтобы она уловила мой загруз, не хотел, чтобы она вообще знала об этой ситуации. Теперь я должен не только Юльку оберегать от всякого дерьма, но и свою Ларису. Тем более, не надо, чтобы она узнала меня с этой стороны и каким я могу быть. Я перед ней и так обосрался уже сто раз.

Но все полетело к херам в тот момент, когда, сидя в кафе с бывшей женой, она перевела взгляд за мою спину и сказала:

– Девушка, вы что-то хотели?

А я обернулся и увидел бледную, как бумага Ларису…

Миша

– Симпатичная девочка, молоденькая, – с улыбкой бросает Олеся. – Давно вместе?

– Тебя это не должно волновать. Олесь, давай ближе к делу, – говорю якобы спокойным тоном и приказываю себе не смотреть в окно, не смотреть на Лару и то, как она уходит, не думать о ней, не прогнозировать будущий исход событий.

– Я уже все сказала. Мое желание максимально простое, – видеться и участвовать в жизни дочери. Я хочу, чтобы она знала, что у нее есть мама.

Кое-как сдерживаю улыбку, что рвется из глубин. Олеся просто потрясающая актриса, по ней же все театры и киностудии плачут. Такой талант пропадает.

– Ты знаешь, что я не в восторге от этого, а если быть полностью откровенным, то против того, чтобы ты вообще появлялась в жизни Юли.

– Миша, это лишь твое желание, а закон на моей стороне. Я мать и имею право…

– Я уже слышал эту шарманку, захлопни крышку, – перебиваю ее, прикрываю глаза и растираю пальцами переносицу. – Сколько?

– Что сколько? – меняется ее тон на удивленный и вместе с тем улавливаются нотки заинтересованности. Еще бы, я ж все о тебе знаю, сучка ты, попавшая в долговую задницу.

– Сколько стоит наша свобода от тебя?

– Миша, я же сказала, что хочу…

– Сколько? Любая сумма, не парься, найду. Сделаю все, лишь бы ты исчезла.

Леся прожигает меня взглядом. Сижу расслабленно. Жду. Отсчет времени пошел. Часики в голове затикали. Тик-так, тик-так, тик-так...

– То есть ты готов на все? – выдает она спустя минуту.

– Да.

Леся берет свой кофе и делает глоток, в задумчивости отводит взгляд к окну. Я же, до сих пор запрещаю себе смотреть туда.

Не думать, не думать, мне нельзя думать о Мурашке.

– Хорошо, – выдает Олеся, роется в сумочке, извлекает из нее ручку, протягивает руку к середине стола и берет своими наманикюренными тонкими пальчиками белоснежную салфетку. Ручка ритмично бегает по папирусу, затем останавливается, и бывшая уверенно двигает салфетку в мою сторону.

Смотрю на сумму и, не удержавшись, присвистываю.

– Губа у тебя не дура! – улыбаюсь. – На что тебе такие бабки?

– Найду куда потратить, – зеркалит мою улыбку.

– Окей, достану, но хочу от тебя лично услышать, что ребенок тебе не нужен был. Просто уже признай это.

– Я плохая мать, и ты это знаешь. Да, я любила тебя, будучи еще молоденькой девочкой, вышла замуж, забеременела, но после рождения ребенка поняла, что если вся моя жизнь пройдет по такому унылому сценарию, то это станет моим адом.

– Юля тебе не нужна?

– Тебе так важно это услышать?

– Очень.

– Нет, не нужна. Дочь полностью на тебе.

– Юля не твоя дочь. Не произноси даже это слово.

С годами Олеся стала еще большей тварью, чем раньше. Сейчас я в этом окончательно убедился.

– После выплаты, не забудь потеряться навсегда. Еще созвонимся, – бросаю ей, встаю из-за стола и выхожу. По пути обращаю свой взгляд на Артура, он еле заметно кивает. Отлично, значит, все записалось.

К счастью, Лариса с пониманием отнеслась к моей ситуации, и даже больше, в этот же день, я утащил ее к себе и наконец-то между нами был нормальный… да какой нормальный? Крышесносный секс! Мурашка, это нечто! Такая тугая там, упругая, теплая и очень влажная. Глупое сравнение, но так и хочется сказать “уютная норка”. Не вылезал бы из нее никогда. А самый смак, это то, что она невинная стесняшка, совсем чистая еще, но это только в кайф. Научу ее всему, раскрепощу. Чувство собственничества просто зашкаливает теперь еще сильнее. Моя девочка и больше ничья.

***

В воскресенье я уже решил, что лучше увезти из города Юлю и Лару на некоторое время. Не нравится мне вся ситуация и маловероятное, но все же где-то маячившее появление на горизонте кинутого хахаля Олеси. Я не знаю, что у него в башке и может ли это хоть как-то отразиться на моих близких. Хочу быть на шаг впереди.

С утра вышел на балкон и позвонил своему секретарю.

– Оля, привет!

– Добрый день, Михаил Александрович, что-то случилось? – говорит она позевывая.

– Прости, что в твой выходной, но есть срочная задача. Само собой, оплачу за работу в выходной.

– Да, слушаю вас.

– Найди на неделю домик в горах Алтая. Не экономь, мне надо максимально с удобствами.

– Поняла вас. Вы один или с кем-то будете отдыхать?

– На троих. Двое взрослых и ребенок.

– П-поняла, – говорит Оля с небольшой запинкой.

– Спасибо, до связи.

– До свидания.

В цирке тоже внутренне на иголках был. Еще и Лариса потерялась в толпе, в зале сидела как замороженная, а потом и вовсе убежала в туалет. Случилось что? Может, плохо стало? Как же не вовремя, я ведь завтра собирался увезти их в горы.

Когда Лариса возвращается, замечаю, что она выглядит еще хуже, чем перед уходом.

– Мур, все хорошо? – пригибаясь через сидения, шепчу ей на ухо.

– Угу, все хорошо, – кивает она, но создается впечатление, что скрывает от меня что-то.

После цирка она уже выглядит более веселой, и я постепенно успокаиваюсь. Мои мурчалочки о чем-то щебечут, а я просматриваю фото базы, которую забронировала для нас Ольга.

– Девочки, я хотел кое-что вам сообщить.

Лариса смотрит на меня вопросительным взглядом, уже предчувствуя подвох, а Юлька с заинтересованностью.

– Мы завтра уезжаем на Алтай, до конца недели.

– Миша, я же работаю, – тут же осекает Мурашка. – Не получится у меня, – хмурит брови.

– Мур, пора применить чудеса хитрости и изворотливости. Ты же тем более не одна работаешь, а в паре. Хочешь, я сам тебя отпрошу у твоего бархатного Максимки?

– Ура! – кричит дочка, и я тут же ей улыбаюсь и киваю.

Мурашка только качает головой с досадой.

– Дерзнешь? – склоняю голову и смотрю на нее с вызовом, изогнув бровь.

– Я постараюсь, но знай, – показывает мне кулак. – вот что тебя ждет. Такие вопросы не решаются так, как сделал ты.

– Будь моя воля, я б тебя вообще дома посадил под ключ, – смеюсь, вновь некстати вспомнив препода и руководителя ее школы. Но Лариса явно не оценила моей шутки, посмотрела с полной серьезностью и даже отступила на шаг назад.

– Я бы все равно не стала сидеть дома. Хочу работать, приносить пользу, реализовываться как личность.

Киваю и тянусь к ее руке, чтобы переплести наши пальцы. Чувствую, будто что-то упускаю, но что? Вроде ничего явного, но между мной и Ларой словно полупрозрачный барьер сегодня.

Она утыкается в телефон и что-то печатает. Подозреваю, что Валерьичу будь он неладен. Подходим к машине, и я усаживаю дочь на бустер, пристегиваю, даю в руки маленькую баночку яблочного сока и ее любимые вафли, даю популярную игрушку с пупырками, закрываю дверь и подхожу к Ларисе.