– Евгению ко мне вызови, – бросаю в трубку мастеру смены на линии, Любе.

– Какую Евгению, Роман Петрович? – отзывается она задумчиво.

– Да эту... Смирнову. Которая на язык острая.

– А, Женьку? – понимающе басит Люба. – Сейчас, поднимется.

Прикуриваю сигарету и встаю из-за стола. Подхожу к окну и открываю его настежь, впуская в кабинет холодный воздух.

Зима в этом году не торопится. Новый год завтра, а снег лежит тонким слоем на тротуаре и вдоль обочин, не скрывая по-осеннему мокрую грязь и вполне себе зеленый газон.

Раздается громкий стук в дверь и она тут же распахивается.

– Вызывали, Роман Петрович? – слышится за спиной громкий звонкий голос с отчётливым ударением на “р”.

Вздыхаю, качая головой. Картавая Барби. Уссышься. Оборачиваюсь.

Женька – сотрудница моей фабрики по производству шоколада. И, одна из немногих, про которых говорят “не в коня корм”. Потому что сладкое она жрет наравне со всеми, но при этом остаётся тощей, как шпала.

– Роман Петрович, – хмурится Женька и чешет задумчиво голову под моим взглядом. – Я что-то не поняла, вы вызывали меня или меня девки разыграли?

– Да вызывал, Жень, садись, – указываю ей на стул. – Разговор есть.

Выкидываю сигарету в окно и закрываю его.

– А нас ругаете за то, что бычки кидаем, – укоризненно вздыхает она.

– Садись, Смирнова. – повышаю голос.

Сам сажусь в свое рабочее кресло. Жду, когда она сядет напротив. Смотрю на ее тощие ноги с острыми коленками в свободных брюках и безразмерный свитер. Как домовёнок Кузя, честное слово. И волосы такого же соломенного цвета. Разве что не торчат в разные стороны, а замотаны в лохматый пучок. Бровей не видно. Ресницы белые. Моль самая натуральная. Но, зато глаза красивые. Ярко-синие. Хоть что-то.

Но, не Барби, конечно. Не Барби…

– Вы полюбоваться меня позвали? – игриво усмехается, щурясь.

И рот не по делу открывает.

– Конечно, Смирнова, – улыбаюсь ей в ответ своей коронной улыбкой, от которой все бабы на заводе штабелями вокруг меня падают. – Я большой ценитель женской красоты. Думаю: зачем ехать в Эрмитаж, когда у меня на работе Евгения есть. – язвлю. – Ты замужем?

– … Нет. – чуть поколебавшись, отвечает она.

– А парень есть? – продолжаю допрос.

– Нет, – усмехается она, пожимая плечами.

– Значит, и планов на новый год у тебя тоже нет? – подытоживаю, хлопнув в ладони.

– Ну, почему? Есть. С подругой встречаюсь. А что?

– Есть вариант заработать себе хорошую премию. Деньги нужны?

– А кому они не нужны?

– Детей любишь?

– Люблю, – улыбается она широко и простодушно.

– Тогда раздевайся.

Наблюдаю, как за несколько секунд на ее лице проносится вихрь эмоций от удивления до снисходительной усмешки.

– У нас что, теперь премию оргазмами раздают?. – хохочет Женька. – Если у завода совсем дела плохи, давайте я конфетами возьму.

Вот дурная девка. Усмехаюсь.

– Нет, Смирнова. Конфеты – это, знаешь ли, затраты на сырье. А члены простаивают. Чего добру пропадать?

– Роман Петрович, извините, но вы не в моем вкусе, – отдышавшись, доверительно прикладывает она руку к груди, а потом начинает снова ржать. – Или это наказание за невыполненные нормативы?

Вскидываю брови, стараясь держать серьезное выражение лица, но Смирнова так заразительно хохочет, что я едва сдерживаюсь. Мне кажется, летом ее громче всех из курилки слышно.

– Женя, если бы ты рот не открывала, цены бы тебе не было. – серьезно сообщаю ей, мысленно напоминая себе, зачем я ее вызвал.

– Роман Петрович, вам нравятся молчаливые женщины? В таком случае, нужна резиновая. А что? Достал, надул, сделал свои дела. Потом тряпочкой протер, сдул, сложил на полочку и она молчит. Мозг не выносит. “Выкинь мусор”, “подбери носки” – передразнивает голосом “жены”.

– Женя, – не выдерживаю и коротко смеюсь, – когда на заводе организуем команду КВН, я обязательно включу тебя в список, а сейчас ближе к делу. У тебя под свитером что-то есть?

– Что-то есть, – хитро щурится Женька.

– Тогда шутки в сторону. Раздевайся. Серьезно. Посмотреть на тебя хочу. – встаю из-за стола и снова отхожу к окну, прикуривая.

За один день до нового года дочь внезапно заказала в подарок живую Барби. Я обзвонил всех аниматоров в Москве и области, но у всех мероприятия расписаны аж до старого нового года. К счастью, у меня есть целая кондитерская фабрика, на которой работает множество женщин. Вот только Барби на ней найти оказалось не так-то уж просто.

Стресс, сладкое… А вот Смирнова, похоже, ведьма. Оборачиваюсь.

Сигарета выпадает из пальцев, потому что эта сумасбродка стоит передо мной в лифчике. Или топике, но уж больно коротком. И про шпалу я немного ошибся. В верхней половине этой шпалы располагается такая пышная, уверенная троечка…

Да я в принципе, похоже, ошибся. Под бесформенным свитером пряталась очень женственная фигура. С трудом оторвав взгляд от наливных яблочек, скольжу им по тонкой осиной талии. Торможу на заманчивой родинке над пупком. Ниже начинаются уродские черные штаны, но фантазия уже дорисовывает покатые бедра с выпирающими подвздошными костями.

– Ну как, Роман Петрович, тяну на премию? – вырывает меня из нирваны ее гарцующая “р”.

– Ты сдурела что ли, Смирнова? – выдыхаю, с трудом переводя взгляд на ее лицо. Поднимаю сигарету с пола и выкидываю ее. – Почему не сказала, что под свитером ничего нет?

– Как это ничего? А сиськи? – пожимает она плечами.

Закатываю глаза. Логика железная.

– Прикрой срамоту свою, – киваю на грудь, снова кидая на нее быстрый взгляд.

Или четверочка? Не понятно, бельишко кружевное с толку сбивает.

Достаю сантиметр из тумбочки.

– И ничего не срамота, – бубнит обиженно Смирнова и напяливает кофту. – Вам не угодишь.

– Да не одевайся ты пока! – рычу.

Она выглядывает на меня из горловины свитера и замирает с приподнятыми руками.

– Вы уж определитесь, товарищ директор.

– Да просто руками сиськи свои прикрой, я не знаю! – не выдерживаю. – Мне нужно размер твой узнать.

– Дэ.

– Что “дэ”?

– Грудь “дэ”... Четвертый размер. – Смирнова стягивает свитер с головы и прижимает его к груди. – Аааа! Вы что, хотите меня снегурочкой нарядить? Тогда сорок шестой размер. – расплывается в улыбке.

Качаю головой, приближаясь к ней и растягивая сантиметровую ленту.

– Да, но нет, – зависаю на ее аппетитной ложбинке, выглядывающей из шерстяной засады.

– Роман Петрович, в глаза смотрите, – хихикает Женька, поднимая кофту выше. – А то знаю я вас, серцееда. А дедушкой Морозом вы будете? Вам по возрасту пойдет.

Закатываю глаза. Мне всего сорок, но Смирнова ставит в нашем общении акценты так, будто все девяносто.

– Ты мне тут не обзывайся давай. – хмурюсь и развожу ее руки в стороны, всячески удерживая себя от взгляда вниз. – Ты не будешь снегурочкой. Старая слишком. – не могу удержаться от укола, но она лишь продолжает тихонько гоготать.

А сколько Женьке лет, интересно? Что-то около двадцати пяти вроде.

Пропускаю ленту ей за спиной, фиксирую на груди и все равно приходится посмотреть вниз, на результаты измерений.

Основная часть лифчика-топика не прозрачная и закрывает все самое интересное, чем только подогревает желание аккуратненько оттянуть тонкую ткань пальцем и заглянуть под нее.

Чувствую, что организм упорно реагирует на Смирнову, как на красивую женщину. Ему для этого достаточно ее красивых сисек. Все остальное – второстепенно. И только ее ярко выраженное “рычание” возвращает меня в реальность.

Следом измеряю талию. Женька покрывается мурашками и передергивается, а я представляю, как ее сосочки сжимаются и становятся твердыми.