То есть сначала все было хорошо, потому что, внезапно возникнув между мной, моей опорой справа и воющим от боли Треугольным, Шумов молча звезданул чем-то длинным и черным Треугольного по башке, потом развернулся и так же, без комментариев, врезал промеж глаз моей опоре. Опора взвыла от боли и кинулась бежать к «Тойоте».

Я оказался свободен и, воспользовавшись этим моментом, пнул по ребрам Треугольного. После этого потерял равновесие и грохнулся задом в желто-коричневую листвяную размазню.

— Надо рассчитывать свои силы, — бесстрастно бросил мне Шумов и так перетянул Треугольного своей черной штукой, что тот заорал как ошпаренный и бросился к «Тойоте» с хорошей спринтерской скоростью.

Двое других были уже там, у машины, но давать деру не собирались, копошась в салоне автомобиля. Я еще не сообразил, что тут намечается, а Шумов нагнулся и аккуратно положил черный продолговатый предмет на землю. Потом он отошел к стене и что-то подобрал из листвы. Мне трудно было следить за его действиями, потому что моя шея едва ворочалась после контактов с дубинкой Треугольного. Зато я увидел, что из «Тойоты», закончив там рыться, вылезли те двое и торопливо зашагали в нашу сторону. Если зрение меня не подводило, в руках у них были пистолеты.

— Ой, — сказал я, сидя на земле и не видя укрытия, куда бы я мог забиться.

— Сейчас вы у нас попляшете, суки! — мстительно выкрикнул один из двоих, вскидывая пистолет.

— Я уже танцую, — проговорил Шумов у меня за спиной, и тут над ухом у меня рявкнул карабин. Потом он грохнул еще раз, потом еще и еще. Шумов явно не жалел патронов и не смущался тем обстоятельством, что находится не на Диком Западе, а посреди благоустроенного дачного поселка. Вот теперь я понял, что означает выражение «чувствовать себя раскованно». По-настоящему раскованно.

Двоих парней с пистолетами будто ветром сдуло. Одного как будто бы могучим ураганом внесло непосредственно за руль «Тойоты», а второго тоже развернуло назад, но бежать он не мог, он еле передвигал ноги, а уже перед самой «Тойотой» упал. Его втащили в машину, и «Тойота» тут же рванула с места. Я лишь успел заметить покореженный борт и разбитое стекло, а потом от Треугольного и его компании остался лишь след протекторов и легкий запах бензина.

В ушах у меня все еще гудело от шумовской стрельбы, в голове словно кружилась старая скрипящая карусель, но я все же сообразил, что нужно вставать и делать ноги.

— Это еще зачем? — поинтересовался Шумов, подбирая с земли стреляные гильзы.

— Милиция сейчас примчится, не глухие же тут все...

— Милицию боятся только бандиты, — нравоучительно сказал Шумов. — Честные граждане вроде меня милицию не боятся. Подбери, будь так добр.

Он показывал мне на тот черный продолговатый предмет, которым только что был сокрушен Треугольный. Я поднял его с земли и вдруг понял, что эта штука выглядит довольно странно. И напоминает ни больше ни меньше...

— Ну и что, — равнодушно сказал Шумов. — Искусственный член. По-научному фаллоимитатор. Какая тебе разница, чем откоммуниздили этих козлов — милицейской дубинкой, ломом или резиновым членом? Как говорит один мой знакомый: «Используй то, что под рукою, и не ищи себе другое».

Я хотел было спросить, почему все-таки под руку Шумову попался именно искусственный член, но не решился. Если спросить про это, то нужно спросить и про те продолговатые штуки, что взрывались в воздухе. Нет уж, лучше просто принять к сведению, что весь мир — один большой дружный дурдом. И на этом закончить дебаты.

— Ты только не думай, что я занимаюсь благотворительностью и спасаю всяких-разных. Вроде тебя... — предупредил Шумов. — Просто место вы выбрали неудачное для своих разборок. Эта территория под моей ответственностью, вот и пришлось хватать, что под руку попалось, да бежать наводить порядок...

Под руку Шумову попался резиновый сорокасантиметровый член, охотничий карабин и еще какие-то странные штуки, которые разбивались о головы нападавших. Странный набор. Странный человек. И странная история, в которую я попал.

Я тупо смотрел перед собой, а передо мной на тумбочке стояла почти пустая бутылка водки. Часть ее была залита мне внутрь, часть пошла на внешнюю обработку. На полу перед креслом валялось несколько пропитанных водкой комков бинта, которыми Шумов смывал кровь с моей избитой физиономии. Параллельно он вещал своим монотонным бесстрастным голосом:

— А передачу про зебр я потом посмотрю. Они повторяют эти передачи на «Дискавери»...

Минут через пять после того, как «Тойота» стремительно покинула дачный поселок, так же стремительно к шумовской даче подъехала милицейская бело-синяя «Дэу». Шумов усадил меня в кресло, дал мне в руки бутылку водки, а сам пошел общаться с представителями закона. Прихватив с собой карабин.

Еще через пару минут он вернулся, спокойный и сосредоточенный. В ответ на мой вопросительный взгляд он коротко бросил:

— Они уехали. Им понравились мои объяснения.

— А какие были объяснения?

— Я стрелял по воронам, — сказал Шумов, подумал и добавил: — Я часто стреляю по воронам. Они уже привыкли. Милиционеры, я имею в виду, а не вороны.

Я закрыл глаза. Мне тоже понравились шумовские объяснения. Неясным было только одно — каждая ли «стрельба по воронам» была вроде сегодняшней? Или через раз?

— Вазы только жаль, — со вздохом проговорил Шумов, опускаясь в кресло напротив меня и выливая в стакан остатки водки. — Хорошие были вазы, новые.

— Какие вазы? — пробормотал я, не открывая глаз.

— Те самые. Я же сказал — что под руку попалось, то и схватил. А тут стояли как раз коробки с вазами. Хозяйка на прошлой неделе привезла, а у меня никак руки не доходили распаковать. Вот я и схватил две вазочки, благо они небольшие были, бросать удобно...

Я вспомнил продолговатые коричневые предметы, взрывавшиеся при ударе о головы моих противников. На лице у меня осталось несколько порезов от разлетевшихся вокруг осколков. Оказывается, это были вазы. Оказывается, банду Треугольного глушили предметами искусства. Не каждому выпадает такая честь.

— Хозяйка, конечно, расстроится, — рассудительно произнес Шумов и опрокинул в себя остатки водки. — Но что поделаешь, если ничего другого мне под руку не попалось.

— Хозяйка — это жена? — поинтересовался я.

— Вот еще! — фыркнул Шумов. — Хозяйка — это хозяйка. Это ее дача.

— Да ну? А я думал, это твоя...

— Если ты видишь пса, сидящего в будке, — нравоучительно сказал Шумов, — не стоит думать, что будка является собственностью пса. Вот и со мной так же. Я эту хибару сторожу. А хозяйка... — Шумов вздохнул. — Она подкинула мне эту работенку в знак благодарности. Хотя я считаю, что благодарить-то особенно не за что...

— Да? — сказал я, подталкивая Шумова к дальнейшим объяснениям. И он не стал отмалчиваться. Очевидно, даже компания канала «Дискавери» в конце концов надоедает.

— У нее сына убили, — медленно, как будто нехотя произнес Шумов. — Она хотела, чтобы я нашел убийц. Ну, я и нашел.

— И что?

— А ничего. — Кажется, он и в самом деле не горел желанием трепаться о своих былых подвигах. Мне пришлось быть настойчивым, и тактика моя тут была проста — раскрутить Шумова на мемуары о старых делах, а потом плавно подвести к моим проблемам и намекнуть, что больше никто в мире эти ниточки не распутает.

— Их судили? — спросил я. — Этих убийц?

— Как тебе сказать... Там особенно нечего было судить. Так уж получилось.

— А-а-а, — протянул я, внутренне поеживаясь от слов «особенно нечего». — Так поэтому ты и считаешь, что она тебе ничем не обязана?

— Она мне ничем не обязана, потому что ее сына убили, — мрачно ответил Шумов, крутя в пальцах пустой стакан. — И воскресить его я не мог. А всякие там убийцы... Это уже мелочь. Это не меняет сути дела. Неправильно сводить все к мести. Хотя... — Шумов сжал зубы, и его лицо исказилось в странной и неприятной гримасе. — Хотя месть это очень сильная штука. Здорово заводит. Легко начать и трудно остановиться...