13:00

На улице все еще толпились опоздавшие болельщики, торговцы сувенирами и билетные спекулянты. Дженнифер чудом удалось вынырнуть из внешней стены незамеченной, но на улице повышенное внимание ей было обеспечено. Провожаемая восхищенным свистом, девушка быстро шла вперед и, наконец заметив свободное такси, замахала рукой.

— На Манхэттен!

Она устроилась на заднем сиденье и, пока такси везло ее на более знакомую территорию, предалась размышлениям. События разворачивались с головокружительной скоростью и непредсказуемостью. Дело начинало пахнуть жареным. Должно быть, Кину позарез нужны эти марки. Хотя, конечно, там была еще третья книжка…

Дженнифер невольно посмотрела на свою сумочку, представлявшую собой небольшой кожаный мешочек, затягивавшийся обыкновенным шнурком. Там лежали похищенные книжки да несколько банкнот, которые она держала именно на такой случай, как сейчас, и больше ничего — ни бумажника, ни документов. Она почувствовала на себе чей-то взгляд и, покосившись на зеркало, увидела глаза таксиста, который в упор ее рассматривал. Он тут же отвернулся, и Дженнифер еще сильнее вжалась в вытертое сиденье. Надо раздобыть одежду, а то в таком виде только на карнавал в Рио…

Может, лучше пойти на попятный и вернуть книги? Они уже стоили жизни Груберу — кто же, черт побери, убил его? — и навлекли на нее слишком много неприятностей.

Придется разыскать Кина — это будет несложно, но вот над планом обмена придется поломать голову. Кроме того, не хотелось остаться несолоно хлебавши…

Она рассеянно взглянула в окно и, осененная внезапной мыслью, воскликнула:

— Остановите! Остановите прямо здесь, пожалуйста.

Водитель понял ее буквально и ударил по тормозам; такси с визгом остановилось. Позади с таким же визгом затормозил еще кто-то; Дженнифер выскочила из машины и бросила на переднее сиденье несколько смятых банкнот.

— Спасибо! — И, развернувшись, побежала по улице.

— На здоровье, — озадаченно пробормотал таксист, глядя, как стройная фигурка в бикини удаляется по направлению к знаменитому музею Дикой карты на Боуэри.

— Джек! Джек, ты ли это?

Любой знакомый голос сегодня, в атмосфере этого балагана, был для него шоком. Джек обернулся и увидел высокого, на полголовы выше его, красавца, который смотрел на него сверху вниз.

— Привет, Жан-Жак, — поздоровался Джек.

Жан-Жак приехал из Сенегала шесть лет назад. Он подрабатывал официантом в «Симбе» на перекрестке Шестой авеню и Восьмой улицы, а остальное время работал в школе, учил иностранцев английскому.

— Мне нужна помощь. — Он вытащил фотографию Корделии.

Жан-Жак кивнул, но мысли его, казалось, были заняты чем-то другим.

— Разумеется, дружище.

Джек понял — что-то не так.

— Есть проблемы?

— Ничего страшного. — Жан-Жак отвел глаза, глядя на прохожих, спешивших мимо них. Благодаря полуденному солнцу его черная кожа приобретала синий оттенок.

— Сомневаюсь. — Джек положил руку Жан-Жаку на плечо и ощутил теплую энергию, пробивавшуюся сквозь плотный материал рубахи, — Рассказывай.

Проницательные черные глаза сенегальца встретились с его глазами.

— Это ретровирус. Вирус-убийца. Я только что побывал у моего доктора. Увы, диагноз подтвердился. Результат анализа положительный.

— Ретровирус? — переспросил Джек. — Ты имеешь в виду дикую…

— Нет, — прервал его Жан-Жак. — Это настоящий убийца. — Слова как будто застревали у него в горле. — СПИД.

— Матерь божья! Мне так жаль, — Он мгновение колебался, потом обнял приятеля, но тот мягко отстранился.

— Я все понимаю, — сказал он просто. — Ты не первый, кому я об этом рассказал. Со мной уже обращаются как с одним из этих несчастных джокеров. — Он закрыл глаза, потом открыл их и продолжил: — Не волнуйся, дружище. С тобой все в порядке. Я знаю, от кого я заразился. — Он снова закрыл глаза. — И знаю, когда.

Голова у него затряслась, и Джек снова обнял его. На этот раз Жан-Жак не стал его отталкивать.

— Если я смогу, то помогу тебе.

Джек поколебался, потом рассказал о Корделии. Сенегалец некоторое время изучал фотографию.

— Очень красивая девушка. — Он взглянул на Джека. — У вас одинаковые глаза, — Он отдал снимок, — Продолжай поиски. Если я замечу что-нибудь такое, что может оказаться тебе полезным, обязательно дам тебе знать.

Говорить больше было не о чем, но Джек медлил.

— Иди. — Жан-Жак еле заметно улыбнулся. — Удачи тебе.

Он круто развернулся и зашагал прочь.

— Здесь находится твое важное дело? — Рулетка с подозрением уставилась на осыпающуюся стену прибрежного склада.

Тахион отпустил Риггса за несколько кварталов отсюда, и стремительная пешая прогулка наконец завершилась. Он оглянулся через плечо, а его худые руки тем временем отпирали большой и блестящий висячий замок. На лице появилось выражение еле сдерживаемого возбуждения и озорства — совсем как у мальчишки, собирающегося похвастаться своей коллекцией головастиков. И женщина вдруг поняла, что доктор действительно очень молод. Из-за мутации и своей одержимости биологическими науками такисиане жили гораздо дольше людей. Тахион в свои восемьдесят с хвостиком по земным меркам был стариком, тогда как по нормам своего мира едва достиг зрелости. Это объясняло очень многое.

Дверь бесшумно распахнулась на хорошо смазанных петлях, и доктор сделал ей знак входить. Рулетка вошла и тут же шарахнулась назад.

— Не бойся.

— Господи, что это?

Она опасливо окинула взглядом странное сияющее сооружение, высящееся посреди гулкого пустого зала, больше всего походившее на спиральную ракушку, только кончики ее серых колец переливались янтарными и пурпурными огоньками. Казалось, что эта гигантская ракушка покоится в мерцающем водовороте: к ней тянулись лучистые завихрения.

— Это корабль.

— Что? Твой корабль?

— Да, «Малютка».

— «Малютка»?

Сиреневые глаза такисианина любовно оглядели корабль, и ментальные щиты Рулетки, тщательно установленные Астрономом, отозвались на телепатический обмен репликами.

— Он раздосадован. Он попытался поздороваться с тобой, но наткнулся на щиты. — Тахион, склонив голову набок, серьезно взглянул на женщину. — Странно. В основном у людей… — Он быстро тряхнул головой. — Ладно, идем внутрь.

— Я… я не хочу.

— Он не причинит тебе зла.

— Дело не в этом.

— А в чем тогда?

Чувствуя себя предательницей, она сгорбилась и подошла к кораблю. Завтра утром Астроном захватит этот живой звездолет и уведет его далеко-далеко.

Корабль послушно открыл люк, и они вошли в рубку. Внутренние стены и пол корабля лучились, как полированный перламутр, отбрасывая переливчатые блики на огромную кровать с балдахином, которая занимала большую часть помещения. Тахион прыснул.

— Твое лицо говорит само за себя. Видишь ли, я в отличие от большинства моих сородичей поклялся, что умру в своей постели. Это в некотором роде неплохой способ сдержать обет.

Вся остальная мебель отличалась хрупкой красотой, а ширина кресел свидетельствовала о том, что такисиане меньше людей. Если, конечно, вся мебель здесь не была сделана специально по меркам хозяина.

Доктор ласково обнял ее за плечи и указал на стену. По ней побежали мерцающие серебряные буквы: «Приветствую, Руледка». Тахион улыбнулся и покачал головой. «Рулетка», — поправился корабль.

— Он иногда еще путается, потому что недавно познакомился с языком — когда я привел сюда своих друзей. Учится письменному английскому по слабым сигналам, которые улавливает. Я снисходительный хозяин и позволяю ему делать это.

— Уму непостижимо!

Рулетка присела на кровать, а Тахион достал пару хрустальных бокалов из сундука, который, казалось, рос прямо из пола корабля. Пока такисианин рылся в сундуке, по стене пробежала еще одна серебристая надпись: «Ты удостоилась большой чести». Тон этого послания показался женщине довольно брюзгливым.