— Неплохо. — Бреннан поднялся со стула. — Следующая остановка — Эмпайр-стейт-билдинг. — Он удовлетворенно улыбнулся. — Если вы не будете в безопасности в зале, битком набитом тузами, значит, вы не будете в безопасности вообще нигде.

Наверху, в особняке его матери, в уютной роскоши Верхнего Вестсайда, Фортунато закрыл глаза. Умелые пальцы женщины расправили края его галстука-бабочки. Миранде было далеко за сорок, она чуть раздалась с тех времен, когда была гейшей, но в костюме от Шанель это было почти незаметно. Десять лет назад она стала управляющей делами у его матери и с тех пор больше не обслуживала клиентов.

— Ты плохо выглядишь, — заметила она. — Что, Вероника не справляется со своим делом?

— Нет, — ответил Фортунато. — Вряд ли у нее когда-нибудь это получится.

— Никогда ее не понимала. Все, чего ей хочется, это выскочить замуж, нарожать ребятишек и спихнуть их в ясли, иметь мужа, которого вечно не было бы дома, слуг, машины и деньги. Я не перестаю себя спрашивать: что я сделала не так?

— Дело не в тебе. Дело в стране. Алчность сегодня в моде.

Она коснулась его губ, и по коже у него разбежались мурашки.

— У тебя усталый вид.

— Я вымотался.

— Раньше я знала, как помочь этой беде.

Миранда стояла совсем близко. Он чувствовал запах ее духов, нежный аромат кожи. Она прочла на его лице готовность ответить на ее призыв и велела:

— Ложись.

Он растянулся на кровати. Миранда сняла жакет и юбку. Фортунато потянулся к бабочке.

— Не трогай.

Женщина скинула остальную одежду. У нее еще осталось достаточно грации, чтобы стянуть с себя колготки, не нарушая возникшего настроения. На груди и плечах краснели полосы от лифчика, под мышками темнела щетина.

Она забралась на постель, оседлала Фортунато и принялась ласкать себя. Начала она со лба, затем ее пальцы скользнули по щекам, вернулись к мочкам ушей. По шее у нее побежали мурашки. Она наклонилась вперед так, что ее полные мягкие груди оказались всего в нескольких дюймах от его лица. Он потянулся поцеловать их, но Миранда отстранилась.

— Нет. Я же велела тебе лежать тихо.

Она принялась пощипывать свои большие темные соски до тех пор, пока они не затвердели и не встали торчком. Тогда она легонько пробежала пальцами по животу и погрузила левую руку в завитки волос на лобке. Правой рукой она снова коснулась губ Фортунато. Он провел языком по ее пальцам и выгнулся дугой.

Женщина придвинулась к нему и осторожно опустилась ему на лицо.

— Аккуратно, — предупредила она. — Я уже давненько этим не занималась.

Он принялся лизать и дразнить ее языком, и Миранда постепенно начала таять и открываться ему. Она ухватилась за бронзовую спинку кровати и медленно задвигалась; ее дыхание участилось, массивные бедра сжимали его голову.

Вскоре ее тело напряглось, женщина издала негромкий хриплый вскрик, и он принялся пить ее энергию — жадно, с благодарностью. Он чувствовал, как эта искристая энергия растекается по его телу, и едва заметил, когда Миранда наклонилась и легонько поцеловала его в губы.

— От тебя пахнет мной. Береги себя, Фортунато.

Она подобрала одежду и вышла.

Фортунато спустился вниз и обнаружил в гостиной стайку красивых женщин, собравшихся в кружок у дивана. В центре сидела высокая эффектная девушка в джинсах и футболке с длинными рукавами.

— Ичико. — Фортунато назвал мать именем, которое та носила, когда была гейшей. — В чем дело?

— Эллрой нашел ее в Джокертауне, — ответила Ичико. — Как и Миранда, она тоже за последние двадцать лет слегка располнела. Однако она была довольно высокой и теперь выглядела истой американкой. На ней были черный хлопчатобумажный пуловер, черная шелковая юбка и такая же блузка, только красного цвета. Три верхние пуговки оставались расстегнутыми. Она беззвучно и, казалось, без единого усилия подошла к Фортунато. — Она выходила из церкви Иисуса Христа, Джокера, и на нее, похоже, положил глаз один из разведчиков Гамбионе. Эллрой предложил подвезти ее. И вот она здесь.

— А она красивая.

— Да, — сказала Ичико. — Красивая.

— Ладно, — обратился к остальным Фортунато. — Расходимся. Дамы, разве у вас сегодня нет никаких дел?

Они разошлись по одной, и Каролина, проходя мимо него, остановилась и обняла его за пояс. Потом он остался наедине с девчонкой.

— Меня зовут Фортунато, — представился он.

— Корделия. — Она не встала, но руку ему протянула. Фортунато на секунду задержал ее в своей, потом присел рядом с ней. — Я благодарна вам за спасение, — сказала она.

Голос у нее был низкий, с придыханием — голос настоящей южанки. Чувственный.

— Ты знаешь, куда попала?

— Эллрой немного рассказал мне о вас. Он сказал, что меня никто ни к чему не обязывает, но, если хочу, я могу остаться на собеседование.

— И?

— Я ведь здесь, верно?

Она отвечала игриво, но казалась совсем еще молоденькой.

— Я должен задать тебе кое-какие личные вопросы.

— Вроде того, сохранила ли я девственность?

— К примеру.

— Нет. Дома, в Ателье-Париш, у меня был постоянный приятель. И потом, вы же знаете, как говорят о девственницах из Луизианы. Ну, что у них просто нет никаких родственников мужского пола.

Корделия рассмеялась.

— Нам нужно обговорить еще кое-что, — сказал Фортунато. — У тебя есть планы на сегодняшний ужин?

— На сегодняшний ужин? Никаких. Но, судя по вашей одежде, я нигде не смогу с вами показаться.

Мужчина взглянул на часы.

— Думаю, мы сможем подобрать здесь что-нибудь для тебя. Сколько времени тебе нужно на сборы?

19:00

Личный парикмахер закончил подравнивать ему бороду и снял с него покрывало, Хирам Уорчестер величественно поднялся с кресла, облачился в безукоризненный смокинг и оглядел свое отражение в зеркале. Сорочка на нем была шелковая, густого темно-синего цвета с серебряными запонками. Синий с серебром был фирменным цветом «Козырных тузов».

— Замечательно, Генри. — Удовлетворенно кивнув, Хирам щедро расплатился с парикмахером.

У входа в кабинет его поджидал Кертис. В ресторане все было готово к встрече гостей. Официанты и бармены заняли свои посты. Удивительные по своей выразительности и мастерству ледяные скульптуры Кельвина Мороза уже разместили в зале, и каждую окружал ров из колотого льда с зарытыми в него бутылками «Дом Периньон». Столики с горячими и холодными закусками расставили по всему ресторану, чтобы гости не толпились в одном месте. Музыканты замерли в ожидании над своими инструментами. С потолка струили мягкий свет искрящиеся люстры в стиле арт-деко. На западе уже потихоньку тлел живописный малиново-золотой закат.

Хирам улыбнулся.

— Открывай, — велел он Кертису.

Когда двери ресторана распахнулись, оказалось, что в фойе уже ожидали с десяток человек. Хирам раскланялся с женщинами и поцеловал каждой руку; обменялся крепким рукопожатием со всеми мужчинами, представил тех, кто не был знаком друг с другом, и проводил всех в бар. Эти «ранние пташки» были никому не известные захудалые тузы — у известных хорошим тоном считалось опаздывать, — явно взволнованные приглашением Хирама. Некоторые из тех, кто совсем недавно вытащил дикую карту, никогда еще не бывали в «Козырных тузах», но Хирам обращался с ними так, будто они были его давними друзьями, с которыми он лет сто не виделся.

Незваными же гостями оказался долговязый белобрысый студент, которому явно было не по себе во взятом напрокат смокинге, и его подружка.

— Что мне сделать, чтобы попасть внутрь? Угадать, сколько вы весите? — спросил он, когда Кертис подозвал Хирама, чтобы тот вынес свое решение.

— Нет, — с улыбкой покачал головой Уорчестер. — Боюсь, этот фокус уже устарел. Но вы, я вижу, читали «Шик диких карт».

— Еще бы. Так что мне нужно сделать?

— Доказать мне, что у вас есть способности туза.