Он откинул волосы со лба, выразительно завёл глаза к потолку и расстегнул пару пуговиц на вороте рубашки — Билли могла бы поклясться, что подобранной точно под цвет глаз. Макэлрой любил принарядиться почище неё самой.
— Даже если я тебе что-то и сорвала, то оно попросту недоказуемо.
— Только поэтому ты всё ещё коптишь небо, дерзкая маленькая сучка.
Билли откинула голову назад и рассмеялась, насколько это позволяла её разбитая физиономия.
— Лори, ты как та собака на сене! И вернуть меня не можешь, и грохнуть жалко.
По нежному лицу архимага Макэлроя заходили желваки, однако он сдержался и одарил её благостной улыбочкой.
— Жалко, солнышко. До безумия жалко, если все эти недюжинные таланты окажутся в мешке с камнями и плюхнутся на дно речное. Всем будет очень жаль, если так сложится. Так почему бы нам с тобой не позабыть прошлые напрасные обиды? Мы могли бы снова стать одной семьей.
— Ха! — Билли вызывающе задрала подбородок кверху и сложила руки под грудью (ребра тут же протестующе заныли). — Кому я должна, всем прощаю. И в твою семью мне что-то хочется не больше, чем в твою постель. Печалька, да, Лори?..
Лоуренс даже не пожалел свою драгоценную заклинательскую руку, чтобы самолично треснуть ей по зубам ещё разок. Билли с глухим стоном рухнула прямо на останки ажурного столика. (За шесть, чтоб его, золотых!)
«Надо же, — вяло возмутилась она про себя, — с виду такой хиляк, а бьёт будь здоров».
— Твоя гордыня тебя погубит, Вильгельмина Фоули, — холодно проговорил Лоуренс, стоя рядом и с равнодушием наблюдая, как она корчится в куче битого стекла. — Мне жаль, что ты не оценила честь, которую я тебе оказываю, придя в эту убогую халупу.
— Сам виноват, — фыркнула Билли, кое-как приподнявшись на локтях и сплюнув набежавшую во рту кровь.
— Виноват. Разве я отрицаю? Но что было, то прошло, — развёл руками Лоуренс и нежно улыбнулся ей. — Я как та собака на сене! Или верну тебя, или испорчу для всякого другого. Не убью, заметь! Зачем такое варварство? Чтобы уничтожить заклинателя, достаточно переломать ему пальцы. Верно я говорю, моя милая девочка?
Верно, кто ж спорит? Сырая сила — это прекрасно, однако ни одно хоть сколько-нибудь сложное и филигранное колдовство нельзя проделать без помощи кистей рук.
— Ах ты, белобрысая сволочь…
— Наглая потаскушка, — не остался в долгу Лоуренс, — научись уважать старших или распрощайся со своими хорошенькими ручками. Увы и ах, для моей семьи ты будешь утрачена… но для постели и калекой сгодишься. Подумай об этом, солнышко. Подумай хорошенько.
И, с брезгливой гримасой бросив ей на грудь свой платок, он направился к выходу. Только и мелькнул перед глазами подол роскошной индигово-синей мантии. Билли с ненавистью поглядела ему вслед и бессильно рухнула обратно на усыпанный осколками пол.
Похоже, у Лори Макэлроя впрямь кончилось терпение. А это означает проблемку посерьёзнее, чем шибко ревнивые некросы.
18
Чувствовать себя мудаком Макс не любил. Да вот незадача — сегодня он повёл себя именно как заправский мудак, умудрившись обидеть Билли фактически ни за что. Хотя нет! За то, что сам полез её лапать, а потом нагородил всякой ерунды, потому что…
А действительно, что?
Признаваться, что девчонку, отказавшую ему в разврате на столе (и правильно сделавшую!), он попросту приревновал, не хотелось. Да не просто приревновал, а повёл себя как двадцатилетний идиот, у которого мозги перманентно стекают в половые органы. Вот тебе и коммандер некроотдела, взрослый, уравновешенный и давным-давно переживший переходный возраст.
По-хорошему всё так и стоило оставить. Разочаровавшуюся в нём Билли, которой наверняка попадется кандидатура получше, чем старый обмудок с внезапно открывшимся диагнозом недержания языка в жопе. И самого себя, с лучшим другом в лице кота, работой вместо развлечений, пару раз в месяц проводящего ночи в борделе. Отличный ведь план, вот только никак не соответствует тому, что он прямо сейчас подпирает спиной дерево напротив дома Билли и курит уже третью сигариллу подряд.
«Ну и что я ей скажу? — Макс нервно поправил шарф на шее. — “Прости меня, детка, что чуть не трахнул тебя на своём столе и назвал шлюхой, когда ты не дала?”»
Вот уж воистину, век живи — век твори всякую херню.
Ещё противнее от самого себя становилось, когда вспоминались слова самой Билли, её взгляд и такая обида, что было физически больно.
«Ты мне нравишься», — прозвучал в голове её голос, отчаянный и злой.
«А нравятся тебе только козлы, — закончил за неё Макс. — Бездна, лучше б ты мне по морде дала, чем… вот это вот».
Глянув на тускло светящиеся фонари и снова напомнив себе, что становиться мудаком к восьмому десятку лет — так себе идейка, он направился к дому номер семь.
Неладное он почувствовал, едва миновал первый лестничный пролёт. Кровь некроманты чуют за версту, не хуже клятых оборотней. А добравшись до нужной двери, кожей ощутил витающие в воздухе эманации…
…не смерти, слава богам. Разрушенной сети заклинаний.
Стучать Макс не стал. Распахнул дверь чуть не пинком, в несколько широких шагов пересек узкий коридор…
— Билли!
Нога никогда не ныла просто так.
Билли лежала прямо на полу в гостиной, беспощадно пачкая ковер кровью из разбитого лба, с неестественно выгнутой рукой и на груде осколков — похоже, в недалеком прошлом та была стеклянным столиком.
И это было самое ужасное зрелище, которое видел Макс. Не жертвы Зверобоя, не множество других пострадавших, убитых, зачастую мучительной смертью, коих он повидал немало. А Билли — его девочка, которую он так безрассудно обидел сегодня, отпустил одну…
То, что стекла в окнах только задребезжали, а не рассыпались в прах, было заслугой исключительно его контроля над собой. И мысли, что сначала нужно позаботиться об избитой девушке и только потом идти и убивать тех, кто посмел её тронуть.
— Билли, эй, — Макс бросился к ней, падая на колени, не обращая внимания, как стекляшки больно впиваются в них. Машинально накрыл пальцами запястье, чтобы потрогать пульс, хотя и видел по окрасу ауры, что она жива; помог приподнять голову. — Билли… Детка, эй, давай, поговори со мной.
— «Де-е-етка», — передразнила Билли, с явным трудом шевеля разбитыми губами, и тщетно стараясь сфокусировать на нём возмущенный взгляд. — Я с тобой больше не играю. Положи где взял и проваливай. Блин, проходной двор какой-то!
На этот раз облегчённого выдоха Макс сдерживать не стал, на мгновение — всего на одно! — приложился к её лбу своим, пачкаясь в крови, и подставил руку, помогая принять полусидячее положение. Билли сдавленно охнула и застонала, морща нос, только чудом не сломанный.
— Где болит? Билли, точно и внятно, мне нужно знать, с чем я могу помочь, а с чем нет.
— Мужик, ты лучше спроси, где у меня не болит, — ворчливо предложила она. — Руку вправлять надо. Ребра вроде целые. Башка трещит так, что свернуть охота… С-суки. Вот чего они вечно по голове лупят, а? Эта голова дорого стоит, между прочим!..
Она потёрла лицо руками, тут же скривилась от боли и осторожно ощупала припухшую скулу. Подцепила кончиками пальцев зазубренный осколок стекла, впившийся чуть пониже виска. Вытащила его, с присвистом выдохнула, тыльной стороной утерла побежавшую по щеке струйку крови. Макс даже завис ненадолго, наблюдая, как расчеркивает бледную щеку алая полоса.
Билли же как ни в чём не бывало подняла с пола пальто и принялась шарить по карманам в поисках курева.
— В общем, живая и ладно, — прибавила она, кое-как раскурив сигариллу и явно стараясь не завалиться набок. — Хрен знает, чего ты тут забыл, но раз уж здесь, то помоги руку вправить. Или хотя бы зафиксируй, до утра потерплю.
Макс выхватил сигариллу прямо из её губ, сделал две длинные затяжки и под удивленным взглядом Билли вернул обратно.
— Держись за что-нибудь, — велел он строго и оборвал, когда та недвумысленно ухмыльнулась разбитыми губами. — Не за то, о чём ты сейчас подумала.