Юджиния не узнавала себя. Никогда и никому не рассказывала она эту историю, хотя внутренне переживала ее почти каждый день все четырнадцать лет. Она и предположить не могла, что вдруг разболтает все кому бы то ни было. Казалось само собой разумеющимся, что она так и унесет историю разрыва с Крайлом с собой с могилу. Конечно, в этой истории не было ничего постыдного, просто все это касалось только ее и никого больше. И вдруг она все подробно рассказала, ничего не утаивая, своей дочери, еще подростку, которую она до самого последнего момента считала ребенком, больше того — ребенком с неисправимыми странностями. А этот ребенок очень серьезно смотрел на нее темными, немигающими глазами взрослого человека. После долгого молчания Марлена спросила:

— Значит, ты сама его выгнала, да, мама?

— Да, в каком-то смысле выгнала. Но я была вне себя. Он хотел отнять у меня мою дочь и увезти на Землю. Юджиния сделала паузу, потом неуверенно добавила:

— Ты понимаешь?

— Ты так сильно меня любила? — спросила Марлена.

— Как ты можешь спрашивать? Конечно, любила! — возмущенно воскликнула мать.

Под спокойным взглядом дочери Юджиния с трудом удержалась от запретной мысли: действительно ли она любила Марлену? Вслух же холодно подтвердила:

— Конечно, любила. Разве я могла тебя не любить? Марлена с сомнением покачала головой и на мгновение помрачнела:

— Мне кажется, я не была очаровательным ребенком. Наверно, отец любил меня. Может быть, вы не были счастливы, потому что он любил меня больше, чем ты? Может быть, ты оставила меня при себе только потому, что ему я была нужнее, чем тебе?

— Какие ужасные слова ты говоришь. Ничего подобного не было, — попыталась возразить Юджиния.

Но она вовсе не была уверена, что Марлена поверила ей. Обсуждать такие проблемы с дочерью становилось все трудней и трудней. У Марлены развилась какая-то ужасная способность залезать в душу. Юджиния и раньше не раз замечала эту способность; прежде она объясняла ее случайными догадками несчастного ребенка. Теперь такое происходило все чаще и чаще; казалось, Марлена владеет своим оружием вполне сознательно.

— Марлена, почему ты думаешь, что я прогнала твоего отца? — спросила Юджиния. — Я знаю, что раньше тебе этого никогда не говорила и, кажется, не давала никакого повода так думать, ты согласна?

— Мама, я сама не знаю, как это у меня получается. В разговорах со мной или с кем-нибудь другим ты иногда упоминаешь отца, и всегда в твоем голосе чувствуется какое-то сожаление, как будто ты хотела бы что-то исправить, если бы это было возможно.

— Неужели чувствуется? Я никогда не замечала.

— И понемногу такие впечатления становятся все ясней, все отчетливей. Это видно по тому, как ты говоришь, как ты смотришь…

Юджиния внимательно следила за дочерью, потом неожиданно прервала ее:

— О чем я сейчас думаю?

— Марлена чуть-чуть подпрыгнула в кресле и коротко хихикнула. Она никогда не была хохотуньей и обычно ограничивалась таким коротким смешком.

— Все намного проще, — сказала она. — Думаешь, я умею читать мысли? Ты ошибаешься, я не знаю, о чем думают другие. Я только слышу слова, вижу выражение лиц и непроизвольные движения и жесты. Люди думают, что они могут скрыть все, но это невозможно. Я так долго наблюдала за ними.

— Почему? Я хочу сказать, почему тебе понадобилось наблюдать за людьми?

— Потому что все лгали мне, еще когда я была ребенком. Они говорили мне, что я очень хорошенькая. Или тебе — а я все слышала. У любого из них на лице было написано: «На самом деле я так совсем не думаю». А они об этом даже не догадывались. Сначала я не могла поверить, что они не догадываются. Потом решила: если я сделаю вид, что верю им, всем будет спокойней.

Марлена помолчала, потом вдруг спросила:

— Почему ты не сказала отцу, куда мы полетим?

— Я не могла. Это была не моя личная тайна.

— Если бы ты сказала, может быть, он остался бы с нами.

— Нет, не остался бы, — Юджиния отрицательно покачала головой. — Тогда он уже твердо решил вернуться на Землю.

— Но, мама, если бы ты ему сказала, комиссар Питт не разрешил бы отцу вернуться на Землю. Тогда он знал бы слишком много.

— Питт тогда еще не был комиссаром… — невыразительно начала Юджиния, потом вдруг вспылила:

— На таких условиях он был мне не нужен! А тебе?

— Не знаю. Я не могу сказать, каким бы он был, если бы остался.

— Зато я могу!

Юджиния чувствовала, что снова вскипает. Она еще раз вспомнила их последний спор, как в озлоблении выкрикнула Крайлу, чтобы он уходил, что ему придется уйти, даже если он этого не хочет. Нет, это не было ошибкой. Ей не нужен пленник, насильственно оставленный на Роторе. Ее любовь не простиралась так далеко. Если уж на то пошло, то и ненависть к нему была не настолько велика.

Чтобы не выдать свои мысли, Юджиния резко изменила тему:

— Сегодня вечером ты расстроила Оринеля. Почему ты сказала ему, что Земля будет уничтожена? Ко мне он пришел очень обеспокоенный.

— Тебе надо было сказать ему, что я — еще ребенок. Мало ли что сочиняют дети! Тебе он бы сразу поверил.

Юджиния не ответила. Может быть, и в самом деле нужно молчать, если хочешь скрыть правду. Она спросила:

— Ты действительно думаешь, что Земля будет уничтожена?

— Да. Иногда ты рассказываешь что-нибудь о Земле и называешь ее «бедная». Ты почти всегда говоришь «бедная Земля». Юджиния почувствовала, что краснеет. Неужели она употребляла эти слова, говоря о Земле? Вслух она попыталась возразить:

— А почему бы и нет? Земля стара, перенаселена, на ней царят ненависть, нищета и голод. Мне жалко этот мир. Бедная Земля.

— Нет, мама. Сейчас ты сказала не так. Когда ты говоришь… — Марлена подвигала пальцами, как бы безуспешно пытаясь что-то схватить.

— Так что же, Марлена?

— Я очень хорошо представляю себе, но не знаю, как это объяснить.

— Попытайся. Я должна знать.

— Ты говоришь так, что я не могу не видеть — ты чувствуешь себя виноватой, как будто в чем-то серьезно ошиблась.

— Почему? Что же, по-твоему, я сделала?

— Не знаю. Но я слышала, как ты сказала так однажды в обсерватории. Ты смотрела на Немезиду, и мне показалось, что здесь каким-то образом замешана наша звезда. Тогда я спросила у компьютера, и компьютер рассказал мне, что значит слово Немезида. Это что-то такое, что безжалостно уничтожает, что несет возмездие.

— Но звезду назвали Немезидой совсем по другой причине! — почти выкрикнула Юджиния.

— Ее назвала так ты, — спокойно и бесстрастно заметила Марлена.

Конечно, как только Ротор покинул Солнечную систему, все узнали, что Немезиду открыла и назвала так Юджиния Инсигна, и ей по праву досталась вся слава.

— Да, я назвала ее, и уж я-то точно знаю, что для этого у меня были совсем другие основания.

— Тогда почему ты чувствуешь себя виноватой?

Снова воцарилось молчание. Действительно, лучше не говорить ничего, если хочешь скрыть правду.

— Марлена, мы говорим на разных языках. Давай прекратим этот бесцельный разговор. Впрочем, еще одно: запомни, что ты не должна никому рассказывать ни о твоем отце, ни этой чепухи об уничтожении Земли.

— Конечно, не буду, если ты так хочешь. Только уничтожение Земли — не чепуха.

— А я говорю — чепуха! Будем считать, что ты все выдумала.

Марлена согласно кивнула:

— Я немного посмотрю фильмы, а потом пойду спать, — с показным равнодушием сказала она.

Юджиния смотрела вслед уходящей дочери. Я чувствую свою вину, думала она. Это написано у меня на лице, и все это видят. Нет, не все. Только Марлена. Только у нее есть этот дар — видеть и понимать. Марлена должна иметь что-то, что могло бы компенсировать все ее недостатки. Обычных способностей здесь мало, это плохая компенсация. Вот Марлена и получила свой дар: от нее нельзя ничего утаить, она все узнает по выражению лица, по интонациям, по незаметным для обычного человека движениям.