Потом в сплошном облачном слое стали появляться разрывы — в них снова проглядывало море цвета красного, вина. Марлена смотрела, широко открыв глаза и затаив дыхание. Шепотом она спросила:

— Дядя Зивер, все это — вода?

— На тысячи километров в любом направлении, а в виде капелек — еще на десять километров вниз.

— Если мы упадем, то, наверно, утонем?

— Об этом не беспокойся. Наш самолет не упадет.

— Я знаю, — спокойно ответила Марлена. Надо бы показать девочке еще кое-что, подумал Генарр, но она прервала его мысли:

— Дядя Зивер, вы опять нервничаете.

Генарра даже развеселило, что он понемногу начинает привыкать к необычной проницательности Марлены, как к чему-то само собой разумеющемуся.

— Ты никогда не видела Мегаса, — сказал он, — вот я и подумал, не следует ли показать тебе и эту достопримечательность. Видишь ли, Эритро всегда обращен к Мегасу одной стороной, а станция построена на другой, так что эта планета никогда не появляется на нашем небе. Но если мы еще немного пролетим вперед, то доберемся до того полушария Эритро, откуда можно видеть Мегас. Скоро он должен показаться над горизонтом.

— Я бы хотела посмотреть.

— Хорошо, но приготовься. Мегас — большая планета, очень большая.

На небе он кажется вдвое больше Немезиды. Иногда возникает такое ощущение, что он вот-вот упадет на нас. Некоторые не могут вынести даже вида Мегаса. Впрочем, упасть он не может. На всякий случай запомни это.

Самолет поднялся еще выше и увеличил скорость. С такой высоты океан казался однообразной рябой равниной; изредка его закрывали облака.

— Если ты будешь смотреть вперед и немного вправо, — проговорил через какое-то время Генарр, — то скоро увидишь, как из-за горизонта появится Мегас. Мы повернем к нему.

Сначала прямо на линии горизонта возникла светлая полоска. Эта полоска медленно поднималась вверх и становилась все шире и шире, пока не превратилась в увеличивающийся на глазах сегмент темно-красного диска. Мегас был заметно темнее Немезиды и располагался чуть ниже ее. Пока еще Немезиду можно было видеть справа от самолета. По мере того как Мегас все больше вырастал над горизонтом, становилось ясно, что на самом деле это не полный круг, а лишь его часть — чуть больше половины круга.

Марлена, с интересом наблюдая за Мегасом, спросила:

— Это то, что называют фазами, я правильно поняла?

— Совершенно верно. Мы видим только освещенную Немезидой часть Мегаса. Так как Эритро обращается вокруг Мегаса, то в какое-то время нам кажется, что Немезида и Мегас сближаются, и тогда освещенной остается все меньшая и меньшая часть планеты. Наконец, когда Немезида проходит над Мегасом или под ним, мы видим только светящийся ободок вокруг планеты. А иногда Немезида скрывается за Мегасом; тогда наступает затмение, и на небе зажигаются все, даже самые слабые звезды, а не только самые яркие, которые можно видеть и при свете Немезиды. Во время затмения на небе выделяется черный круг, в котором нет ни одной звезды, — это Мегас. Когда спустя некоторое время Немезида появляется с другой стороны Мегаса, мы снова замечаем тонкий светящийся ободок — часть его диска.

— Изумительно, — сказала Марлена. — Это целое представление в небе. Смотрите: на Мегасе какие-то движущиеся полоски. Действительно, на освещенной части планеты медленно извивались коричнево-красные широкие полосы с оранжевыми прожилками.

— Это штормовые полосы, — объяснил Генарр. — На планете в разных направлениях дуют ураганные ветры. Если понаблюдать внимательнее, можно заметить, как полосы появляются, расширяются, движутся параллельно друг другу, потом совсем расползаются вширь и исчезают.

— Как в головизионном представлении, — восхищенно сказала Марлена.

— Почему люди не любят смотреть на это чудо?

— Астрономы смотрят. В этом полушарии они установили автоматические приборы, а за их показаниями можно следить из нашей обсерватории. Я тоже смотрел несколько раз. Ты знаешь, похожая планета есть и в Солнечной системе. Она называется Юпитером; Юпитер даже больше Мегаса.

Тем временем весь Мегас поднялся над горизонтом. Он напоминал воздушный шар, у которого почему-то чуть примята левая половина.

— Как красиво, — сказала Марлена. — Если бы станцию построили на этой стороне Эритро, то все могли бы любоваться Мегасом.

— Нет, Марлена, из этого не получилось бы ничего хорошего. Людям, как правило, Мегас не по душе. Я уже говорил тебе, некоторым кажется, что он падает, и это их пугает.

— Мало ли кому может прийти в голову такая глупая мысль, — раздраженно сказала Марлена.

— Да, поначалу таких совсем немного, но ведь глупость заразительна. Страхи обладают способностью распространяться. Иной человек сам по себе, может быть, и не испугался бы, но он заражается боязнью, потому что боится его сосед. Ты никогда не замечала такого?

— Замечала, — с горечью ответила Марлена. — Если один мальчишка думает, что какая-то дурочка красивая, то и все начинают думать так же. Они потом соревнуются… — смутившись, Марлена замолчала.

— Вот из-за этих страхов нам и пришлось построить станцию в противоположном полушарии. Есть и еще одна причина: здесь труднее работать астрономам, им мешает постоянно висящий в небе Мегас. Впрочем, Марлена, полагаю, нам пора возвращаться. Ты же знаешь свою маму. Она там с ума сойдет.

— Свяжитесь с ней и скажите, что у нас все в порядке.

— В этом нет необходимости. Наш самолет постоянно посылает сигналы, поэтому она знает, что у нас все хорошо, по крайней мере мы не разбились. Но ведь ее беспокоит другое, — и Генарр выразительно покрутил пальцем у виска.

У Марлены сразу упало настроение.

— Так обидно, — сказала она. — Я знаю, мне всякий скажет, что она любит меня, оттого все так и получается. Но ведь у нас каждый раз начинается один и тот же разговор. Почему она не может просто поверить мне, что со мной ничего не случится?

— Потому что она любит тебя, — ответил Генарр, дав самолету команду возвращаться домой. — Точно так же, как ты любишь Эритро. Марлена моментально повеселела.

— Очень люблю, — сказала она.

— Это было нетрудно заметить хотя бы по тому, как ты смотрела на планету.

А как посмотрит на это Юджиния? — подумал Генарр.

Реакция Юджинии была яростной:

— Как это так, она любит Эритро? Как можно любить мертвую планету? Не ты ли ее надоумил? Почему ты внушил ей такую мысль?

— Юджиния, постарайся рассуждать здраво. Ты отлично знаешь, что внушить Марлене что бы то ни было невозможно. Тебе это удавалось хотя бы раз?

— Тогда в чем же дело?

— В сущности я старался показать Марлене то, что должно было ей не понравиться или даже испугать ее. Уж если я и хотел внушить ей что-то, то только отвращение к Эритро. Я по собственному опыту знаю, что роториане, выросшие в тесном крохотном поселении, ненавидят бесконечные просторы Эритро. Им не нравятся ни красноватый свет, ни огромный океан, ни темные облака, ни Немезида, но больше всего им не по душе Мегас. Все это подавляет и пугает их, и все это я показал Марлене. Мы пролетели над океаном, а потом мы видели поднимающийся над горизонтом Мегас.

— И что же?

— Она ничего не испугалась. Она сказала, что к красноватому свету сразу привыкла и он уже не кажется ей ужасным. Океана она вообще не боится. Но самое необычное — даже Мегас показался ей интересным и привлекательным.

— Не могу в это поверить.

— И тем не менее тебе придется поверить, потому что все это правда.

Юджиния задумалась, потом с трудом сказала:

— Может быть, это признак того, что она уже заразилась этой… этой…

— Ты хочешь сказать — чумой. Сразу же после нашего возвращения я отправил Марлену на сканирование мозга. Полная расшифровка пока не готова, но предварительные данные говорят об отсутствии каких бы то ни было изменений, а ведь даже в случае очень легкой формы картина сканирования заметно меняется. У девочки нет ни малейшего намека на чуму. Между прочим, у меня появилась интересная мысль. Мы знаем, что Марлена проницательна, что она видит всякие мелочи, незаметные для обычного человека. Иными словами, ощущения перетекают к ней от других людей. Так вот, ты никогда не замечала обратного, чтобы она передавала свои ощущения другим?