— Не могу сказать.

— Посуди сама. Существо знало о тебе, когда ты была еще на Роторе. Оно могло узнать, что чужой разум вторгается в систему Немезиды даже тогда, когда мы были очень далеко. Ты не допускаешь такой возможности?

— Не думаю, дядя Зивер. Мне кажется, что оно не подозревало о нашем существовании до тех пор, пока мы не высадились на Эритро. Это привлекло его внимание, оно стало осматриваться и в конце концов обнаружило Ротор.

— Возможно, ты права. Потом оно качало экспериментировать с чужим разумом, который оно обнаружило на Эритро. Вероятно, это был вообще первый чужой интеллект, встретившийся ему. Марлена, как ты думаешь, сколько лет оно живет?

— Не знаю, но у меня сложилось такое впечатление, что оно живет очень долго, может быть, немногим меньше самой планеты.

— Может быть. В таком случае за всю свою очень долгую жизнь оно впервые непосредственно встретилось с чужим интеллектом, резко отличающимся от его собственного. Я правильно говорю?

— Правильно.

— Итак, существо поэкспериментировало с этим чужим интеллектом и, поскольку оно почти ничего не звало о нем, нечаянно нанесло ему вред. Это и была чума Эритро.

— Да, — вдруг оживилась Марлена. — Оно ничего не сказало прямо о чуме, но я подумала так же, как и вы. Причиной чумы были первые не очень удачные эксперименты существа.

— А когда существо поняло, что причиняет вред, оно прекратило попытки контактов с чужим разумом.

— Да. Поэтому сейчас и нет эпидемии чумы.

— В таком случае отсюда следует, что это существо настроено по отношению к нам благожелательно, что его понятия об этике в общем и целом совпадают с нашими и что оно не хочет причинять вред чужому разуму.

— Да! — радостно воскликнула Марлена. — Я уверена в этом!

— Но что это за существо? Может быть, дух? Нечто нематериальное? Что-то, не обнаруживаемое нашими органами чувств?

— Не знаю, дядя Зивер, — призналась Марлена и вздохнула.

— Хорошо, — сказал Генарр. — Разреши мне еще раз повторить, что оно говорило о себе. Если я ошибусь, останови меня. Оно сказало, что его конфигурация «очень большая», что она «очень проста в каждой точке и очень сложна в совокупности» и что она «устойчива». Я правильно говорю?

— Да, правильно.

— Вместе с тем мы обнаружили на Эритро только одну форму жизни — прокариотов, крохотные клетки, похожие на наши бактерии. Если отказаться принимать всерьез всяких духов и прочие нематериальные неопределенности, то у нас останутся только эти прокариоты. Не может ли быть, что эти крохотные клетки, которые нам кажутся отдельными организмами, в действительности представляют собой части одного организма размером с целую планету? Тогда конфигурация его разума будет очень большой, простой в любой точке и очень сложной в совокупности. И к тому же она должна быть устойчивой, потому что даже гибель сравнительно большого числа клеток практически не повлияет на весь организм-планету.

Марлена недоумевающе смотрела на Генарра.

— Вы хотите сказать, что я разговаривала с бактериями?

— Марлена, я не уверен. Это всего лишь моя гипотеза, но я не вижу другого объяснения всем фактам. Кроме того, если ты посмотришь на отдельную клетку, из которых построен твой мозг, то тоже не увидишь ничего особенного.

Твой мозг — это всего лишь компактное сочетание десятков миллиардов связанных друг с другом таких клеток. Если в другом организме клетки мозга не собраны в компактную массу, а разделены, разбросаны по поверхности планеты и связываются друг с другом, например, слабыми радиоволновыми импульсами, то так ли велико различие между вами?

— Не знаю, — в замешательстве призналась Марлена.

— Тогда давай попробуем ответить на другой очень важный вопрос.

Чего эта местная форма жизни, это разумное существо добивается от тебя?

Марлена удивленно посмотрела на Генарра.

— Ну как же, дядя Зивер, оно может разговаривать со мной, передавать свои мысли.

— Стало быть, ты предполагаешь, что существу нужен кто-то, с кем бы оно могло разговаривать? А ты не думаешь, что с того дня, когда здесь появились люди, око впервые задумалось о своем одиночестве?

— Не знаю.

— У тебя нет никаких предположений?

— Нет.

— Оно легко могло бы уничтожить нас, — рассуждал Генарр сам с собой. — Если оно устанет от тебя или ты ему надоешь, оно и сейчас без труда может погубить всех нас.

— Нет, дядя Зивер.

— Но ведь парализовало же оно меня, когда я попытался помешать твоему контакту с ним. Оно доставило много неприятностей и доктору д'Обиссон, и твоей матери, и охраннику.

— Вы правы, но оно только немного парализовало вас, чтобы вы не смогли помешать мне. Оно же не стало причинять вам больший вред.

— Так было во всех случаях, когда кто-то пытался помешать тебе выйти на планету, поболтать и подружиться с ним. Почему-то эта причина не представляется мне достаточно веской.

— Может быть, мы вообще не способны понять настоящие причины, — сказала Марлена. — А вдруг оно настолько отличается от нас, что не может объяснить свои мотивы, а если бы и попробовало объяснить, то мы все равно ничего бы не поняли.

— Но, очевидно, разум этого существа не слишком отличается от нашего, раз оно может разговаривать с тобой. Оно же способно принимать мысли от тебя и передавать свои мысли тебе, ведь так? Между вами уже установился контакт.

— Да.

— Больше того, оно настолько хорошо понимает тебя, что пытается понравиться, перенимая голос и облик Оринеля. Марлена низко опустила голову и принялась внимательно разглядывать пол перед собой.

— Раз оно понимает нас, — мягко продолжал Генарр, — значит, и мы можем понять его. Если это так, то ты должна выяснить, почему оно так хочет общаться именно с тобой. Это может оказаться очень важным, потому что никто не знает, какие планы строит разум этого существа. Только ты можешь узнать это. Другого способа у нас нет.

— Я не знаю, как это сделать, — робко сказала Марлена.

— Пока продолжай поступать так же, как ты поступала до сегодняшнего дня. Судя по всему, существо Эритро настроено по отношению к тебе дружелюбно; уже одно это может сказать нам многое. Марлена подняла голову, внимательно посмотрела на Генарра.

— Дядя Зивер, вы чего-то боитесь.

— Конечно, боюсь. Мы имеем дало с разумом, намного более могущественным, чем наш. Если это существо решит, что мы ему только мешаем, оно может запросто убрать всех нас.

— Я не о том, дядя Зивер. Вы боитесь за меня.

Генарр помолчал, потом ответил:

— Марлена, а ты по-прежнему уверена, что на Эритро тебе ничто не угрожает? Что ты спокойно можешь разговаривать с этим существом?

Марлена встала и не без высокомерия ответила:

— Конечно, уверена. Я ничем не рискую. Оно не причинит мне вреда.

Она отвечала очень уверенно, но у Генарра упало сердце. Едва ли стоит принимать во внимание ее уверенность, подумал он. Ведь разум девочки уже находится под влиянием разума Эритро. Так можно ли верить Марлене?

В юное концов, почему этот разум, построенные из миллионов миллиардов прокариотов, не может преследовать какие-то свои цели, как, например, это всегда делал Питт? И разве в погоне за достижением своей цели он не может быть, как и Питт, двуличным? Короче говоря, не обманывает ли разум Эритро Марлену, осуществляя какие-то свои неизвестные нам планы?

Если это так, то вправе ли Генарр и впредь посылать девочку на свидания с этим непонятным разумным существом Эритро? Впрочем, какая разница, прав он или нет? Разве у него есть выбор?