— Судя по твоим пируэтам — прекрасное! Это хорошо, а то я немного волновался по поводу вчерашнего. — Сексуально провёл пальцами по шелковистым и влажным после душа волосам, пропуская бархатные пряди между пальцами.

Вот и всё.

Я как полоумная залипла, глядя на Орлова, принимая мужчину за сошедшего с Олимпа Геркулеса. Божееее! Какой же он невероятный! Сильные, упругие мышцы, по которым стекают капли воды, визуально слепят глаза… до такой степени, что в районе трусиков становиться мокро и щекотно. Полотенце едва держится на упругих бёдрах. Одно неловкое движение… и кое-кому придётся вызывать скорую. В данном случае мнееее!

Мерзавец!

Нарочно выделывается! Нарочно соблазняет! Знает ведь, что перед гадом невозможно устоять! И чего он добивается? Что мы прямо сейчас закончим начатое? А как же супружеская верность?

Ох, нет, нет, нет!

Валить надо, Лина, немедленно причём!

У кого-то из его верных подчинённых-жополизов всё-таки должна быть гордость. Пусть этим исключением буду Я. Ибо я не намерена прогибаться перед этим напыщенным монстром за какой-то там эклер!

Мысленно даю себе отрезвляющую оплеуху, отклеиваю глаза от шикарного пресса, и спешно начинаю собирать своё барахлишко.

Но как на зло всё будто по закону подлости валится из рук.

Монстр внутри Дмитрия, вероятно, ликует и наслаждается моей неуверенностью.

Вещи были собраны за пять секунд. Кивнув, мол, на прощание, как прокажённая я бросилась к выходу, но… Дмитрий уверенно преградил мне путь, двинувшись на меня стеной из мраморных мышц. Так, что я с маху впечаталась лбом в его каменную грудину, хмыкнув от боли. Твёрдую такую, влажную, ароматную… Ещё раз мысленно вмазала себе по лицу, чтобы не растворяться в этом грёбанного соблазне! Потому что там, в бесстыжей башке, воображение уже во всю рисовало картинки, где я языком слизываю эти сладкие капельки влаги с его совершенного тела, опускаясь всё ниже и ниже… срываю полотенце… воплощаю в реальность самые пошлые фантазии, когда начинаю ласкать своего Хозяина там… ниже пояса. Языком, губами, ртом.

А затем он ласкает меня. Огромным, мощным членом.

В своих идиотских мыслях я до одури мечтаю, чтобы он взял меня… сначала на столе, затем на полу, на комоде, в ванной и на кровати. Чтобы руки мне связал, рычал, кусал как голодный зверь как тогда… когда с Лизой трахался.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Ненормальная!

Я просто сошла с ума. Отравилась, заболела, да, черт подери, тронулась! На фоне одержимой любви. К сущему бесу, скрывающемуся за маской успешного бизнесмена. Почему Дмитрий такой идеальный? И почему для него не существует слова «нет»?

Всё верно.

Он просто всемогущий черт.

— Послушай, — собирается поймать за плечи, но я отскакиваю от него в противоположную сторону, как от чумы, — Я спать сегодня не мог. О тебе постоянно думал… — голос мягкий, искренний, — О том, что чуть было живьём в снегу не замуровал. Прости. Не разобрался толком, вспылил. Впрочем, как обычно. Характер дерьмо.

Кхе-кхе!

У меня наверно глаза из орбит выпали от удивления!

Этот жестокий, хладнокровный тиран сейчас что, оправдывается?

Словно провинившейся ребёнок!

Помереть и не встать больше!

А ещё… ещё он сказал, что думал обо мне. Спать не мог.

Господи! Как же это умилительно! И как непривычно!

Услышать такое от человека, у которого в груди бьётся не сердце, а камень — величайший в истории нонсенс! Видать, завтра грянет лето, вместо снега.

Я вот бухчу, бухчу… а у самой-то душа до самого космоса от радости скачет. И в области сердце приятно замирает, а в животе будто бабочки порхают.

— Но, чтобы загладить вину, — продолжает, — я хочу отвезти тебя в медицинский центр для обследования. И ещё… в общем я тут нанял репетитора по обучению языку жестов. Так что теперь в твоём окружении будет тот, который научиться понимать тебя без слов. Но знаешь что… Ты должна будешь извинится перед Элизабет.

Всё было идеально. Я даже думала, что ко мне ночью приходила фея, точнее к Дмитрию, и она напоила его любовным зельем.

Пока мужчина снова не напомнил об этой бесноватой стерве.

— Я ведь случайно поднос опрокинула… — черкнула лже-оправдания в рабочем блокноте, барину протянула.

— Тем более. Если случайно, то и стыдиться нечего.

— Баран… — махнула руками, развернулась и побежала к выходу.

— А-ну стоять! Это что ты только что сказала? Осёл, или козёл? Так ведь? Я пока ещё не силён в языке жестов, но намёк понял! Выпороть бы тебя за такие словечки, Лина! — мужчина ехидно хмыкнул, а я остолбенела, схватившись за дверную ручку.

Чёрт!

Вот проклятье!

Похоже он и вправду начал обучение языку жестов!

— Ой, — обернулась, наигранно постучала ладошкой себе по губам, якобы наказывая свой вредный рот за дерзость, а он… он вдруг улыбнулся. Мило так, нежно. И у меня от этой потрясающей улыбки соловьи в душе запели.

Какая редкость!

Его улыбка — словно редкий алмаз в куче навоза.

— Иди уже, Алина. Я сегодня добрый.

***

Уставшая после долгой работы я, еле-еле волоча ноги, направилась в подсобку. Как вдруг, со стороны своей «комнаты» услышала громкие истерические крики и какой-то шум. Будто некто ненормальный диванами направо и налево разбрасывался. А когда заглянула в подсобку — перед глазами потемнело от шока, а лёгкие превратились в непробиваемый гранит! Потому что там… творился настоящий хаос.

Евгения вместе с Елизаветой переверчивали всё вверх дном. Крушили, ломали, швыряли мои вещи! МОИ вещи! Точнее всё, что у меня осталось в память от родителей, в память о сестре. Рисунки, несколько фотографий… Эти бешеные коровы просто по ним топтались!

Ненавижууууу!!!

Затем лупоглазая мымра схватила моего медвежонка и принялась грубо отрывать ему оставшиеся лапы. От ярости я бросила на них с кулаками, пытаясь отобрать вещь погибшей сестры, но Евгения с маху ударила меня по щеке.

— Вот она! Воровка! Явилась наконец! — завопила блондинистая выдра.

— Мерзкая преступница! На зону поедешь, там тебе быстро пальцы повыдёргивают за воровство! — я даже не успела переступить порог комнаты, Евгения сбила меня с ног, агрессивно схватила за косу и швырнула на пол. В её руках появилась острый прут, усыпанный колючками, которым управляющая угрожающе принялась рассекать воздух, нагоняя страх.

Что происходит?

За что они так со мной?

Я не понимала. Но догадывалась.

Лахудры решили просто от меня избавится, подставив в воровстве. Классика жанра!

Вот ведь курвы…

Всё предусмотрели!

— Преподай паршивке урок, Евгения!

— С удовольствием, Госпожа!

Я зажмурилась. И не шевелилась. Сидела на холодном полу, чувствуя, как колени от сумасшедшей дрожжи крошатся в пыль.

Только не реветь! Только не реветь!

Мои слёзы для этих ведьм — верх триумфа.

— Воровка!!! — жёсткий удар по спине. Вздрагиваю, прикусываю губы до металлического привкуса во рту, но терплю до напряжения в челюстях. — Знаешь что делали за такое раньше? Отрезали руки! — ещё один шлепок, и ещё один. — Хочешь в тюрьму? Там тебе такое устроят, век помнить будешь, оторва поганая! Руки сюда давай!

Евгения толкнула меня на кровать и рывком разорвала рукава моего платья. Меня буквально изнутри скрутило ржавыми цепями, когда я поняла, что она собирается сделать. Тогда я начала вырываться, но на подмогу тиранше подскочила Елизавета. Одна крепко держала, другая до одури лупила палками по рукам. Но в моих глазах ведьмы не увидели ни одной слезинки. Отчего злились до пены изо рта, с каждым разом хлестая всё сильней и сильней.

— Еще долго не будешь рисовать! Безродное чучело! Тебе место на помойке, дрянь! А твои рисунки — сплошное убожество!

Белые простыни на моей постели окрасились в красный. По рваным ранам на руках тонкими ручьями стекала алая жидкость, оставляя уродливые кляксы на некогда чистом покрывале.