Я не понял, что произошло. Меня швырнуло в какую-ту чёрную, наполненную сплошной болью яму, кишащую ядовитыми, клыкастыми змеями. В ушах шум, сердце грохочет на пределе, вот-вот и просто разорвётся насмерть от кошмарного шока! Еле-еле нашёл в себе силы, чтобы подняться с асфальта, чтобы дрожащими руками притянуть к себе маленькое, бесчувственное тело, лежащее рядом, на мокром тротуаре.

Нет…

Это невозможно…

Это не могло произойти…

Проснись, идиот!!! Просниииисььь!!!

Открой глаза! Умоляю!

Алина…

Как же так… Почему?? Откуда ты мать твою… откуда ты тут взялась…

Я ударил себя по лицу. Несколько раз. Так, что из носа хлынула кровь. Чтобы собраться, чтобы как можно скорей вызвать скорую!

После отрезвляющего удара по телу пронёсся покалывающий жар. Адреналин оживил сердце, а в мозговом центре вспыхнули резервные источники энергии.

Лина лежала на животе. Молча. Без единого движения. Босая, в белом шёлковом халате. Вероятно, услышала шум на улице и поспешила на помощь. А из-под её тела… медленно, тонким ручейком, струилась вязкая жидкость, тёмно-красного цвета.

Дурочка… ЗАЧЕЕЕМ? Что же ты наделала?!!

Эта пуля…. Предназначалась мне.

Я погрузился в состояние мощного аффекта и думал, что просто умру. Прямо сейчас. От разрыва сердце, от шокового инсульта, от сраной беспомощности! Если она больше никогда не откроет глаза.

Дрожащими руками притянул девочку к себе, перевернул на спину и молча закричал, сгорая живьём от собственного внутреннего крика, от паники и от боли. В разбитой душе.

Глаза закрыты. И грудь, кажется, будто каменная.

Одной рукой придавил уродливую рану в области живота, а другой… другой потянулся к шее, чтобы проверить биение пульса.

Черт возьми… как же это страшно. Это мучительно, это сущий Ад!!!

Я никогда и ничего настолько сильно не боялся! А сейчас… сейчас боялся лишь одного — не почувствовать биение сердца любимой девушки под своей ладонью.

Секунда… Слёзы слепят глаза…

Кажется, я не выдержу этих пыток и просто умру.

Дрожащими пальцами касаюсь холодной кожи.

Замираю. В груди всё леденеет. А сердце пропускает несколько ударов.

Но… к счастью я всё-таки чувствую слабые, прерывистые толчки в районе сонной артерии.

Тогда, немедля, вызываю экстренную помощь.

Но руки не слушаются. Не могу вспомнить нужный номер. В глазах всё плывёт, растворяется. Как же мне плохо. Но к счастью, на шум сбежались охранники. Те, которых я ещё не успел разжаловать, или те, которые остались со мной до последнего, несмотря на клевету в мире интернета.

Меня охватило такое странное ощущение, будто с того момента, как Лиза нажала на курок и до того момента как подоспели охранники, прошло не менее часа. Мерзкая сука… она всё ещё стояла, как столб, лишь часто-часто дышала, а её ноги, обутые в двадцатисантиметровые лаковые лабутены, ходили ходуном, будто по ним пустили ток в пару сотен вольт.

— ТВАААРЬ! — не выдержал. Закричал настолько сильно, что в горле словно что-то лопнуло, — Что ты наделала?? Убийца…

Лиза истерически вскрикнула, с испугом швырнула пистолет на обочину дороги и, рыдая, побежала к автомобилю.

Я бы оторвал ей голову, живьём снял бы скальп, привязал за волосы к машине и гонял бы на полной скорости по всем окрестностям, пока от ублюдины не осталось бы ничего. Даже костей.

Но я позволил ей уйти. Потому что в этот момент пытался остановить кровотечение. Руки были заняты. Тем, что плотно зажимали глубокую разу на животе моей бедной, моей любимой и моей единственной девочки.

Тварь решила скрыться места преступления.

Бесполезно.

Всё равно найду.

И тогда, ярость моя, будет ещё безжалостней.

Гул мотора, скрип колодок, и Вербицкая на бешеной скорости умчалась по пустынной дороге. Но идиотка не учла тот факт, что днём снег растаял, а к вечеру снова ударил мороз. Её занесло на первом же повороте. Как я и думал. Я просто услышал громкий хлопок, а затем могильную тишину.

***

Скорая помощь приехала практически через три минуты после звонка.

Лину погрузили в машину и в срочном порядке доставили в ближайшую больницу. Я не отходил от девушки ни на шаг. Всё время держал за руку и молился. Особенно в тот момент, когда врачи реанимировали её обмякшее, полностью покрытое красной жидкостью, маленькое тело.

— Пожалуйста!!! Спасите её! Спасите мою девочку! — кидался то на одного фельдшера, то на другого, дёргая их за шиворот.

— Успокойтесь! Мы делаем все возможное! — шипели в ответ, — Не мешайте! Иначе высадим на первом же перекрёстке, следом побежите.

Я бы побежал. Бежал бы до тех пор, пока бы не упал. Мертвым мешком.

Что если вдруг она больше никогда не откроет глаза? Никогда не посмотрит на меня и не улыбнётся?

Так и знал! Так и знал, что я для неё — самая страшная в мире опасность. Зло, боль, ужас в одном флаконе. Поэтому, порой, был чертовски груб с девчонкой, чтобы не привязывалась. Хотел оттолкнуть. Но сам ведь не смог справиться с мощью новых чувств. Это как наркотик. А я наркоман. Понимаю, что нельзя, что это неправильно… но не могу устоять.

Фельдшеры сдержали слово, когда я, заметив на мониторе резкий скачок показателей сердцебиения, снова, не контролируя свои действия, вцепился в одного из медиков. Тогда они просто вкололи мне успокоительное и усадили на соседние кресло, пристегнув ремнём.

Она была ещё жива.

Мы бессильны против судьбы.

Остаётся только ждать и молиться.

Ибо всё… в руках Божьих.

***

Я бы отвёз Алину в самую лучшую клинику страны, нашёл бы и оплатил самых лучших врачей. Но делать было нечего. Её жизнь висела на тонкой волосинке. Не хватило бы времени на то, чтобы вызвать вертолет. Да и сотрудники к этому времени предательски сбежали из моего подчинения. Один бы я с такой огромной махиной не справился, хоть и частично умел пилотировать.

Пришлось доверить своё самое бесценное сокровище государственной хирургии. Лину выгрузили на каталку и быстро повезли в операционную.

Задыхаясь от чудовищной боли в груди, я бежал за ними следом до самого отделения, пока мои ноги не подкосились, в глазах не потемнело, и я не осел прямо там, на бетонном полу, перед тяжёлыми дверями с надписью: «Операционная».

А очнулся от того, что незнакомая, миловидная девушка в белом халате с беспокойством тыкала мне в нос бутылёк с противным, резким запахом.

— Лежите, — сердито, придержала меня за плечи руками, когда я резко дёрнулся, чтобы бежать сломя голову невесть куда, с трудом понимая, что вообще произошло.

— Г-где Лина, — захрипел, схватившись за сердце.

— Дождитесь доктора. Я пока ничего не знаю.

Мне казалось, что этот проклятый день будет длиться целую вечность.

Я провалялся несколько часов без сознания. Меня положили в одноместную палату с видом на город. Странно, а я думал, что просто оставят валяться на грязном полу в коридоре. Сотрудники больницы ведь, скорей всего, узнали меня. Дмитрия Орлова. Теперь уже известного под прозвищем «заядлого скандалиста, вора и бандита». Но, на удивление, персонал относился ко мне с дружелюбием. Для врачей, не важно, кто ты, — злой, добрый, или уличный бродяжка. В первую очередь ты для них пациент.

Когда мне немного полегчало, я снова помчался в «Операционную».

Упал на пол, прислонился спиной к двери, уткнулся лбом в колени и молча ждал, отчаянно продолжая бормотать в уме молитвы. Наверно, сейчас я был похож не на человека, не на потомка графского рода, а на плешивого, уличного мусорщика. Но мне было насрать. Периодически я смотрел на свои окровавленные руки, на белый свитер, заляпанный уже потемневшей кровь, и думал… думал насколько же ей было больно вот так вот не за что получить пулю в спину. Точнее, в живот. Из-за такого напыщенного в ублюдка, вроде меня.

Глаза защипало от слёз, по щекам покатились крупные бусины. Никогда не думал, что когда-либо в жизни докачусь до такого паршивого состояния, до состояния ущербной тряпки. Никогда не ревел. А сейчас слёзы не просто капали, они неслись по лицу бешеным напором, и я ничего не мог с этим поделать.