Я услышал какой-то звук во дворе. Джонатан был там с Хоуп. Она показывала ему вращение, которому научилась, а он пытался повторить. Они зашли, чтобы забрать ее школьный рюкзак, который она оставила накануне вечером. По идее, эта картинка должна была заставить меня улыбнуться, но все, что произошло — это оторвало еще один кусочек от моего сердца.

— Привет, ты что, не слышала, как я стучала?

Я незаметно вытерла слезы и повернулась лицом к своей сестре Амелии. Нацепив фальшивую улыбку, я обняла ее.

— Привет! Как дела? Чему я обязана такой честью?

Ее взгляд скользнул мимо меня на Джонатана и его сестру, затем снова ко мне.

— Собиралась узнать, не хочешь ли ты пообедать со мной «У Корда».

— М-м-м…

— Я уже узнала у Мэгги, будут ли у тебя еще занятия, и она сказала, что остался только один урок, и его ведет Кэрри.

Проклятая Мэгги. Нужно поговорить с ней.

— Мне нужно поработать с документами.

На лице Амелии появилось разочарование.

— Но, обед звучит заманчиво.

Потянувшись за сумочкой, я выглянула в окно. Джонатан и Хоуп ушли. Я расстроилась, когда поняла, что Джонатан даже не зашел поздороваться. Но я не имела права разочаровываться, когда все, что я делала последние семь недель — это избегала его. Я последовала за своей сестрой, вышла из танцевальной студии и пересекла площадь на противоположную сторону.

— Итак, то ирландское заведение все еще планирует открыться? — спросила Амелия, пока мы шли.

— Ага. Завтра состоится заседание городского совета. Я умираю от желания посмотреть на лицо Корда, когда он поймет, что девушка, с которой он столкнулся той ночью в баре, новая владелица. Похоже, это будет скорее ресторан, но Трипп продолжает кормить Корда историями об «ирландском пабе» и о том, как он рад, что на площади появится еще один бар. Он сказал, что Корд каждый раз посылает его на хер.

Мы оба рассмеялись.

Амелия открыла дверь в бар Корда.

— Итак, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. Я снова чувствую себя прежней, — солгала я.

Сестра уставилась на меня, и я знала, что она могла прочесть это насквозь.

Когда мы вошли в бар, я заметила, что там пусто, если не считать нашей семьи, сидящей за столиком. В полном составе. Остановившись, я посмотрела на Амелию.

— Что происходит?

Мама встала и подошла ко мне, протягивая руки к моим.

— Вайелин, дорогая, мы хотели собраться вместе, как семья.

Я сделала шаг назад, позволяя своему взгляду скользнуть по каждому. Единственного человека, которого не было за столом, был Джонатан.

— Почему? Что происходит? — спросила я, чертовски хорошо понимая, что это касается меня.

— Вайелин, ты никогда не была хорошей лгуньей.

Я издала грубый смешок.

— Правда?

— Тебе больно, и тебе плохо. Тебе нужно поговорить об этом, и если ты не хочешь говорить с Джонатаном, ты поговоришь со своей семьей.

Тяжело сглотнув, я повернулась к Амелии.

— Ты обманула меня.

— Ты растягиваешь боль, Вайелин, и мы хотим тебе помочь. Ты ходила к консультанту всего несколько раз, и тебе нужно выговориться. Боль съедает тебя изнутри.

— Но обманом заставить меня заговорить?

— Вайелин… — начал Трипп.

Подняв руку, чтобы остановить его, я покачала головой.

— Нет. Не вам решать, когда я буду говорить об этом. Я теперь не могу иметь детей, и вы все знаете, что это была моя мечта. О чем еще тут можно говорить?

— А как насчет Джонатана? — спросил Корд.

Я рассмеялась и отвернулась.

— Он придет в себя и поймет, что ему лучше быть с той, кто может дать ему семью.

— Он хочет тебя, Вайелин! — Амелия практически кричала.

Слезы потекли из моих глаз.

— Я не могу, Амелия. Я не тот человек, в которого он влюбился. Я не могу дать ему то, чего он хочет… то, чего мы оба так сильно хотели. — Я отвернулась и рыдание вырвалось из меня.

— Чушь собачья! — сказал Тревор, вставая и подходя ко мне. — Все, что ему нужно — это ты. Вы можете иметь детей. Может быть, не так, как вы хотели, но вы все равно можете.

Я прикрыла рот рукой, чтобы заглушить рыдания.

— Ты не понимаешь, Тревор.

— Тогда скажи мне, черт возьми. Объясни мне.

Я отвернулась и закрыла лицо руками. Моя мама заключила меня в объятия и прошептала:

— Выпусти, милая. Ты должна выпустить гнев и боль наружу.

Отстранившись, я вытерла слезы и посмотрела на всех.

— Ты хочешь, чтобы я тебе объяснила? У меня не может быть гребаных детей, Тревор! — Указывая на стол, я продолжила, дрожащим голосом выдавливая слова. — Вы все можете сидеть здесь и говорить мне, что все в порядке, но все не в порядке! — закричала я. — О боже, ничего в этом нет хорошего! Я не могу иметь детей! Вообще! Я никогда не смогу увидеть, как растет живот, или почувствовать, как ребенок шевелится внутри меня. Никогда мой муж не положит руку мне на живот и не поговорит с нашим ребенком.

Слезы текли рекой, и мне было все равно. На самом деле я была удивлена, что у меня вообще что-то осталось. Я видела боль на лицах моей семьи и от этого меня выворачивало наизнанку. Жалость. Мои братья вытирали слезы, а папа обнял маму. Им тоже было больно… но далеко не так сильно, как мне.

— Я никогда не испытаю, на что похожи роды, или волнение, когда узнаю, что беременна. Это… у меня все это отняли. Так что не сиди здесь и не говори, что мне, блядь, нужно двигаться дальше! Я не хочу двигаться дальше! Я не хочу сидеть здесь и смотреть, как у всех вас есть то, чего у меня быть не может. — Я так сильно плакала, что едва могла говорить между рыданиями. — Я не… хочу смотреть на… Джонатана… на животы других женщин и испытывать желание… желание, чтобы это была я.

Я начала чувствовать, что у меня подкашиваются ноги, и Тревор был тут как тут, подхватывая меня. Медленно опустившись на пол, я уткнулась лицом ему в грудь. Его руки крепко обхватили меня.

— Это было все, чего я когда-либо… хотела. И я хотела этого с ним.

Медленно покачивая нас на полу, Тревор прошептал мне в голову:

— Я знаю, милая. Но ты больше не можешь отталкивать его.

Мне казалось, что я плакала целую вечность, уткнувшись в грудь своего брата. Я так сильно вцепилась в его футболку, что удивилась, как она не порвалась.

Мама провела рукой по моей спине. Снова и снова она повторяла:

— Выпусти это, детка. Выпусти все это наружу.

Отстранившись, я посмотрела на Тревора.

— Ты отвезешь меня домой? Я просто хочу побыть одна.

— Ты уверена? — спросил он. — Я не думаю, что тебе следует оставаться одной.

Мой подбородок задрожал.

— Я просто хочу спать.

Он встал и поднял меня на руки. Я не хотела ни на кого оглядываться. Не хотела видеть жалость в их глазах.

— Давай, отвезем тебя домой, — сказал Тревор, проходя мимо Амелии и моей мамы.

— Трев, позвони, как только привезешь ее домой.

Я ничего не помнила. Ни как Тревор, посадил меня в свой грузовик, ни поездку на ранчо, ни даже как Тревор, отнес меня в спальню и уложил на кровать.

***

— Вайелин, вот вода и немного адвила.

Я стояла к нему спиной и смотрела в большое окно своей спальни.

— Спасибо, Трев.

Он положил руку мне на плечо, разворачивая меня к себе лицом.

— Возьми это для меня. Я знаю, что падение на пол должно причинить тебе боль в животе.

Я медленно села и приняла воду и таблетки. Отправив их в рот, я сделал большой глоток.

— Где все? — спросил я.

— После того, как мы уехали, мама и папа вернулись на ранчо, а все остальные немного задержались в баре.

Кивнув, я сделала глубокий вдох.

— Я не хотела так срываться.

— Я рад, что ты это сделала, и я рад, что ты сказал то, что сказала.

— Корин, наверное, сейчас боится даже взглянуть на меня.

Он покачал головой.

— Вряд ли. Она придет позже и принесет тебе немного еды.

Я потерла виски и выдохнула.