— А как вы относитесь к женщинам?

— Никак. У нас нет женщин.

Вот это да!

— А на Западе люди рассказывают, что видели ваших женщин.

— Они видели спутниц стрелингов. Мы очень разные. Стрелинги очень любят спать со своими и с человеческими женщинами, а мы этого не понимаем.

Где уж там! — подумалось мне, у вас и женилка-то поди отсутствует, не выросла без бабья! Про детей я спрашивать просто не решился: кто их знает, может у них деление на маленьких антеков развито, или на почкование они горазды, кто их знает, наверняка какая-нибудь запретная тема в их среде. А обижать этих полезных существ мне сейчас не с руки. Поэтому я решил сменить тему, уйти от скользкого разговора.

— А где у вас следующее подземное жилище?

— В Индии. Вы не туда идете?

Конечно туда! Ноги пополощем в Индийском океане, с тамошними особо толковыми дельфинами посоветуемся, и махом назад!

— Нет. Мы до Русского моря, а там по Сельджукской империи пройдемся и назад. Ты не можешь мне показать Омара Хайяма?

— А какой он?

— Не знаю, я его ни разу не видел.

— Так искать может только Его Императорское Величество. Он у нас самый умный, самый умелый в магическом плане и самый старый. За умения его и сделали императором. Сейчас я связаться с ним не могу, у него время сна.

— А по стихам Хайяма не поищешь?

— Ни разу не пробовал. Нет опыта.

— Сейчас будет.

И прекрасные стихи зазвучали в подземелье.

Я был в обиде на Творца,

Что не имел сапог

Пока не встретил молодца,

Который был без ног.

Помолчали.

— А дальше? — спросил антек.

— Это рубаи, такой вид стихосложения, коротенькие четверостишья.

— Этого мало. Есть еще?

— Найдем!

Мне подумалось: ты хотел поговорить о любви? Я тебя уважу!

Любовь вначале ласкова всегда,

В воспоминаньях ласкова всегда,

А любишь — боль,

И с жадностью друг друга

Терзаем мы

И мучаем. Всегда.

— Достаточно. Ты был прав — вашу любовь действительно постичь невозможно.

И он начал поиск. Антеки брали у человечества самое лучшее. Сейчас они черпали знания, видимо, из Интернета, куда недавно нашли дорогу, обеспечив доступ и мне. В воздухе появилась стандартная клавиатура. Потом она стала изменяться в соответствии с их понятиями о дизайне и удобстве: исчезли английские буквы на клавишах, клава округлилась и приобрела очень оригинальную раскраску — зеленые круглые надписи на оранжевом поле. Ну лишь бы им нравилось…

Перед нами начали с невероятной быстротой перещелкиваться небольшие картинки. Вот это скорость восприятия, уважительно подумалось мне, такой человечеству в ближайшие девятьсот лет точно не достичь, уж в этом-то я уверен.

Мне тут вникнуть в поиск нереально — скоростью реакции слишком сильно уступаю Эсу, поэтому я не стал пыжиться и как умный надувать щеки, а тоже нырнул разбираться по Всемирной Паутине во французских делах. Информация меня удовлетворила и минут через пять я вынырнул.

Эсгх уже показывал какой-то многолюдный и шумный базар.

— Похоже вот он.

Немолодой мужчина в небогатом халате пытался купить осла. У него было умное лицо с тонкими чертами, слишком длинноватый нос. Он был невозмутим и спокоен, а торгаш бесился вовсю. Их арабскую речь я начал понимать как обычно быстро. Продавец хотел хапнуть за животину шесть дирхемов, покупатель давал четыре. Исход процесса купли продажи был очевиден — люфт был невелик, торговались, видимо уже давно. Наконец пять монет перекочевали из рук в руки, и ослика повели с рынка.

— Бедновато одет, — усомнился я в выборе антека. — Все-таки очень большой обсерваторией руководил.

— Я в этих ваших делах не понимаю. Но других вариантов нет — только он один мог написать эти рубаи. Его тут, правда, и называют почему-то Ибрахим, но сути дела это не меняет.

Меня это почему-то успокоило — Омар мог просто прятаться. В их государстве в то время ученых и слишком правдолюбивых поэтов изводили почем зря. Кстати, вспомнилось мне, этот вариант входит в его не совсем полное имя — Омар ибн Ибрахим, то есть Омар сын Ибрахима, и он вполне мог назваться именем отца.

— А где он сейчас?

— В Асире.

— Далеко это отсюда?

— Полторы тысячи верст.

— Выключи картинку, сэкономим энергию. Надо думать, поэт сейчас поведет ослика к себе домой — поставить к месту. Можешь за Омаром проследить?

— Конечно.

— Когда он останется один, откроешь к нему окно?

— Попытаюсь.

— Это важно.

— Усиленно попытаюсь.

Просидели минут двадцать. То ли там далековато, то ли гений не торопится. Наконец проем открылся. Омар стоял в какой-то маленькой комнатке с глиняным кувшином в руке, собираясь куда-то пойти.

— Салам алейкум! (Мир вам) — поздоровался я.

Хайям неторопливо поставил кувшин и только после этого ответил:

— Уа-алейкум асалям! (И вам мир).

Потом добавил:

— На демона ты, вроде, не похож. Кто же ты?

— Ты Омар Хайям?

Он вздрогнул, но твердо ответил:

— Не знаю такого имени!

Точно прячется! — промелькнуло у меня в голове. Но говорить с ним можно — никакого страха при виде антековского окна, не выказал, кувшин не уронил, заклинаний, чтобы меня прогнать, читать не начал.

— Зато я знаю. И узнаю твои рубаи только когда появлюсь на свет через 900 лет. Что тебе такого сказать, чтобы ты поверил, что я не из шахских прихвостней?

Ответ был неожиданным.

— Год смерти.

— Я не знаю твой знаменитый календарь, но по-нашему это будет в 1131 году.

— А сейчас какой год по-вашему?

— 1095.

Великий математик очень быстро пересчитал.

— Верно! Это предсказание знаю только я. Говори, зачем пришел из будущего.

— Меня перебросило для помощи. К Земле летит страшный метеорит.

— Знаю, но ничем помочь не могу — слабоват. Сильных, кого я знал, уже перебили.

— У нас на Руси похожая история. Помочь должны дельфины — у них у многих магические способности.

— Будут ли они ввязываться в наши сухопутные дела? И я не знаю, можно ли с ними столковаться.

— Летит камень из антивещества. При столкновении Землю разнесет на части. В живых не останутся ни люди, ни дельфины.

— Я не знаю…

— Сейчас нет времени, — не дал я ему договорить, — ты далеко от Константинополя?

— Неделя пути.

— Подтянись поближе. И за это время посчитай, куда отклонить метеорит, чтобы он в Солнечной системе не задел каких-нибудь планет.

Картинка заколебалась и исчезла. Эсгх дышал шумно, аж хрипел. Состояние улучшилось только минут через пять. Потом он откашлялся и сказал:

— Я сделал все, что мог. Теперь десять дней ничего показать не смогу.

— Спасибо, всего достаточно, — поблагодарил я хозяина.

Эх, жаль свою Забавушку сегодня не повидал, думал я, выбираясь из подземелья. Не задалось.

— Ты чего там, уснул что ли невзначай? Или на твою жену у этого раздолбая сил все-таки хватило? — зарычал на меня раздраженный боярин.

Его можно было понять — он остался в сплошных потемках, куда везут Анастасию и что с ней хотят сделать. Поэтому с ним надо беседовать бережно и аккуратно.

— Жену я сегодня не видел.

— Какого ж черта ты там торился столько времени?

— Антек показывал мне Омара Хайяма.

— На кой ляд он тебе сейчас сдался? Дойдем до моря, тогда с ним и будем решать.

— Тогда мы уже сможем его только искать.

— Поищем, готовы мы уже к этому.

— И найдем где-нибудь в Ташкенте.

— И что? Чем тебе плох этот город?

— Город-то может и хорош, если есть время покататься на лошадках. Он отсюда аж за 4000 тысячи верст.

— Эх ты! — аж крякнул боярин.

Все это время мы уже ломились через кусты к месту стоянки.

— А надо еще сделать расчеты, куда эту дрянь откинуть, собственно для этого арабский математик и нужен. Сколько это займет времени, неизвестно.

— По ночам посчитает, не обломится! — зарычал Богуслав.

— С ним так беседовать не советую. Хайям тебе не раб, и не холоп твой или закуп какой-нибудь. Обидится — вообще с нами говорить не будет.