Свет, слишком много света, проклятая люстра светит над головой, и я просто закрываю глаза ладонью, отдаваясь на волю чувств. Мужские грубые ладони скользят под мои ягодицы, чуть приподнимая, шуршит обёртка от презерватива, и через пару мгновений, чувствую, как Руслан входит в меня.

Охаю, ощущения новы и остры, боль на мгновение поражает, но тут же исчезает, отступая. Руслан двигается, а я вцепляюсь в его предплечья, оставляя следы от ногтей, и выгибась навстречу. Хочется прижаться к его телу, ощутить звериную мощь мужчины, раствориться с упоением в том, что происходит между нами.

Мне нужно видеть его глаза: в них отражается мое лицо, рассыпанные по подушке волосы, а когда он кончает, волна проходит по всему телу, заставляя Руслана содрогнуться и опуститься на меня. Его рот так близко, что я чуть приподнимаю голову, захватывая нижнюю губу и прикусываю, больно, испытывая при этом дикий кайф.

Он дышит тяжело, спина мокрая от пота. Сильный, тяжёлый, бережёт меня, удерживая свой вес на локтях. Я наслаждаюсь последними мгновениями ничем не омраченного счастья и свободы — знаю, что сейчас он захлопнется, закроется от меня, вытолкнет меня обратно в сытую и благополучную жизнь золотой девочки, будущей жены самого завидного холостяка города.

Провожу пальцем по его мокрой от пота коже, затем сую палец в рот. Я, которая была так брезглива. Мне нравится его вкус. Я бы попробовала его всего, но время, данное нам, уже истекло.

— Блядь, — выдыхает он, поднимаясь с меня, отнимая себя у меня. Это больно почти физически.

— Что? — спрашиваю я, приподнимаясь на локтях.

Ещё минуту назад моя нагота казалась естественной, а теперь я её стыжусь. И на обнаженного Руслана смотрю из-под опущенных век — и стыдно, и интересно. Он поднимается с постели. Теперь я могу смотреть на него вволю. Крепкое сильное тело без грамма жира, смуглая кожа. Ягодицы, в которые я ещё недавно впивала свои ногти, да так, что один сломала — а мне завтра замуж. Наконец член, то, что ещё недавно во мне был, и саднящая боль тому доказательством. И я не могу понять, как нечто, настолько большое, поместилось в такой компактной мне.

— Ты была слишком узкой, Заяц, — говорит он, закуривает, я с удовольствием вдыхаю сигаретный дым. — Презерватив порвался.

От моего белья и даже чулков ничего не осталось. Блузку и коротенькую юбку приходится надевать на голое тело. Поднимаю со стола браслет, чувствую тяжесть своих оков. Браслет защелкивается на запястье так громко, что я вздрагиваю. Добро пожаловать обратно в свою жизнь, Зайнаб.

— Всё в порядке, — говорю я в его напряженную спину. — Я слышала, что девственницы не беременеют. И я здорова…

Пью кофе. Он такой же холодный, как моя жизнь. Такой же приторно-сладкий. Я пью его, чтобы оттянуть наше расставание, но обидно, что вкус кофе изгнал из моего рта вкус самого Руслана.

— Я пойду, — говорю я, понимая, что оставаться здесь уже нет никаких причин.

— Поздно. Я отвезу.

И отвёз — в этом весь Руслан. Разве можно позволить Зайцу бродить одному в темноте… Всю дорогу мы молчали. Я думала о том, что это первая и последняя наша ночь. Что завтра мне замуж. Что изо всех сил нужно пытаться быть счастливой, хотя бы вид сделать…

— Заяц, — окликнул на прощание, — если ты решишь ещё раз прийти ко мне…

Но я перебила, полностью уверенная в своих словах:

— Не приду, не бойся,

А потом в темноте стояла и смотрела вслед уехавшему автомобилю, с чувством, что у меня просто вырвали клок жизни. Тогда я ещё не знала, что наша история не закончилась. Что через пять лет я вернусь, нарушив обещание, и единственное, что я смогу ему дать — себя.

Не такая уж большая ценность.

Подняла взгляд в небо, чтобы проморгаться, натянула улыбку и зашла в дом, снова возвращаясь в роль послушной зайки.



— Восемь, девять, — считала моя дочка. Остановилась, словно раздумывая и продолжила. — Десять. Одиннадцать.

Я слышала её лёгкие шаги в пушистых тапках, слышала её тонкий детский голосок. Прислонилась щекой к дереву, которым обшита веранда, глаза закрыла. Кто бы мог знать, что все оно так получится? Вот именно так, а не иначе?

На свадьбу Динар, мой муж, сделал мне шикарный подарок — трех сбитых прямо на остановке людей. Он был пьян, говорил, что можно пить, свадьба у него…подозреваю, одним лишь алкоголем дело не ограничилось. И за руль новенькой красной машины, тоже моего подарка, сел сам. Я — на пассажирском.

Я отделалась шишкой на лбу и ушибленной грудной клеткой — о подушку безопасности. Динар разбил губу. А двое ни в чем не повинных человека погибло.

Конечно же, дело замяли. Оказалось вдруг, что за рулём был водитель. Я молчала, я знала, что говорить что либо бесполезно — не стоит забывать, что папа моего новоиспеченного мужа мэр нашего славного городка. В тюрьму сел водитель. И я, в некотором роде. Нас быстро услали с глаз долой, мы три года за границей жили, и дочка моя родилась там. В самом начале июня, жасмин цвел, пах просто одуряюще. У меня на руках моя девочка — смешная, сморщенная, новорожденная. И казалось, теперь все иначе будет. Я впервые казалась себе такой нужной. Ей нужной, моей Ясмин. Только… Наверное, нервы. Молоко так и не пришло, Динар тогда сорвался и с криком громил наш дом, все стекла перебил. Плакал потом, говорил, что больше не будет… А теперь слушаю, как моя дочь считает свои шаги и так горько безумно.

— Двадцать четыре, — закончила Ясмин.

Я подумала — сейчас просто поднимусь, пройду по веранде, что опоясывает первый этаж нашего дома, зайду на кухню. Ясмин завтракает. Улыбнусь ей, поглажу её волосы. Такие же тёмные, как у меня, только немного вьются на кончиках. У меня тоже в детстве вились… Скажу ей что-нибудь на русском языке, Динар помешался на том, что дочка в свои четыре с небольшим должна в совершенстве владеть английским и теперь все разговаривают с ней исключительно на нем. Её няня — англичанка. А я боюсь, что моя дочь, которая и родилась за границей, попросту забудет русский язык, о татарском вообще молчу.

— Доброе утро, — поздоровалась я, входя.

Ясмин вскинула глаза. Глубокие, карие — мои. Она вообще удивительно на меня похожа, и Динара это бесит. Я не злорадствую, я предпочитаю не злить своего мужа.

— Как спала? — спросила я и поймала настороженный взгляд няни.

Ясмин подумала немного и кивнула в ответ — значит хорошо. Она вообще не очень любила говорить, цифры ей больше по нраву. Динар обвинял в этом меня. Он считал нашу дочь аутисткой. Яблоко от яблони недалеко падает, говорил он, глядя на меня со значением.

Я сделала то, что хотела — погладила дочь по волосам. А потом няня увела её за руку. Ясмин обернулась, а я ком в горле проглотила. На часы посмотрела — время восемь утра. Я не спала, бессонница, дочка только проснулась, Динар еще не возвращался.

Иногда я мечтала, что он умрёт. Представляла, как это будет. Я ещё помню, как выглядели те изломанные тела на асфальте, никогда не забуду. Может, он попадёт в аварию? Я бы тогда домой вернулась. Мы теперь живём в России, но этот город мне чужой. Домой хочу, к эби (бабушке)… Но мой муж был на удивление живуч, с его-то образом жизни.

Про Динара я вспомнила зря. Со двора тонко запиликало — автоматические ворота открываются. Сразу нечем дышать стало, даже занавески, которые задорно трепал летний ветер, поникли. Но я не ушла. Динар любит, когда мне страшно. Поэтому я остаюсь на месте, мешаю ложечкой кофе. С молоком и сахаром.

— Ты уже проснулась?

Он притворно удивляется, хотя знает, что меня мучает бессонница. Настроение у него явно хорошее. И трезв, но я не доверяю ему в любом состоянии. Наклонился, поцеловал меня в макушку.

— Да, — спокойно ответила я.

Динар посмотрел на меня, чуть склонив набок голову, с улыбкой, лукаво. Я отхлебнула кофе — остыл уже.

— Ты что-то неважно выглядишь, — озаботился муж. — Ты пила лекарство?