— Я сейчас, — Максу бросил и пошел в фойе, чтобы ее живьем разглядеть. Не волновался, нет. Но и на глаза попадаться не стал, остался в тени, там, откуда хорошо ее видно было. Ни к чему нам с ней встречаться, у меня табу на замужних баб.

Зай стояла с бокалом шампанского — не пьет, но всегда за него держится, как прикрытие. Волосы густые темные, уложены в прическу, чёрное платье обтягивает худую фигуру. Ключицы торчат — даже отсюда видно.

Она изменилась за эти пять лет: превратилась в женщину, черты стали острее. Роды, по всей видимости, никак на ее фигуре не отразились: вырез подчеркивал форму груди, а я, блядь, вспоминаю тут стою, как соски ее зубами прикусывал, и член упирается в ширинку.

Рубашка душила, хотелось сорвать с себя пиджак, расстегнуть пуговицы, сесть за руль и свалить отсюда нахер, подальше от Бикбаевых. И фамилия ведь у них как подобает — Бикбаевы, бик бай, очень богатые.

Ее пиздюк почти не изменился, — все та же слащавая рожа, что так нравится бабам, манеры вежливые, улыбочка во все тридцать два. Динар мне никогда не нравился, но ещё отец Таира дал установку: своих не трогаем, пока мэр нас поддерживает, мы поддерживаем его. Этот пижон в доме Шакировых с самого детства тёрся, когда отец его ещё в исполкоме на побегушках был, а потом уже подниматься начал, и Ильдара за собой тянул. Хотя, кто кого, история темная, но две семьи всегда неизменно дружили, а личная неприязнь — сугубо мои проблемы.

Динар встал ко мне спиной, загораживая на мгновение Зай. Я видел, как они целуются, а потом замирают, позируя штатному фотографу.

Зай улыбалась широко, — значит, счастлива. Только какого хрена тогда ты ко мне приходила тогда, Заяц? Прямо перед самой свадьбой. Я знал, что она с Динаром давно, но когда понял, что девчонка девственница… Блядь, мне хотелось крушить все вокруг, я понять ее пытался и не мог. Зачем она пришла, что это за игры богатой принцессы? Вышла замуж, как и хотела, за своего мажорика, слияние капиталов, большой бизнес, где такие, как я, на вроде пушечного мяса: наняты закрывать хозяев от пуль или принцесс вот таких ублажать, когда в голову дурь лезет.

Мы с ней из разного теста, я никогда этого не забывал, как и место своего. Ушел, не оглядываясь, чужое счастье вдруг так бесить стало. В тот день ребятам своим охрану доверил и уехал — по городу бесцельно колесить. Накрыло так не по-детски, аж удивительно: никогда такой хернёй я не страдал, но счастливый Заяц из колеи выбила. Год мы жили рядом, не пересекаясь, и я надеялся, что так будет и впредь. И жил же сколько лет до этого, не тужил, не задумывался ни о чем: счастлив ли, все ли по плану идёт, правильно ли я, блядь, живу?

Только вот уже какую неделю, прошедшую с приема, воспоминания о ней по миллиметру сверлили мозг, шальная мысль — может, увидеться, спросить, как оно? Получила ли она ту жизнь, о которой мечтала?

Все это лирика, я знал, что встречи с ней искать не буду, не юнец семнадцати лет. Романтикой у нас и не пахло, а за годы эти ничего кроме общих воспоминаний не осталось.

Но судьба просто решила испытать меня на крепость. Вошёл к себе, налил виски на два пальца, бросил в бокал несколько кубиков льда. Согнал с кресла толстого безымянного кота — рыжий подлец вовсе моим не был, но в какой то момент решил, что именно я должен его кормить и у меня поселился. Имени я ему так и не дал. Включил телевизор. Просто, чтобы голоса из зомбо-ящика разбавили мои мысли, прогнали тишину.

И Зай увидел. Какая-то, блядь, очередная тусовка местных мажоров. Кадры идут скупой нарезкой, но я ловлю момент, когда на экране Зай и ставлю на паузу. Она стоит у стены, прижимаясь к ней худыми лопатками. В руках крошечная сумочка, такая же у неё была в ту ночь. И смотрит. Мне, блядь, в душу. И взгляд такой тоскливый, словно весь вечер улыбалась счастливо и устала, сбросила на миг маску. Всё это — ложь.

Телефон одной рукой нашарил, от телевизора не отводя глаз.

— Приезжай, — коротко бросил Юльке, — такси вызови.

Мне нужно было вытрахать все это, чтобы голову очистить от шальных мыслей, и Юля в этом деле подходила как нельзя лучше.

Через двадцать минут в дверь мою вошла, едва взглянула на мою рожу, и тут же раздеваться начала, без лишних слов. Я ее за руку в постель поволок, взял грубо, ворвался так, точно год бабу не драл. Трахал, глаза закрывая, а сам вспоминал, как протяжно Зай выдыхала мое имя в ту ночь

Щенка мне подарил Тимур.

Чуть больше года назад, мы только приехали в этот город. Иногда мне казалось, что Тимур, один из моих братьев, понимает меня лучше всех. Но опять же — казалось.

— На новоселье, — широко улыбнулся он и протянул мне крошечный свёрток, перевязанный бантиком.

Я то на брата смотрю — глаза шальные, на шее засос, то на свёрток. А свёрток возьми и зашевелись. Так у меня и появилась Шанель, маленький йорк, умильный и бесполезный. Но к собаке я все же привязалась, если конечно можно назвать собакой два килограмма шелковистых локонов, крошечные лапки, чёрный нос и глаза бусинки.

А теперь собака исчезла. Сначала я не очень волновалась — участок у нас большой, Шанель носилась по нему свободно. А потом… Динара не было дома, да и не хотелось к нему подходить. Пошла к Раилю.

— У меня Шанель исчезла, — сообщила я.

— Крыса?

Я вздохнула и кивнула. Никто не считал мою собаку собакой. Уже вечерело, поэтому Раиль взял фонарик и вышел в сад, я увязалась за ним. Обернулась на дом — окна детской светятся. Ясмин ещё не спит.

Собака не нашлась. Нашлась дырка в заборе, у самой земли — видимо Шанель сама его подкопала. Раиль покачал головой и закидал дырку камнями. А я смотрела на нее и жалела, что не такая же крошечная, как Шанель, и не могу сбежать так просто.

На этом история не закончилась. Раиль, которому в принципе на меня было плевать, он распоряжения хозяина выполнял, Шанель не нашёл. Ее Динар подобрал. Принёс следующим вечером. Мёртвую. Крошечная шея свернута, тело уже закоченело. Я не ревела — какой в этом смысл?

— Поплачь, — вдруг сказал ласково Динар, а я не слышала, как подошёл ко мне. Обнял меня, привлёк к себе. — Поплачь, детка, станет легче. Хочешь я куплю тебе новую собаку?

Я не хотела новой собаки. Я хотела забрать свою дочку и сбежать отсюда, но тельце Шанель, в садовую тряпку завернутое, было таким маленьким… А участие мужа казалось таким настоящим. Словно он снова стал таким, как до нашей свадьбы. Я заплакала.

— Я похороню её сам.

Кивнула. На рубашке Динара — мокрое пятно моих слез. Интересно, заметит ли Ясмин, что маминой собаки больше нет? Интересно, что ей вообще Динар рассказывает?

Я отстранилась от мужа. На его ладони вновь таблетка. Может, он прав? По крайней мере так я смогу уснуть, пусть мои сны и будут полны тупого бессилия. Таблетку я выпила.

То, что это не обычный антидепрессант, поняла через несколько минут — накатила слабость, я пошатнулась и оперлась об стол. Нет, я не думала, что Динар просто возьмёт и убьёт меня — не выйдет. Снотворное.

— Не бойся, — сказал Динар. — тебе нужно поспать. Всё будет хорошо.

Подхватил на руки, поцеловал в висок, в покрытую холодной испариной кожу. Понёс в комнату. Я засыпала, и мне казалось, что меня несёт на волнах. Что под ногами — сотни метров до дна. Страшно уснуть и не заснуть не возможно.

Снилось мне, что я несу на руках ребёнка. Он завернут в простую хлопчатобумажную пелёнку в клеточку, посеревшую от многочисленных стирок. Несу, сражаясь с апатией, которую на меня навевали лекарства. Руслану — уже вижу его широкую спину, дойти непременно нужно, а мне так тяжело.

— Руслан! — кричу я.

Он оборачивается и взгляд его равнодушен. Но я знала, много лет знала, что именно я — ключик к его каменном сердцу. Сломанный ключик…

— Спаси мою девочку, — прошу я и протягиваю ему свёрток с ребёнком. — Пожалуйста.

Руслан смотрит на меня, потом на свёрток. Принимает его, и ребёнок в пеленках кажется таким маленьким в его руках. Откидывакт край клетчатой ткани…