— Да там полный холодильник, — попыталась было дать отпор Аська.

Это она зря, с эби лучше не спорить. Она руки в бока уперла, моя маленькая храбрая бабушка.

— Гретым? — возмутилась, словно гретым кормить преступление. — Асия, иди лапшу режь, Зайнаб, мясо варить поставь.

Так мы и переместились на кухню — хлопотать. Эби руководила нами, а сама стул к окну подтащила, и села, в темноту вглядываясь, к тишине прислушиваясь. Она не меньше нашего волновалась.

Мы не только суп сварили, но ещё и плов приготовили, салат нарезали — результат нашего стресса ещё неделю есть можно.

Только пока некому было. Мужчины так и не вернулись.

С кухни по комнатам расходились в тишине.

Ночью Ясмин ко мне пришла, сейчас мы очень друг в друге нуждались. Ворочалась, не могла уснуть, перебирала пряди моих волос и считала шёпотом.

— Всё будет хорошо, — обещала я, прижимая ее к себе крепче.

Эх, если бы я сама это знала твёрдо. Осталось одно — верить. Когда Ясмин уснула, я устроила к ней поближе зайца и вышла на улицу. Ждать в комнате совсем невмоготу было, а здесь звезды над головой, сверчки поют свои немудреные песенки, иногда доносятся тихие переговоры охранников.

Они вернулись ближе к рассвету, когда я совсем озябла. Дважды ко мне Ася выходила, которой тоже не спалось, звала в дом, потом сдалась, и просто вынесла одеяло, чтобы я не замёрзла. Так и сидела на лавке, нахохолившись, словно воробей, в одеяло завернутая.

Зато я первая услышала, что они едут. Отмела мысль, что это люди Бикбаевых могут быть, устала бояться уже, одеяло свое сбросила, побежала навстречу по мокрой от утренней росы траве.

Чуть не поседела, пока машины останавливались да двери открывались. Таир первым вышел — выдохнула, живой. А сама стою, вглядываясь в полумрак, дышать боюсь. Жду. Таир головой только покачал.

— Ну, чего ты? — выругался мой личный серый волк, мой великан, выходя из машины. Идёт так тяжело, ранен, может, устал просто? — Замёрзла вся, ноги мокрые…

— Это роса, — ответила я.

А потом разревелась и к нему побежала. Пусть все видят, мне не стыдно. Плевать. Главное рядом, главное живой.

Дом сразу забурлил. Эби, украдкой слезы вытирая накрывала на стол, пусть и говорили все, что есть не хотят. Говорили, а поели все, дружно, даже дети сидели и в пять утра смирно ели суп, радуясь, что взрослые все рядом и улыбаются, пусть и устало. Звенят ложки, тихо бубнит телевизор, радуя ежедневной утренней программой, полной самой разной ерунды.

— Мы прерываемся на экстренный выпуск новостей, — сообщила вдруг диктор. Картинка сменилась, показывая то здание мэри, то фотографии Бикбаева-старшего, то дачу, которая так мне знакома была. — Около полутора часов назад Камиль Бикбаев, мэр нашего города, был найден мёртвым в кабинете своего загородного дома. По предварительной версии причина его смерти — самоубийство…

— Вот ещё херню с утра смотреть, — перебил дикторшу Таир и пультом щёлкнул, — аппетит только портить.

Руслан хмыкнул одобрительно, покачал головой в ответ на мой взгляд и в чашку с чаем свою уткнулся, словно никогда ничего интереснее не видел.

Мы с Асей переглянулись, я за край стола держалась, — неужели?.. Думать было страшно, но мужчины продолжали делать вид, что это их никак не касается.

— А мне он никогда не нравился, — заключила эби, как ни в чем не бывало, — кому чай ещё налить? Губадию ешьте, накладывай, Таир.

Эти дни оказались напряжённее, чем последние несколько лет жизни.

Время уже к обеду ближе, птички поют, ветер раздувает занавески, а я в кровати лежу, закинув руки за голову.

Рядом Зай, прислонилась, и не отлипает от меня никак, а вдвоем жарко. Никого не стесняется уже, впрочем, все и так уже поняли. Эби ничего не скажет, а мать с Тимуром пока ещё не в городе, завтра только появятся. Это к лучшему.

Я делаю вид, что сплю, но только притворяюсь, а вот Зай действительно сморило. Всю ночь не спала, ждала нас. Вопросы не задавала, хотя видел, — еле сдерживается. Особенно после новостей.

Но при всех не стала спрашивать. Удивительно, но вся Шакировская семья восприняла факт смерти мэра ровно. Да, были звонки, соболезнования, вопросы, Таиру названивали все, кому не лень — Зайка-то без телефона, а он как-никак родственник.

Но он тоже был спокоен. Теперь. Никаких больше доказательств того, что он убил Рогозина пять лет назад, не осталось, мы уничтожили все, где светилось его имя или фамилия семьи. Таир был чист.

Осталось всего лишь найти говнюка Динара, хотя, как выяснилось, основное зло был именно отец, а не сын.

Я чуть повернулся, высвобождаясь из объятий Зай, к счастью, кровать не издала ни звука. Она вздохнула глубоко, прямо сквозь сон, я накрыл ее одеялом, компенсируя свое тепло и стараясь не касаться, чтобы не разбудить.

Удивительно сильная при всей своей слабости Зайка хмурила брови, поджимала губы. Даже сон не смог снять с нее напряжение.

Я устроился в кресле напротив, вытянул ноги. Мне требовалось немного времени для себя, в одиночестве, пусть даже призрачном, когда под боком сопит золотая девочка.

Казалось, руки все ещё пахли порохом и смазкой пистолета, хотя я долго оттирал их с мылом, буквально, скреб по коже.

Никаких следов того, чем мы занимались прошлой ночью, зато — с десяток свидетелей, готовых матерью своей поклясться, что видели нас с Шакировым в баре. Алиби железное, я не поленился и для красоты съездил одному из посетителей по роже, чтобы запомниться надолго.

Ручка двери дернулась и опустилась тихонько вниз. Я напрягся, разом растеряв сонный морок, сжал подлокотник кресла, но расслабился, когда понял, — это Ясмин.

— Заходи. Только тихо, — позвал ее, но она так и осталась стоять на пороге, переминаясь с ноги на ногу. Чтобы не разбудить Зайца, я вышел, подхватывая девочку на руки, а она точно того и ждала.

Молчала, только разглядывала внимательно большими темными глазами, а я думал: это моя дочь. Это так странно и необычно, что из одной ночи, одного секса, пусть и доставившего удовольствие, может получиться целый человек.

— А хочешь, я тебя на качелях покатаю? — предложил, и она кивнула. Мы так и спустились на улицу, Ясмин на плече моем сидела, я по примеру Зай босиком по траве шел. Здесь у Шакировых для детей раздолье было, — огромная площадка деревянная, с горками и качелями. Стоит их родне набиться на очередной праздник, так казалось, что здесь детсад на выезде, но сегодня было тихо. Близнецов не видно, может, вьются возле мамы, только я да Ясмин.

Усадил девочку на качели, начал тихонько ее раскачивать, а она ладошками цепочку сжимает до белизны в пальцах. Качеля с перекладиной, вроде и не страшно быть должно, но я не пятилетняя девочка, могу и не понять.

— Ты боишься, что ли? — удивился, — тогда не буду сильно.

— Нет, — мотнула она головой, и несколько прядок выпало из хвостика, — волосы отросли быстро, и их уже можно было собрать. — Я хочу сильней. Только страшно.

— Хм, — Ясмин озадачила, я отошёл так, чтобы она видела мое лицо, и предложил, — смотри на меня и ничего не бойся. Договорились? Глаза в глаза.

Она кивнула, и мы продолжили, качели взлетали все сильней и сильней, поначалу девочка ещё сидела напряжённой, а потом постепенно расслабила плечи. Подтянулись близняшки, и теперь я катал уже всех троих, думая, что быть отцом одной дочки мне нравится, а вот трое детей — это уже утомительно. Но плюсы в этом были несомненные — я смог не думать о сегодняшней ночи.

Эби позвала детей в дом, на обед, я заходить не стал, решив переместиться в сторожку. Пепельница, полная окурков, воняла, я распахнул окно, смел в ведро мусор со стола, включил телевизор, избегая новостные каналы.

Здесь меня и застала Зай. Зашла, и как делала сотни раз прежде, закачалась на пятках, глядя на меня.

Словно ей снова девятнадцать, она все ещё Шакирова, а не Бикбаева и нет за плечом того жуткого груза, с которым ей пришлось жить последние годы.