Зай замерла, словно вкопанная, разом привлекая к себе внимание. Я хотел было психануть, нас загоняют, словно дичь на охоте, а потом проследил за её взглядом. Она смотрела на молодую женщину, которая в руках держала младенца. Тот спал, а потом, словно поняв, что смотрят на него, ротик открыл, заплакал тихонько, словно мяукнув.

— Заяц…

— Пошли скорее отсюда… вдруг стрелять начнут. Детям нельзя умирать…

Зайнаб отвела взгляд, уцепилась за мой локоть, голову опустила. Только бы не заплакала, думаю я. Когда она плачет, мне башню рвёт.

Их я вычислил сходу, скинул скорость, руки в карманы засунул и деловито пошел к выходу. Два человека, напряженно разглядывали прохожих, видимо, пытаясь выискать свою пропажу. А нам идти мимо них, я иду и про Сашкины кишки рассказываю, заслоняя собой от них Зайца. На морде у меня маска медицинская, но блядь, мои два метра мало кого введут в заблуждение. А Заяц — в тапках.

И вот до выхода на служебную парковку метров десять, кажется, что все получится. Мимо топаем, но один из них подносит телефон к уху.

Интуиция не подводит, я буквально шкурой чую, что звонок по нашу душу. Скрываться и таиться смысла больше нет. Хватаю Зай на руки, один чёртов тапок слетает с её ноги. Буквально рывком бросаю себя вперёд, преодолевая последние до свободы метры. Закрываю за собой дверь. Останавливаюсь, напрягая силы буквально отрываю одну из продолговатых дверных ручек, сворачиваю узлом вокруг другой — теперь не выйдут, в обход побегут.



Пять ступеней, скатился по ним, впереди — черный джип "Чероки", без водилы, напротив — платные "неотложки" в рядок. Рванул к крайней, открыл дверь водительскую. Мужик усатый на меня взглянул обалдело, но мне церемониться некогда. Запихнул Зайца в машину, не слушая водителя, а потом и его, за шкирку наружу вытащил.

— Машину на объездной брошу, — сказал торопливо, за руль сел, по глазам сразу вдавил, не успев дверь захлопнуть, делаю крутой вираж, выезжая с парковки.

На Зай смотрю, а у неё глаза круглые. Думал, от страха. Оказалось, от попранной справедливости.

— Так нельзя! — воскликнула она. — Он же живой!

Тоже мне блядь, золотая девочка. Разве всех пожалеешь? Лезу в карман, вытаскиваю бумажник, не притормаживая, бросаю его в окно, попадаю в грудь все ещё охреневающему водителю.

— Так лучше? — едко осведомляюсь я. — Там баксов полторы тыщи, рублями порядком, три карточки, и да, права ещё…

В спину, по традиции уже звучит выстрел, выбрались, гады. Пуля гулко бьётся о кузов автомобиля, Заяц вскрикивает испуганно, я зубы стискиваю и педаль газа в пол топлю.

Я всю дорогу оглядывалась. Руслан сказал, что оторвались, а я никак поверить в это не могу. В каждом мерещится преследователь. Глаза закрою, будто наяву слышу сухой, не серьёзный какой-то хлопок, а потом скрежет пули по металлу. Я представляю, как она врезается в тело. Не моё, почему-то о себе я в этот момент вообще не думаю. В Руслана. Вижу, как я зажимаю рану ладонью, пытаясь заставить кровь остановиться, но она, упрямая, сочится алыми струйками меж моих пальцев, красит кожу…

Нужно остановиться. Нужно перестать об этом думать.

— Хватит, — словно читая мои мысли, сказал Руслан. — Всё закончилось.

А меня накрывает. Трясёт.

— Нет, — ответила, зубы стучат. — Это никогда не закончится. Никогда. Он будет преследовать меня вечно, пока свое не получит, пока не выпьет до дна и мои активы денежные, и мою душу…

Мы останавливаемся так резко, что я, непристегнутая, подаюсь вперёд и едва не трескаюсь лбом о бардачок.

— Что-то случилось, да? Только скажи мне сразу!

Потому что мне страшно. За мной гонятся. Меня гонят, словно зверя, и на моей стороне только Руслан.

Руслан же тянется к бардачку. Там сигареты, дешёвые, хозяина машины. Наверняка, Руслан к таким не привык, но все равно закуривает, горький дым заполняет салон, тонкой струйкой утекая в приоткрытое окно.

— Если бы ты была мужиком, — спокойно говорит Руслан. — Я бы тебе сейчас отвесил оплеху. Но ты женщина. Маленькая, к тому же, пиздец, какая, и зашибить насмерть можно ненароком. Поэтому давай, успокаивайся как-нибудь сама. И желательно, быстрее, нам ещё из города валить.

Как ни странно, его слова до меня доходят. Я не то, чтобы успокоилась, просто взяла себя в руки. Руслан докурил, вышел из машины, открыл мне дверь. Джентльмен. А в машину, совсем недавно, буквально забросил, как мешок с картошкой. Но он меня спасал. Он единственный, кто меня спасает.

— Пошли, — и я послушно встаю, иду за ним. Руслан же оборачивается, смотрит и чертыхается — Какого хрена ты босиком? Ах, да…

Я решила, что идти в одной тапке вовсе никуда не годится, бросила её в машине. Руслан на руки меня подхватил, так легко, как будто я и не вешу ничего.

— Куда мы идём?

— Тебе нужно переодеться.

Квартира, в которую он меня привёл, безликая. Нищетой пахнет, не чета той, в которой окна в пол, в которой женские вещи, а на расческе светлые волосы. Зашла в ванную. Здесь на расческе волосы тёмные и волнистые. А в мусорном ведре срезанные пряди волос. Так вот, где моя Ясмин в мальчика превращалась… Одну прядь, нисколько не брезгуя, я достала себе.

— Там вещи, не спрашивай даже чьи. Возможно даже прошлых хозяев. Найди себе что-нибудь и переоденься, не в пижаме же ехать. Потом сядь поешь, здесь ещё осталась еда, а то уроды и поесть тебе не дали.

Я послушно роюсь в чужих вещах. Правильно, Руслан называл меня золотой девочкой. Такой я и была, и сейчас мне откровенно неприятно, но я понимаю — нужно. Вещи, надеюсь стиранные, лежали в шкафу долго и пахнут пылью. Нахожу себе потертые джинсы, после всего, что случилось, я сильно похудела, и они, пусть и маленького размера, на мне висят. Руслан делает дополнительные дырочки в ремне.

— Ясмин тоже сначала в этой футболке спала, — улыбается Руслан.

И чужая вещь сразу становится родной.

На моих ногах тенниски, тоже на размер больше, но пусть лучше так, чем жмут. Джип Руслана остался у клиники, мы садимся в какую-то дряхлую машину отечественного производства.

— Ты не будешь никому звонить?

— Нет, — жёстко отвечает он. — Я не знаю, кому верить. Сашка, его как раз выписать должны, поймёт, что мы живы и были здесь. Большего сейчас не нужно. Я повезу тебя один.

Дорога обещает быть долгой. К тому же — непростой. Машину нещадно подкидывает на кочках, трясёт, к тому же, в ней пахнет бензином. Но, если мы в ней едем, значит, так нужно.

Ближе к выезду из города Руслан напрягся. Внешне это никак не выразилось, но я чувствую, словно на него настроилась. Снова за сигаретами потянулся. Пистолет достал, положил рядом, словно это норма, так вот с пистолетом ехать…

Проскочили мы нормально, да и как иначе? Я не верила в способность Динара перекрыть все выезды, да ещё так быстро. Вот если бы это происходило в моем родном городе… Там Бикбаев — старший мог все.

Но там же был мой брат, словно, в противовес ему.

— Федеральная трасса одна, — говорит Руслан. — на ней нас зажать, плевое дело. Поэтому мы по ней не поедем. Поездка станет ещё менее комфортной, готовься.

Я готовлюсь. Плюс один — под тряску в машине совершенно не возможно связано думать. Я не могу думать не о Ясмин, не о Динаре, не о том, что неделю назад у меня случился выкидыш. Я лишь мечтаю о том, что когда-нибудь машина остановится и я из неё выйду. А я ещё робко надеюсь, что меня не стошнит.

Но чем дальше мы уезжаем от города, тем легче становится дышать. Мы сворачивает с основной трассы в сторону небольшого городка, затем пересекаем несколько посёлков, а потом и вовсе съезжаем на проселочную дорогу. Возделанные поля кончаются, нас обступает лес.

Руслан наконец, а едем мы уже несколько часов, останавливается и позволяет мне размять ноги. "Пудрить носик" я ухожу в кусты. И так неожиданно становится смешно. Снимаю тенниски, иду босиком по траве. Светит солнце, падает узорчатой тенью под кроны деревьев. Птички поют. И мне — хорошо. Словно для того, чтобы прийти в гармонию с собой, сначала нужно было потерять все, упасть на самое дно, а потом…прийти в лес.