На прощание девочка помахала мне рукой. А мне отчего-то так паршиво стало.

— Посмотри тут, чтобы все хорошо, — сказал я слоняющемуся без дела Сашке и уехал.

Напиться нужно, вот что. И не думать обо всякой хрени. Я бросил автомобиль у ближайшего же бара. Опрокинул бокал виски со льдом — легче не стало. Захотелось на ринг, там все просто и знакомо, долбишь по живому человеку, а он в ответ долбит. А здесь… Хреновее всего то, что ни хрена не понятно, что за тоска меня гложет. И поэтому непонятно, каким клином выбивать клин. Юлька не помогала, уже проверено. На виски надежды тоже мало, но я попытаюсь.

Уже ближе к полуночи я брел пешком домой. Сначала пил, чтобы опьянеть, теперь иду, стараясь скорее протрезветь. Ночь была душой, где-то на востоке клубились в чёрном небе такие же чёрные, неразличимые тучи. Пахло озоном — к грозе. Казалось, даже воздух наэлектризовался в ожидании.

Идти мне оставалось не больше квартала, когда наконец бахнул гром, небо раскололось надвое вспышкой молнии. Упала первая капля дождя, за ней вторая. К тому времени, как впереди показалась моя высотка, я основательно промок.

Я десять лет положил на охрану других людей, сохранностью же себя особо не заморачивался. Дом выбрал потому, что вид красивый — весь город, как на ладони. Территория была огорожена и въехать можно только через автоматические ворота, но калитка всегда распахнута — входи, не хочу.

Темнота полна шуршаших теней и шелеста капель об асфальт. Я ищу ключи, дурацкая, не солидная привычка распихивать все по карманам, когда одна из теней вдруг материализуется и тянется ко мне.

— Руслан…

Меня словно током шибануло. Галлюцинации на фоне безнадежности и чрезмерного потребления виски? Досчитал до трех, чтобы не ляпнуть ничего сгоряча — все же, в галлюцинации не верилось. Обернулся, стискивая в кулаке наконец найденные ключи.

Зай была мокрой. К лицу прилипли мокрые пряди волос, намокшая ткань платья льнула к ногам, обрисовывая изгибы тела. Кожа, обычно тёплая, золотисто-смуглая, казалась мертвенно-бледной. Замёрзла, с недовольством подумал я, словно мне теперь есть дело до сохранности членов этой семьи.

— Что тебе нужно?

Наверное, следовало поздороваться. Спросить, блядь, как дела. Но я чувствую, как на меня наваливается, душит неотвратимый рок — ничего хорошего не будет. Если она пришла…

— Мы будем говорить на улице?

Чуть покачивается, и правда замёрзла, плечи руками обхватила. Я киваю и отпираю дверь подъезда. Она входит не оглядываясь, смотря строго в пол. Едем в лифте, молчим, Зай отводит взгляд, а я смотрю на неё открыто. Пять лет не видел, по крайней мере так близко. Похудела совсем…

Квартира встречает нас темнотой, теплом, лёгким запахом пыли. Включаю свет, прохожу на кухню, варю кофе. Чёрный, с молоком и сахаром. Не важно, что её сюда привело. Ей нужно согреться, а потом уже пусть валит на все четыре стороны, обратно в свою сытую жизнь.

— Что же понадобилось золотой девочке, если она пришла ко мне ночью, пешком и под дождём?

Зай зажмурилась, словно готовясь нырнуть с утеса в омут с головой. А потом сказала:

— Спаси нас. Меня и мою дочь.

Я молчу, ожидая продолжения, подталкиваю к Зай кружку с кофе. Она скользит по столешнице и останавливается почти на краю, немного кофе выплескивается, но Зай даже не замечает.

— Мой муж… Мне кажется, он хочет меня убить.

— Только толку в этом нет, если ты так и не можешь родить мне сына.

Динар встал с кровати, потянулся за джинсами. Я наблюдала за ним из-под полуприкрытых век. На спине царапины — успевшие уже зажить следы от женских коготков. Не моих, он со мной уже месяца три в кровать не ложился. Этим утром пришёл — самоутвердиться. Глаза закрыла, чтобы не видеть Динара. Секс с ним никогда не был в удовольствие, очередное испытание, не более. С первой нашей брачной ночи, когда он, пьяный после торжества, пытался лишить меня девственности. Мне было больно, после встречи с Русланом ещё саднила нежная кожа, и даже кровь на простыне, доказывающая мою невинность, тоже нашлась. Оказалось и такое бывает. Я знала, как он пекся о том, чтобы я оставалась девственницей, как берег меня, трахая других баб во время своих припадков, но разбираться с этим уже было некогда. На следующий день мы паковали спешно чемоданы в теплые края, только не в свадебное путешествие, а сбегая от разговоров о том, что Динар сбил людей насмерть. Нужно было дождаться, когда отец замнёт дело и поутихнут скандалы.

Каждый секс после рождения Ясмин заканчивался одним разговором — как Динар хочет сына. Наследника. Того, кто их драгоценную фамилию передаст дальше.

Сын так и не получался, а его слова скорее произносились по давней привычке, чем на самом деле. Но сегодня они сложились в идею.

Я дождалась, когда Динар уйдет, дошла до ванной, отыскав пустой стерильный контейнер и аккуратно собрала туда его сперму. Если у нас родится сын, может, тогда он отстанет от меня?

Наспех приведя себя в порядок, я спрятала контейнер под одеждой, и спустилась вниз. Муж уже успел уехать, Ясмин — позавтракать. На кухне сидел Раиль, когда не было начальника, трапезничал он прямо здесь. Экономка, занимавшаяся нашим бытом, накладывала ему щедрые порции — видимо, из особой любви к охраннику.

— Мне надо в клинику, — сообщила ему, — сегодня у меня запись к стоматологу.

В эту клинику меня пускали. В салон красоты, — я же должна была стараться соответствовать статусу Бикбаевых. Иногда — в торговые центры, послоняться среди толпы людей, где неизменно каждый шаг сопровождался дыханием в спину Раиля, лишь подчёркивая мою несвободу. Золотые прутья тесной клетки в такие моменты невидимым обручем сдавливали грудь.

— Динар Камилевич в курсе?

— Я говорила ему.

Я действительно говорила об этом мужу, только дата была другой, но вряд ли он помнил такие мелочи. Я была послушной и вела себя хорошо: зачем лишние неприятности?

Я с детства усвоила, что быть послушной Зайкой — выгодно. Когда отец, уставший с работы, приходил, усаживаясь вечером перед телевизором, я забиралась к нему на руки, пряча лицо в колючей шее и замирала. Там было хорошо и уютно, пахло знакомым одеколоном и табаком. Отца я всегда любила, сильно, гораздо сильнее матери. Но стоило мне начать капризничать или заплакать, папа тут же передавал меня в руки мамы. Возможно, не знал, как сладить с моими слезами, а может, просто не хотел в этом разбираться. И тогда я поняла: хорошая Зайка — добрый папа. Плохая Зайка — злой папа. Эта простая формула срабатывала со всеми: с мамой, с эби, с братьями, дядями, школьными учителями. Она подкреплялась житейской мудростью, которую несла женская часть нашей семьи. Нужно уметь терпеть, я должна быть мудрой, женщина всегда сильнее мужчины. Эби любила рассуждать на эту тему, и я с удовольствием впитывала ее слова, находя на них отклик глубоко в душе.

Фантастическое умение превращаться в хорошую, послушную девочку, которым я так гордилась, сыграло со мной злую шутку: я не умела отстаивать собственных границ. Динар показал мне это наглядно, и теперь оставалось только жалеть, что зубы я так и не отрастила и единственной попыткой неподчинения оказалась ночь с Русланом.

До клиники мы добрались быстро. Раиль зашёл внутрь, администратор тут же проводила его к креслу, предложив чашку кофе — здесь умели ухаживать за клиентами. Пока охранник балдел от своей непыльной работы, я поймала за руку второго администратора и отвела ее в сторону:

— Я принесла материал для спермограммы, можно будет списать расходы с нашего абонемента так, чтобы там не было расписано, за что именно?

Девушка, на бейдже которой было написано "Ангелина", серьезно кивнула:

— Сделаем, Зайнаб Ильдаровна. Пройдемте, я передам материалы в лабораторию. Вы их транспортировали по инструкции?

Я кивнула рассеянно, следуя за ней. Сколько раз я обследовалась, пытаясь понять, почему после Ясмин беременность так и не наступает, а Динар — так и не дошел. Себя он считал абсолютно здоровым, и это при его-то образе жизни… Потеряв отцовский надзор, он совсем перестал держать себя в руках, и первый год нашей совместной жизни с переездом, тяжёлой беременностью, послеродовой депрессией стал моим личным адом.