Конвой не переговаривался.

Ощущение, что что-то неладно, обострялись с каждой секундой.

Вагон остановился, я поспешила подняться, но на плечо легла тяжелая рука, опрокинув обратно на скамью.

— Сидеть.

Я ойкнула, но послушалась.

Двое вышли, двое остались. Еще одна смена караула? Вторая за полчаса. Какой удобный график.

— Ребят, может водички найдется? — попросила я, когда вагончик тронулся снова.

По коже пробежало колкое напряжение. Я почти почувствовала, как среди оставшихся конвоиров произошла заминка. Как сопровождающие переглянулись.

Зашуршала ткань. Грубая рука ухватила меня за подбородок, задирая вверх. На губы упали капли воды, и я открыла рот. Несколько раз поперхнулась. Захотела отвернуться, вытереть часть влаги о плечо. Мне не позволили.

— Прошу прощения? — неловко заворочала языком. Когда ваш подбородок удерживают, слова легко не даются.

— Поздно, малышка.

Будто электричество пустили по спинному мозгу. Озноб сменился холодным потом. Вряд ли бы я узнала этот голос когда-то позже, если бы только что не слышала его в зале суда.

— Не дергайся.

Лишь когда сейвал повторил фразу, для надежности сжимая мою челюсть до боли, я поняла, что пытаюсь отползти по скамье. Фактически вжимаюсь в стенку, проверяя ее на прочность.

Я одна в замкнутом пространстве с двумя людьми, которые накануне пытались меня похитить. Которые оставили на мне следы насилия.

— Вас тут быть не может… — начала я заикаясь.

— Но мы здесь. Тебе следовало сразу подчиниться, дикарка.

Я не могла его видеть. Не могла развязать узлы. Высвободить руки. Не могла даже успокоить собственное дыхание. Все, чему учил Клод, тараном вышибло из головы.

Мой голос пропал, будто его и не было. Как в кошмарах, когда хочешь закричать, но голосовые связки одеревенели и не поддаются.

— Теперь ей страшно, — злорадно прогнусавил второй «конвоир». Его голос я не узнала, но что-то подсказывало, что картавил он из-за сломанного носа.

— А могло все закончиться иначе. — Пальцы на челюсти разжались. Через пару часов на том месте, где они были, появятся синяки. — Смотри, какая сразу послушная, — мужчина легонько хлопнул меня по щеке. — Сразу бы так.

— Меня будут искать. — Сипло выдохнула я.

— Что? Что ты там лепечешь? Совсем не слышно.

Я повторила. Вышел сдавленный хрип.

— Осужденные постоянно теряются, — снисходительно пояснил сейвал. — Документы путаются. Люди ошибаются. Кто-то из временного заключения сразу попадает на стол или за пределы Деополиса. Разное бывает. Особенно в разгар Сияния.

— Звучит хлопотно.

— Была бы сразу посговорчивее, — мужчина дотянулся до моих волос. — Или помалкивала, где следует. Не закончила бы так.

— Как?

Вагончик затормозил.

— Пошли.

О том, чтобы бежать не было и речи. Я вновь подчинилась, вслепую шагая за «честью и достоинством» Деополиса.

— Лестница, — почти дружелюбно предупредил мужчина. — Скоро ты уснешь сладким сном, малышка. И не будет от тебя проблем. А если вдруг кому-то в голову придет тебя искать… после такой дозы не возвращаются.

Мне не потребовалось огромных умственных усилий, чтобы понять, как сильно плохи мои дела.

Спотыкаясь на каждом шагу, я поднималась по ступеням. Сил сопротивляться не осталось. Окончательный вердикт принес запах сладости и формалина. Когда меня кинули на пол, а с глаз сдернули повязку, я знала, что увижу.

Думала, что знаю.

Порционка.

Не та, в которую водил Никий. Эта клетка удерживала иного пленника.

Комнату, переполненную тяжелыми механизмами и насосами, заполнял свет: неоправданное расточительство для местного города. Окна отсутствовали (кому в них здесь смотреть?). Дверь напротив была плотно заперта на тяжелый засов.

Почти сразу мое внимание приковал постамент. На небольшом возвышении, будто корона или алмаз, разве что не на бархатной подушечке, лежал мой знакомый булыжник. Артефакт из Цезерины. Его накрывала колба с прицепленными проводами, источающими сияние. Будто змеи, они спадали на пол и убегали вдаль к металлическому столу все с тем же стеклянным покрытием.

Пришлось посмотреть дважды, прежде чем поверить глазам. В огромной колбе, опутанной шлангами с концентрацией из жидких ягод, лежал вовсе не незнакомец. Белокурого лэйтарца, когда-то похитившего меня из дома Тинхе и собирающегося сдать совету на уничтожение, я бы признала и на смертном одре.

— Боже, — выдохнула я.

Бледное лицо Аматри больше не озаряла насмешливая улыбка. Глаза были закрыты, но он вовсе не напоминал спящего человека. Так, мраморный оттиск на собственную могилку. Если бы я не видела медленно вздымающуюся грудь, могла бы смела заявить, что парня заспиртовали, как лягушку.

— Знала его? — спросил сейвал с таким отвращением, будто редькой подавился. — Вы с ним из одной дыры. Сразу ясно чего от нормальных мужиков шарахаешься. Не видела их никогда. Это разве самец? Хрустальная кукла.

Да как же они смогли поймать лэйтарца? Неужели свалили теми самыми дротиками с ядом из роа?

— Зачем я здесь? — выдавила с трудом.

Одно дело догадываться, что стало с Аматри. Другое — видеть в подобном плачевном состоянии. Белокурый лэйтарец мне порядком кровь попортил, но все же подобного я ему не желала.

Перебинтованный дернул головой, указывая вглубь комнаты. Рядом стоял еще один стол с подготовленной аппаратурой.

— Не стоило тебе лезть к дредноуту. Совсем не стоило.

— Дело в машине? — не поверила я. — Осталась царапина или что? Без страховки гоняли?

В хорошо освещенной комнате слишком отчетливые тени легли на суровое лицо.

— Дело в изъянах, которые помогают латать дыры. Я о твоем Даре. И обо всем вашем ненормальном мирке. Приволокли же поисковики кучку странностей. Светоч продолжает генерировать энергию с той же интенсивностью, что и в первый день. Мальчик-куколка до сих пор не выдохся, и периодически как будто пытается проснуться. Твоя подружка за несколько дней получила столько влияния, сколько деополивцу за всю жизнь не заработать. Смазливая певичка, — сплюнул он. — А теперь еще ты.

Мужчина вздернул меня на ноги, подтаскивая к столу. Наверное, кидание на пол и повязка были в качестве эффекта запугивания.

— И водить она умеет, и потоками орудует, и клеймо вот у нее. Не нужны нам такие сюрпризы.

Он пихнул меня еще раз. Потеряв равновесие, я рухнула перед стеклянной клеткой Аматри. Реальность подскочила до невообразимых высот. Вот он, могущественный лэйтарец, чей род превыше богов, в оковах людей, что в этих самых богов даже не верят. Его сила истощается с каждой минутой.

И ровно все то же сейчас произойдет со мной.

Сейвалы уничтожат Дар. Что-то живое, с сознанием, еще толком неокрепшее и несформировавшееся. Уничтожат просто так. Иссушат, оставив вместо спасительного водоема погибающий оазис.

Комок подступил к горлу. Грудь сжало, перехватив дыхание.

Что же я за эгоистка? Так цеплялась за Малыша! Собака на сене, что б меня. Ни себе — ни другим. Пользоваться даром не умею, но вцепилась клещом. И зачем? Золотая магия. Она делает меня особенной. Тьфу! Ведь знаю про все эти «особенная», «избранная», «не такая как все». На этом Враг всех и ловит. На глупом желании. И что теперь? Два мерзавца засунут меня в адскую машину и силой заберут что хотят. Без всяких договоров, соглашений и ритуалов. А ведь могла отдать Дар. Ну достался бы он черноволосой курве или еще кому. Так с ним бы и обращались лучше меня; развили, как следует, может чему полезному научили. Но нет. Теперь мы сгинем оба.

Или нет?

«Бей или беги», — говорят нам основные инстинкты при встрече с опасностью. Обычно у меня срабатывал второй. Вид поверженного лэйтарца активировал оба.

Прямо за столом-убийцей была дверь с засовом. Не с замком. С засовом. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но как только мой взгляд на ней остановился, думать о чем-то другом я не могла.