– Э, дружок, а ты сам ли сюда бегаешь – или посылает кто? – вдруг спросил Хист. – Уж больно умно рассуждаешь, как будто думать умеешь… э?

– Так Кола Гончар же говорит! – простодушно признался здоровяк. – Ты, говорит, орешь громко, и морда у тебя наглая – тебе и идти к Хисту требовать справедливости! Он, говорит, тебя отовсюду услышит! И батяня то же говорит… да и все говорят, что у меня морда наглая!

– Может, тебе чего и Знобинька подсказывает? – обреченно уточнил Хист. – Э, не отвечай, это я так, мысли вслух… Передай Знобиньке… вот зараза красивая? прицепилась же – Гончару передай! Передай, что прямо сейчас разберемся! Вот молока попьем – и пойдем военных гонять…

– А вы молоко перед этим делом пьете? – подивился мельников сын. – А зачем? От него же… а, понятно… или непонятно?

И озадаченный глашатай деревенских интересов исчез.

Хист строго глянул на ухмыляющихся десятников.

– Отправьте вестового к блицштурму! – приказал он. – Пусть командиров подразделений тащит ко мне! Будем составлять план, как военных укоротить.

– Я Гребло пошлю! – тут же решил первый десятник. – После того как он угрохал их командира, а потом и начальника штаба, его там все опасаются.

– Вестовому станковый арбалет не положен, – напомнил Хист.

– Да он сапогом может! У него такой сапог!

И тут засияла проекция от командирской раковины. Хист взглянул – и оцепенел. Из синего тумана на него противно уставилась физиономия самого подвизиря! Ранее он его разве что на торжественных выездах мог созерцать… издалека…

– Хист? – неопределенно сказал подвизиря. – Ну-ну… Мне тут доложили… Круто берешь, мальчик… круто, да… э?

Хист не отозвался, потому что не сразу вышел из ступора. Его молчание почему-то добавило неуверенности в голос всемогущего главы полицейского ведомства.

– Мои… э… бессмертные союзнички о подобных нюансах забыли упомянуть, – задумчиво протянул подвизиря, изучая офицера цепким взглядом. – Забыли, да… а ведь блицштурм – мои ребятки, да… Нехорошо получилось, э? Ну-ну… А с другой стороны, и ты мой ребятенок. Ну, действуй, Хист, пока что у тебя получается. Союзничкам привет передавай, розочка, хе-хе.

Хист моментально помрачнел и наградил подвизиря таким взглядом, что, будь тот рядом, то сразу озаботился бы кольчугой с высоким воротом. Розочками в городских низах звались привокзальные женщины, доведенные до отчаяния безденежьем и согласные за еду исполнять иногда очень затейливые пожелания клиентов, отчего приобрели и кличку, и специфические физиологические отличия… Но подвизиря был в столице и ничего не ощутил из-за несовершенства связи. А потому отключился, даже не поняв, что Хист уже всерьез оценивал вероятность успешного рейда блицштурма на столичную резиденцию подвизиря.

– Вот урод! – вдруг сказал третий десятник. – Союзника обязательно унизить надо, да еще и при подчиненных! Таких убивать надо на месте! Даже если потом самого…

– Честь превыше жизни? – скептически возразил первый десятник. – Это закон степняков, для нас не подходит. Мы жить любим. Так что терпим.

– Я думаю, – медленно сказал Хист. – Я думаю… тут немного длиннее надо… Так: моя честь превыше жизни того, кто на нее покушается… да, именно так. Вот так я и думаю. И так и буду поступать!

Народная присказка, удлинившись, потеряла очарование и красоту полуправды, зато приобрела незыблемость и злобную целеустремленность нового нравственного закона. И это поняли все присутствующие.

– Э… – очень серьезно сказал первый десятник. – Тогда вот какое дело… дозволь обращаться к тебе просто «командир»? Оно и верно будет, и уважительно. А то у нас все звания как-то погано толкуются, вдруг поймешь не так…

– Только между своими! – подумав, решил Хист. – Только потому, что у нас спецотряд, спецпоручение!

– И потому что мы все братья через сестру нашу смерть! – хором добавили очень серьезные десятники.

Первым делом после освобождения следует делать что? Конечно же, вытряхнуть муравьев из штанов! Вот кто бы сказал, почему их именно в штаны тянет? С научной точки зрения?

А вторым делом следовало попить и умыться – Эл заботой о пленнике себя не утруждал. Речка шумела внизу и вроде бы даже неподалеку – но по темноте спуск оказался неприятно утомительным. Ни одной подходящей тропинки не обнаружилось. То ли звери именно на этой горе не водились, то ли на водопой ходили не сверху вниз, а как-то иначе… в общем, вернулся он к связанному эльфу очень не скоро, на рассвете. И уже издалека обостренные чувства оповестили, что эльф там не один. Собственно, чувство требовалось одно и самое заурядное – слух. Ругался там кто-то без всякого стеснения, да на несколько голосов, причем голосов знакомых. Это в глухом горном лесу, где никого не знаешь.

Вообще-то к спорщикам можно было хоть на телеге подъезжать – не услышали бы. Но он на всякий случай осторожно подполз и поглядел. Не то чтобы это было жизненно необходимо: свою сумку он по привычке сразу захватил с собой. Но – вдруг что интересного скажут?

У притухшего костерка сидели на корточках два знакомых по деревне синеглазых прохвоста и с интересом поглядывали на связанного эльфа. До сих пор связанного.

– Тэк-с, попробуем еще разок! – с оптимизмом произнес эльф-мятежник. – Так кто ты такой, чтоб пугать дурным воплем двоих бегущих по своим делам эльфов?

– Тоже мне, эльфы! От любого звука на дерево прыгаете! И развяжите мне руки!

– В нашем лесу так никто не орет!

– Вот послушал бы вас, если б вам муравьи в штаны забрались! И развяжите мне руки!

– Тоже нам, эльф! Муравьи ночью не лазают – они спят с муравьихами! Какой ты эльф, если даже не разбираешься, кто к тебе ночью в штаны лезет?

– И, кстати, это, наверно, клещи… вот они как раз ночью…

– И чего снова орать? Или не знаешь, что с клещами запросто справляются? Их же можно прижечь – или отсечь… Ах, знаешь, потому и орешь? Ну мы же не извращенцы – по мужским штанам лазать!

– Уберите клещей! И развяжите руки!

– А он почему-то считает, что извращенцы… Эй, ты кто такой, чтоб считать нас извращенцами?

– Эл Швадесенс! Руки развяжите! И клещей!

Эльфы-мятежники удовлетворенно переглянулись.

Один из них встал, поискал взглядом подходящую ветку, примерил к руке… и со всей дури навернул пленника вдоль спины.

– Вой!

– Это не клещи были, – спокойно пояснил эльф. – И тем более не муравьи, они же ночью спят… с муравьихами… это наведенный зуд. Страх так проявляется. Сейчас ведь не щиплет, не зудит… ну, вон там?

– Там – нет, – неуверенно сказал пленник, прислушиваясь к себе. – А вот на спине…

– Акупунктура, понимать надо! Э… значит, мы остановились на том, что ты, Эл Швадесенс – ах какая громкая фамилия!.. Но мы ее все равно не боимся, придумай чего получше… – так вот ты, жалкий столичный хлыщ, связал себя очень ловко и пугал нас из кустов. А зачем пугал? Э… с этим разобрались, клещи же… зачем связал себя? И как, кстати? Мы тоже так хотим!

– Хотите – заимейте дядю, как у меня! – злобно ответил столичный хлыщ. – Я тут магнитосъемку веду, а он поручения дает! Кланового убийцу стреножить, типа, между делом! Типа, принцессу эту в драной юбке изловить – а мне к-э-к дадут по виску! Я вам что, экстрим форс?!

– А гномьих бирюлек – именно как на экстрим форс! – отметил мятежник задумчиво.

– А что такого? Во Флоренсо…

– Ну-ну, в столице жизнь веселая, одна брюлька стоит как наша провинция…

– Да вы у себя зарабатывать не умеете!

– Утянули все финансы в столицу и жируете!

– …вот и сидите в провинции, как…

– А ты – с клещом в штанах?

– Как хочу, так и сижу! Развяжите руки!

– Не повторяйся, скучно же! Вот интересно, а почему ты не взял убийцу? Или принцессу, если убийцу боязно? Хотя с такими бирюльками – я бы взял! А принцессу – так и вовсе без бирюлек… и даже без приказа…

– Так и я взял! – возмутился Эл. – И ничего сложного! Он же берхь! Дал раза – и слетел с босых пяток! Я его раз – и в гуолы!