Я прошел туда-сюда, потом по дорожке к пляжу и там увидел, одно дерево очень близко стоит забору и такое оно удобное, чтобы залезть.

Ну что ж проверим, на что я готов ради любви. А уверен ли я, что это ради любви, а не миллионов, которые бегут за мной, дышат в затылок и никак не могут догнать?

Я схватился руками за ствол и полез, не так чтобы ловко, но вполне себе нормально, как для человека, с детства не лазившего по деревьям. И уже через минуту я смотрел во двор Зацепкиных с высоты второго этажа.

Увидел окна Ани и её саму лежащую на кровати. Со скучающим видом, она рассматривала что-то в телефоне. Оценил обстановку, прыгнуть с дерева во двор можно, но потом никак не выберешься, если только через ворота выйти. Но что всё это по сравнению с тем, что сейчас я увижу её — Аню.

Ещё раз прицелился, чтобы не сломать ногу и прыгнул в траву у забора. Присел, прислушался и мелкими перебежками, прячась за деревьями, побежал к дому. Но прятаться, конечно глупо, когда не знаешь где камеры. У дома прижался к стене, набрал номер Ани.

— Я возле дома, как мне войти?

— А, ты здесь, я сейчас.

Прижавшись к стене, я стоял ещё несколько минут, а потом увидел светлый силуэт в темноте. Аня махнула мне рукой и пошла вглубь парка. Мы подошли к калитке и Аня достала ключ.

— У тебя был ключ! — возмутился я.

— Тише, — она отперла калитку, мы вышли, и Аня заперла её, — просто хотела посмотреть, на что ты способен, чтобы меня увидеть, — она улыбнулась.

— Ну как, увидела?

— Да, теперь я вижу, что ты действительно в меня влюблён.

— Что это ты себе решила? Просто, хотел спросить, как ты себя чувствуешь после вчерашнего.

Мы шли по дорожке к пляжу и шутили, и было так хорошо, что я даже на какое-то мгновение позабыл о своих миллионах. Хотелось ходить, разговаривать, и смеяться. Мы так и делали. Бродили по пряжу, брызгали друг на друга водой, смеялись, догоняли друг друга.

И кажется, я даже почувствовал какая она хорошая, очень хорошая. Просто раньше нам было не до разговоров.

— Папаша твой надолго уехал?

— На неделю.

— А в доме кто, охраны много?

— Да они дрыхнут давно.

— Так может, к тебе пойдём, — я хитро улыбнулся.

— Нет, нельзя. Не хватало, чтобы тебя в доме поймали. Что они обо мне скажут?

— Это разве тебя заботит?

— Да, заботит, а ты как думал? — обиженно обернулась она.

— Но ведь я — твой жених.

— Ну и что, я должна вести себя прилично, а не тянуть мужчину к себе в спальню.

— С каких пор ты решила вести себя прилично? — я усмехнулся.

— Что? То есть, по-твоему, я веду себя как шлюха?

— Нет конечно, я так не сказал?

— Но ты подумал, — она сердито глянула и пошла вперёд, — всё, не приближайся ко мне больше. Иди себе, проходи мимо. Раз я шлюха, нам нечего делать вместе.

Я уже пожалел что затронул.

— Да не цепляйся к словам, ничего такого я не имел ввиду.

— А мне не важно, — она пошла к дому, и я поспевал за ней, хватал за руку, но Аня вырывалась и шла дальше. У калитки она остановилась. — Я не хочу тебя видеть, уходи сейчас.

— Да что я такого сказал?

— Пойди и подумай, — она открыла калитку, вошла в неё и я услышал, как повернулся ключ в замке.

Ещё немного я постоял, потом пошел к дереву, залез на него и посмотрел на окна Ани.

Она вошла в комнату и упала на кровать.

Аня

Отлично. Он считает меня шлюхой. Доступной. Вот и приехали.

А что ты думала отдаваться по любому свистку, это разве не доступность?

Значит, я сама дала повод и Тимофей так думает. И как быть? Теперь, я не могу бежать к нему, потому что буду считаться доступной. Придётся ждать пока он придёт. Да, буду ждать. Сделаю вид что обиделась, подуюсь пару дней.

Да какие пару дней, меня и на полдня не хватит.

Нет, я выдержу. Два дня, а может три. Два мало, три много.

Значит, я веду себя как шлюха? И папа так сказал. Вот ведь влезла. Нужно было ещё на выпускном отдаться Шаповалову. Он бедный так надеялся, а я отказала. А теперь бросаюсь на парней действительно, как с голодного края. И Тимофей нагло этим пользуется.

Ну всё, три дня жду, пусть посмотрит — я умею обижаться.

Утром, кто-то вошел в комнату и остановился напротив кровати, я прищурилась и увидела плотную фигуру Дуни.

— Ты чего? — потянулась я и перевернулась на бок, — отстань, я сплю.

— Вставай, вставай Аня. Несчастье случилось, отец и Ольга в аварию попали.

— Что! — я вскочила с кровати. — Они живы?

— В тяжелом состоянии отец, а Ольга… и Иван водитель…

— Что? — я подбежала к Дуне, — Нет, нет! Оля! Нет!

Я не могла вздохнуть, слёзы застилали глаза. Как же так? Что произошло, что случилось. Почему? У отца такая машина, которую и бомба не пробьёт, он сам сто раз хвастался.

Не понимаю, не хочу понимать. Может это неправда, сейчас войдёт кто-то и скажет, что это была шутка. Просто шутка. Но так не шутят. Это была бы самая страшная шутка.

Я не хотела верить, но Дуня сказала, нужно ехать в клинику.

Не знаю, как смогла взять себя в руки, как сумела подняться. Но я чувствовала, что именно сейчас должна быть сильной.

Папа! Оля! Иван! Как же так?

В палату зашла как робот, которого ведут. Папа без сознания, вокруг него аппараты. Казалось, он даже не дышит. Дуня стояла рядом и обнимала меня, не давая подкоситься ногам.

— Папочка, — всхлипнула я, — папа.

Я подошла ближе, коснулась ладони и склонилась над его лицом.

Неожиданно рот его открылся и какой-то хриплый звук вырвался из горла. Я испугалась, отскочила. Медсестра тут же подошла к нему и стала, что-то делать, подкручивать.

Мне стало страшно, что если вот сейчас он умрёт. Я уткнулась в грудь Дуни и она прижала меня к себе и потянула к выходу.

Подошел доктор, седой, морщинистый мужчина:

— Сейчас он без сознания, на препаратах и искусственной вентиляции лёгких. Состояние тяжелое.

— А когда он придёт в сознание? — спросила Дуня.

— Часа через три, четыре, может пять. Вы можете пока ехать, как придёт в сознание — мы позвоним.

— Нет, я никуда не поеду, — выкрикнула я, — что если он очнётся, а меня нет?

— Как знаете, только предупреждаю, часа три он точно в сознание не придёт.

Час мы сидели в коридоре. Я постоянно утирала слёзы. Они не прекращались. Потом почувствовала, как засыпаю прямо на стуле и легла, растянулась на несколько стульев. Но всё это не давало никакого покоя. Мне казалось, что я сплю, но на самом деле я бодрствовала.

Думала о том, как дальше. Ответа не было. Я совершенно не знала, что будем дальше и как мы будем жить.

Вдруг прибежала медсестра и крикнула:

— Идите, он пришел в себя!

Я вскочила со стульев и побежала в палату, Дуня за мной. Папа лежал с открытыми глазами, смотрел куда-то вверх, в потолок. Даже когда я нагнулась над ним, он не глянул на меня.

— Папочка, я здесь. Папа.

Взгляд его переместился на моё лицо, блеснул как-то странно. Папа поднял ладонь, протянул ко мне руку, я кинулась к нему, схватила его пальцы, прижала к щеке. Но в тот же момент почувствовала, как рука его ослабла и упала на простынь.

В недоумении я обернулась, но увидела врача, он взял меня за локоть и потянул от кровати.

— Прошу, уведите её, — он обращался к кому-то сзади и я почувствовала, как чья-то сильная рука потянула меня из комнаты.

— Папа! — кричала я, но ответа не было.

Над ним склонились врач и медсестра, и мне показалось, что он шевельнулся. Я хотела снова бросится в палату, но дверь закрылась и Дуня прижимала меня к себе мертвой хваткой.

— Отпусти, папа, отпусти, я хочу к папе, — плакала я.

Потом открылась дверь, вышел доктор и сказал:

— Мне очень жаль. Мы сделали всё, что могли.

Тимофей