А тот вдруг начал громогласно фыркать и чихать на всю избу, раздался грохот бьющейся об пол посуды:
— Человечком воняет! Неужто, кто ко мне заходил, а? Чего притих, Сватушка? Кого прячешь?
— Сам-то где только не бывал, чем только не пропах! А человеку в наших краях делать нечего, причудилось тебе, видно. Никого здесь нет.
— Добро! Наелся, убери… устал я, спать буду…
Леда дрожала в своем углу на печке ни жива не мертва, отчего-то вдруг пришло ясное осознание, что это все никакой не розыгрыш, а на ее глазах происходят очень странные и пока необъяснимые события. Ко всему теперь надо быть готовой, даже к тому, что она попала в какую-то параллельную реальность. И Башкирцев здесь не поможет, потому как он сейчас далеко и знать о ней ничегошеньки даже не знает. Пропала Леда, с глаз долой из памяти вон, мало ли, что девке на ум пришло, может, струхнула чего, да и в город ночью сбежала.
А этот старик, что сейчас храпит у стола на лавке, очень-очень опасен, чистую правду про него Наум говорил.
— Девица? Ты здесь еще, краса моя ненаглядная? Не боись, заснул супостат, скоро выйдем из дому, выведу тебя на тропу.
Тихий шепот Наума сразу же придал сил. Леда осторожно выбралась из — под звериных шкур и приподняла занавеску, что отгораживала закуток на печке. Тут же сморщилась, прикрывая рот ладошкой… На полу были разбросаны в разные стороны кости крупных животных, посуда в беспорядке валялась на столе опрокинутая, суп разлит, каша растеклась по скатерти из сваленного на бок горшочка.
А на лавке лежал неприметный с виду мужичонка, росточком чуть не вдвое меньше самой Леды, прямо карлик какой-то, только ступни голые непомерно большие, да руки, как деревяшки свисают до пола, заканчиваясь пудовыми кулачищами. А борода жиденькая вроде, но длинная, белесая, тянется к поясу, трижды за его петли обвиваясь. Неприятное впечатление производил человечек, особливо, когда храпел еще, рот разинув, да носом сиплые посвисты выводя.
Леду будто ветром с печи снесло, да подбросило к самой двери.
— Открыть попроси…, - жаркий шепоток едва не обжег щеку.
— Сват Наум, выпусти за порог, будь другом. И вообще, что тебе прислуживать этому старому лешему, пойдем-ка, лучше со мной.
Двери распахнулись, и Леда оказалась на улице. А потом потащило ее дальше и дальше от дома, аж голова кругом пошла, в глазах все потемнело от мелькающих перед лицом веток и листвы.
— Да что же так быстро? Или боишься, что догонит Хозяин?
Ответом ей был лишь довольный смешок:
— А Дед мне теперь и не хозяин, ты же меня с собой позвала, тебе и владеть мной… до поры.
Леда выдохнула с нескрываемым облегчением:
— Вот и прекрасно! Отправь-ка меня домой, в мой родной город!
— Прости, хозяюшка, только мне не под силу такое. Напоить, накормить — это я запросто. Обидчику какому шею свернуть, тоже с удовольствием превеликим, а вот домой будешь добираться сама.
— Так я даже не знаю, куда мне идти? Что это за место у вас такое странное? Как хоть ваши края называются-то?
— Дарилана — земля всеведов. Змеиные угодья тут рядышком совсем, только я там еще не бывал, не доводилось. А ты откуда будешь? Из Торжка или Звенигорья родом?
— Ох… чудеса в решете. Может, вы все-таки шутите? Ага! Только вот, кто вы сами, еще вопрос… «То, не знаю, что», — такое даже во сне не привидится!
Леда приложила прохладные ладони к загоревшимся вдруг щекам.
— Торжок, Звенигорье — по словам — города русские. А что это за Змеиные угодья? — Да, ты и впрямь издалека. Гнездовье здесь все знают. И братьев тоже…
— Скажите мне только одно, как мне попасть домой! Именно туда, куда я хочу! — Хм… а коли к знающему сведу, отпустишь меня?
— Господи, да конечно!
Хохот невидимого существа прозвучал как раскат грома. Кажется, спутник Леды был весьма доволен ответом.
Значит, по рукам?
— Ну, да… по рукам.
Леду толкнуло вдруг в плечо так, что она едва наземь не полетела, да тот, кто толкнул, видно сам же и удержал.
— Прости, душенька, не смог радость сдержать. Уж без малого триста лет я у Деда обитаю, надоел Старый хуже горькой редьки. Пусть теперь без меня помыкается. Ух и зол же будет, как проснется, да нас ему не поймать. Кончится на реке его сила. А потому поспешить надобно.
Леду подхватило что-то за талию и понесло вперед, ноги едва касались травы. Девушка просто закрыла глаза и обхватила себя руками за плечи. Будь, что будет!
— Ну, вот и Резвушка, вовремя добрались. Сейчас в лодочку сядем, только нас и видали.
Девушка с удивлением обнаружила, что стоит на невысоком берегу, густо заросшим темно-зеленой растительностью, а чуть не в двух шагах покачивается на воде махонькая лодчонка. Леда и ойкнуть не успела, как вновь подняла ее вверх неведомая сила и ловко опустила на цветастый коврик, что покрывал дно лодки. Никаких скамеек и весел не было видно.
— А как же грести?
— Не заботься, красавица, сам управлюсь. Мигом домчимся. Только смотри в оба, скоро вода цвета крови пойдет, ручки свои белые с борта не спускай, а то мне тебя не удержать. Их супротив меня больно много, и злые, как черти…
— Кого это — их?
Голос хмыкнул только недобро и лодка, покачнувшись, дернулась вперед, вниз по реке. Леда сидела на днище, обняв колени, прижатые к груди, и украдкой щипала себя за локоть. Было больно, похоже, это не сон, а все вьяве с ней происходит. Вот же напасть, как бы здесь не пропасть…
— «Что за мир такой — сказка не сказка, только Бабы — Яги и Кащея не хватает!»
А, может, так вот прямо в лоб и спросить, сразу все будет понятно:
— Дядя Наум, а Кащей где живет?
— Батюшка далече теперь, давно не видались, да и признаться, желанья нет. Худо он со мной поступил!
Леда застонала и ничком повалилась на коврик, не зная плакать ей теперь или же засмеяться вслух. Только причин-то для радости не было никаких, видать, просто нервы сдали.
— Ну, вот, начинается… Тихо сиди, авось и не заметят.
Леда не сдержала любопытства, приподнялась и заглянула за бортик лодочки. Вода розовела на глазах, пузырилась, будто вскипая изнутри, и вскоре стала мутнокрасной, даже как-будто загустела. Вокруг стояла зловещая тишина, и даже суденышко теперь двигалась гораздо медленнее. Втянув голову в плечи, девушка робко озиралась вокруг, поражаясь тому, что видит. Лес по берегам реки тоже менялся, редел березняк, дерева стояли кривые, скукоженные, почти без листвы, кое-где словно поваленные бурей. С обломанной верхушки старой ели поднялась ворона. Прокричала гортанно и закружила над лодкой. И тотчас, повинуясь неведомому приказу, сорвалась стая ворон и с других сучьев корявых, заполонили небо, забазлали враз, оглушительно хлопая крыльями.
Леда закрыла голову руками и пригнулась. Хорошо, что не смотрела дальше. Вода вокруг лодки забурлила, зацарапали по смоленому дереву когтистые руки ли лапы, и не разобрать.
— А, ну, кыш отседова! Не видать, топляки, вам поживы, обещал целой к бабке доставить и слово сдержу!
Леда едва разбирала отборную ругань, на которую весьма скор был Наум, пытаясь отогнать жутких созданий, что толкали и качали лодку, бились в днище лбами, отчаянно желая ее перевернуть. Девушка сидела, боясь шелохнуться, вспоминала про себя все молитвы-заговоры, что еще в памяти держались. Но прошло сколько-то времени, и снова наступила тишина.
— Дядя Наум, а это кто был-то? — дрожащим голосом еле слышно спросила девушка
— A-а, то люди худые, что не своей смертью померли, кого казнили, кого притопили, земля их не берет, вот и мыкаются бедные посреди реки. Резвушка добра, все терпит, жалко ей и пустой народ.
— А от нас-то они хотели чего?
— Знамо дело, кровушки твоей молоденькой испить, силы взять да на берег выбраться. Такое уж не раз бывало, ходили топляки по округе, пока местные кол им в глотку не забивали, да не сжигали останки.
— Так, они что же — вампиры?
— Упыри, проще сказать… До живой плоти охочи люто, но и на них управа имеется.