— Не болтай-ка пустяков, раз сказал брат, что песня — худая, значит, так оно и есть! А ты, милая, тоже хороша, нашла чем Князя потешить… Будет, будет, не вздумай реветь-то, не с чего пока. Слезки-то наперед прибереги, глядишь, еще пригодятся…

Сначала Годар хотел покинуть Гнездовье на эту ночь, да остерегся грозы. Зачем дразнить вечно голодных богов разудалым полетом? Но и оставаться одному в своих покоях не хотелось. Велел привести Теку. Когда женщина неслышной тенью легла на его постель, взял быстро, только чтоб утолить жгучее желание обладать податливым телом. Но вряд ли получил знакомый покой, сейчас все было иначе… На ее месте другую видел. Синеглазую, растерянную, обиженную им напрасно. Видел и Змея. Тоже другого. Кого-то из предков. Не высоко летел, чтобы не пугать сильно девушку, бессильно повисшую в когтях.

А ведь Годар слукавил перед Ледой. И сам сейчас того жутко стыдился. Не всякая Лунная дочь добровольно соглашалась стать супругой Змея. Не в чести были лари с подарками и обещанное богатое житье. Кто он был для нее? Крылатая Тварь. Так и зовут потомков Горыни в соседних землях. И ведь, бывает за что. Вот и Ледушка песню знает, а недаром ее люди сложили, стало быть, случалось дело — уносило Чудовище в небеса перепуганных дев. А что же потом…

— Мне уйти, Господин?

Годар удивился даже — что делает чужая на его ложе, если только Одна есть для него. Но сейчас рядом на краю постели сжалась Тека… Покорная, вдоволь хлебнувшая некогда горечи и бабьей тоски. Из дальнего поселка пришла в Гнездовье на житье проситься. Самую грязную работу обещалась делать за черствый кусок хлеба. Тяжкая доля ей досталась едва ли не с младенчества. Первое дитя у суровых родителей в большой семье, с малолетства и нянькой была, и прачкой и коровницей. С первой зори в трудах, ко всему привычна, да мало ласки видала — большуха, не до того, если малышей полон дом.

А пришел срок, выдали Теку замуж и новая родня была очень рада — славная работница появилась: тиха, безотказна, сама спину гнет, спеша всем угодить. Да только на второй год открылся в девушке великий изъян, не смогла подарить мужу дитя. Уж сколько укоров претерпела девушка за то время от строгой свекровушки, сколько брани и побоев снесла от мужа. А после сошла со двора. Так ей велели. Сперва к омуту хотела наведаться, да там и остаться. Передумала все-таки, не возжелала гневить богов, водяных тешить. Решила еще попытать судьбу, доплелась до Гнездовья, пала в ноги Арлете. Приняли ее без долгих слов.

А вскорести запосматривал на безмолвную работницу и сам Князь. Как-то вечером заступился даже, когда молодую женщину тянул за подол бойкий парень из его дружины. Всем Тека удалась, и лицом и телом, да только уж больно робка душой. Оттого и ходила всегда, опустив голову, с непролитыми слезами в светло-карих глазах. А уж когда сам Князь за руку взял, да повел на ложе, разве могла об отказе помыслить.

Скоро все знали, что Тека бывает в горнице у Самого. Никто более насмешек в ее сторону не кидал, не одаривал невзначай жадным взглядом, не тянул уже за собой в овин. Легче стало жить. Свыклась со своей бабьей долей, притерпелась. Годар пусть и не любил, да и обиды от него женщина за весь год не видала. Одежду ей новую через Арлету справил, полевой работой велел не трудить. К себе зазывал не часто, звериной лаской до синяков не мучил, как бывший супруг. Совсем не последнее житье. Тека даже на личико округлилась, зато поубавилось испугу в глазах. Любила ли сама? Ой, да как же осмелиться! Князь ведь… Да притом, не простой князь. Нет, даже боязно и помыслить такое.

— Иди к себе. Об эту пору же завтра наведаешься.

Сказал-то даже, не глядя. Привыкла Тека. Поклонилась тому, кто спиной к ней стоял, да и вышла вон из княжеских покоев.

Через пару дней поутру Леда застала Арлету в глубокой задумчивости:

— Чудит Годар. Что опять на него нашло? То корил брата за тебя, мол, не ровня. А теперь напротив со свадьбой торопит. Через седмицу праздник Первого Колоса. Костры будем жечь. Тогда вас и соединим. Куда уж тянуть-то боле?

Леда молчала. Искала в душе какой-то отклик на эти слова. Тихо. Только бьется в стекло бабочка-голубянка, что случайно в светелку попала. Выпустил бы хоть кто… Арлета посматривала пытливо, вздыхала.

— Понимаю тебя, девка, тяжело это, соломенной-то вдовой опосля ходить. Радсей ведь живым в землю ляжет, хоть и сморит его крепкий сон. А очнется уже в Нижнем мире. Помнить будет тебя, даже служа Хозяину Подземных владений. Тебе решать. Никто замуж силой не тянет. За тобой последнее слово.

— Решим…

Душно в тереме стало как — будто. Леда отворила оконце, выпустила голубянку на волю. Сама возрадовалась душой. Потянуло на луга за ограду.

— Позволишь с Радуней до поля прогуляться?

— К лесу только не ходите. Разве еще подруженьки с вами отправятся.

— Вместе пойдем. Может, и Радсей согласится.

Но друга Леда сейчас не сыскала, с братом поутру уехал в деревню по какой-то надобности. А вот девицы собрались большой гурьбой, пожелали сами выбрать местечко для будущего праздника. Заводилой, конечно, была Милана. Тоже на сей раз одна, жених, видно, отлучился с князьями.

Поначалу, казалось, что прогулка выйдет на славу. Первый денек последнего летнего месяца, солнышко припекало к обеду, медом еще будто несло с лугов. Однако, примешивался к аромату поздних цветов терпкий запах полыни. Позабылись скоро все наказы Арлеты, у самой кромки леса расселись девушки. Кто на поваленное дерево, кто на охапки высушенной травы, а то и просто на холщевую подстилочку или рогожку, заботливо припасенную из дома. Пошли беседы, шутки, загадки. Радуня смеялась громко, да все зачем-то в сторону высоких берез поглядывала, а потом шепнула Леде свою тайную грусть:

— Видно, Михей про меня забыл. А ведь обещался прийти. Как же так-то?

— Не надо бы тебе о нем думать вовсе.

— Беспокойно мне. А вдруг занедужил? Некому даже водички подать. А вдруг мается сейчас, душа болит за него. Повидать бы…

Леде исподволь ее тревога передалась. Словно пристыдила Радунюшка. И в самом-то деле, столько добра от Медведя видали, а сами даже не в догадках справиться о его здоровье, житье-бытье. Так, не звать же опять Медведя, а иначе как увидеться? Вот уж загадка, так загадка.

Показалась вдруг из-за молодой сосновой поросли женщина с лукошком.

— Еще одна приблуда пожаловала! — прошипела Милана, рукоделье свое подобрала в подол и отвела подружек чуть дальше в сторонку. Уселись девушки поодаль «уроки» свои выполнять. Маменьки строгие ведь просто так погулять не отпустят. Играйся знай, а от дела не отлынивай.

Только Радуня с Ледой уходить не стали, предложили Теке присесть рядом на сено, отдохнуть от долгой прогулки. Однако женщина только поставила на землю тяжелое лукошко с дикой смородиной.

— Благодарствую, девонька. Только слово у меня есть к молодой госпоже.

— Это какое же слово? — встрепенулась Радуня, вскинув на Теку удивленные очи

— Кланяться тебе велел Хозяин Лесной, гостинчик просил передать…

— Михей!

Радуня руки к щекам прижала, глаза блестят, сама раскраснелась вся, будто не знает, плакать ей или же смеяться напротив.

— Он, хоть, здоров?

— Здоров, здоров…

— Да, чего ж ему сделается-то? Знала бы ты, какая у него матушка умелая, чуть что сразу в печку лечиться — бух! Правда, Михей бы на лопате не поместился, ничего, одним бы тестом управилась, — усмехнулась Леда.

— Ногу бы ему еще сладить, всем был бы хорош. За каленного дядюшка не отдаст…

— Так ты, вроде, и сама за него не хотела.