— Заверни в рушник да положи остудить на оконце. Только смотри не зевай, он нонеча шустрый получился, глазом не моргнешь, как опять сбежит.

— «О ком это она?» — недоумевала девушка, укладывая круглый каравай на раскрытое настежь единственное в избе окошечко.

И только успела подумать, как колобок качнулся в ее сторону и выкатился из окна на улицу.

— Держи уж, безрукая! Сейчас в лес удерет!

Леда и высунуться-то в оконце не могла, до того мало оно было, а еще пуще растерялась, когда увидела, как лихо подпрыгивая меж густой травы скачет к воротам горячий еще каравай. И смех и грех…

Да только недалеко ускакал, бедняга, подхватили его широкие ладони и разом разломили колобок на две половинки. Леда бухнулась на лавку без сил и виновато опустила глаза.

— Эх, ты! А еще хозяйкой быть собралась!

— Ничего я не собралась! Жалко… он живой был, а Михей его так вот…

Старуха даже ухват бросила, встала перед Ледой, подбоченясь:

— Это еще что за жалейка тут выискалась? Ишь, распустила нюни, беглеца ей жаль, а чем пробиваться думаешь, болезная? Они все у меня тут живые, так теперь зубы на полку прикажешь? Не бывать такому!

Старуха махнула костлявой рукой и Леда даже ноги поджала, подымая подол. Заплясали по полу старенькие половички, сами скатываясь к порогу, вывалились из избы, стряхивая с себя пыль. Прыгнули с притолоки чашки, подставились под струю молока, что само налилось щедро. Нож подскочил, принялся щедро намазывать масло на ломти хлеба. Свалилась с гвоздя прямо на стол вязанка морковных паренок.

В избу шумно вернулся Михей. Сразу же подошел к девушке, протягивая половину колобка:

— Отведай матушкиной стряпни…

— Пусть умоется сперва, негоже грязным руками хлеб брать!

Леда согласно кивнула, после сна, и впрямь, не мешает личико умыть, да сполоснуть ладошки.

— А умывальник у вас на дворе?

— Вон лохань в углу, с тебя хватит.

Наконец, чистая и очень голодная девушка уселась за стол. А пока бабка что-то искала в сундуке, Леда успела пошептаться с Михеем:

— Я бы вам посоветовала поселится отдельно. Никакая девица с вашей матушкой не уживется. Это как пить дай!

— Сам знаю. Дом у меня строится на опушке, просторный, светлый, да и лес там хороший, до Торжка близко опять же. Может, когда и приведу туда Хозяюшку. Если по-добру, конечно, девка за меня пойдет. Иначе, не надо мне…

Медведь брови сдвинул, и у Леды сердце сжалось. Пропадает хороший человек один в лесной глуши, и никому дела нет. А как ему такому невесту сыщешь, вроде не урод, не старик, всего-то лишь оборотень, и пускай даже на одной ноге. А ведь дом строит, надеется на что-то… Как бы ему помочь…

Словно угадав ее тайные мысли, Михей усмехнулся:

— Мать на любую из девок может морок навести, да так чтобы и души во мне не чаяли, деревяшки моей не замечали. Только я не хочу. Мне по присухе не надобно, может, кому и так поглянусь. Думал сперва, ты здесь не зря появилась, а раз не приняла мой дар сразу, значит, не твоя доля. С другим счастье найдешь.

— С Другим…. - эхом повторила девушка, с трудом отщипывая от колобка кусочек, катая пальцами теплый мякишь. «Нет-нет. Не могу его есть, лучше уж тот, деревенский хлеб, он-то по двору не бегал, не просился на волю. Что я, лиса вредная, чтобы колобками питаться? Дудки, сами лопайте!»

Но Старуха только глотнула молока и улеглась на свою лежанку. А вскоре и запохрапывала, заснула видать крепко.

— Ну, пора нам! А то гляди, может и задержишься на денек, погостишь? Я тебе лес покажу, ягодные поляны, к омуту свожу, кое — с кем чудным еще познакомлю…

— Спасибо, Михей, но мне бы надо к этому Змею или кто он там, Крылатый… Ох, страшно! Михей, а он меня не съест?

— Может! — хохотнул Медведь, ковыляя к раскрытой двери, а Леда, округлив глаза, так и пристыла к лавке.

— Да только самого-то его в Гнездовье нет сейчас, он опять с кем-то воевать отправился, может иноземный Князь его попросил, или иная нужда заставила. Так пока Сам не вернулся, ты с братом его меньшим о своей беде побалакай, может, и поможет чем. Еще с ними сестра живет, вроде добрая баба, раз видал на ярмарке.

Леда совсем запуталась, головой тряхнула, прогоняя грустные мысли:

— А этот брат — тоже летать умеет?

— Да вроде нет, только старшему передалось. Я сам толком не знаю, Годара все боятся, а меньшого любят да жалеют, вроде жить ему осталось недолго. В Змеином роду издавна водится так, чтобы из всех братьев только один оставался, плату Подземный требует за былые дары. К осени заберет Меньшого в свои чертоги ночные. Вот Годар и лютует, с войны на войну мечется, злоба его за брата берет, а что поделать? С Древними спорить тяжко, даже Крылатым не под силу.

— Сколько в вашем Мире тайн и загадок. И все-то грустные!

— Ну, идешь или остаешься? А то ведь и я передумать могу. Да, и мать проснуться может, запрет тебя в подполе, будешь знать!

— Иду, Михей, иду, не сердитесь!

Солнце стояло еще высоко, когда Леда и Михей выбрались за ворота, направляясь в сторону от затерянной в лесу усадьбы. Медведь первым шел и довольно споро, все также опираясь на здоровенную клюку.

— «Не иначе как деревце прямо с корнями выдрал», — косилась девушка на голый ствол, что книзу расходился в корявую лапищу. — «Таким-то орудием можно зараз голову с плеч снести».

Показалась впереди полузаросшая муравой, еле приметная тропка, на нее-то Михей и свернул. Птицы петь начали, налетела стайка комаров, да вскорести и пропала. Леда шла, губы кусая, едва ли не вслух досадуя, что позабыла в избе свою прежнюю одежду — футболку и джинсы. А теперешний свой наряд хоть и нравился поначалу, да будто с чужого плеча, непривычно как-то. Сарафан путается в ногах, в длиннорукавой рубашке жарко, да и кроссовки совсем не к месту. Вовсе их, что ли, снять…

— Михей, подождите, я обувь сниму, босиком буду. Тут же не водятся змеи, правда?

— Чудно той бояться змей, что сама в их логово лезет!

Леда так и замерла с одной кроссовкой в руке:

— Так, может, и не ходить, если там опасно? Что присоветуете?

— Мое дело сторона, хотя тебе лишь добра желаю. А все же не вижу причины Змею тебя в Лунную Долину нести. Какая нужда-то… Ты ему не мать, не жена, Годар и так людишками пренебрегает. Посмеется над тобой и прогонит, вот попомнишь мое слово.

Леда искренне огорчилась. Чем ей заинтересовать неведомого Драконищу совершенно не знала.

— Может, я ему отслужу? Отработаю как-нибудь, буду мыть, стирать… У него семья есть? Я за детьми присматривать могу, сказок много знаю, песен тоже. Ну, что он у вас, совсем бессердечный?

— Да, похоже, что так и есть. Правда, сестру с братом любит, так ведь родная кровь. А жену за себя никогда не брал, так верно, рабынями пробавляется.

— Кем? — Леда выронила на траву вторую кроссовку и остолбенела.

Михей оперся обеими ручищами о свою клюку, хмуро улыбнулся:

— Сказывают, что в Гнездовье всякий люд живет, кто по доброй воле, а кого Годар из похода привел, сам полонил или данью отдали.

— И девушек тоже?

— Так мужику ведь без бабы никак! А Годар при том еще не простой воин, а Змеиный князь, ему ли не иметь при себе усладу.

— Так что же не женится? Или с гаремом веселее?

— По себе, видно еще не нашел, так же как и я мается, небось. Может, где и моя милая бродит, о другом вздыхает, встретимся ли на этом свете…

— Ох, что-то мне все это не очень нравится, Михей. Боязно как-то идти.

Леда сидела на высокой кочке, связывая вместе шнурки кроссовок, да вдруг заметила, как ползут по босой ступне толстопузые рыжие муравьи. Пришлось махом вскочить, да бежать к Медведю, а тот только щурится и смеется, оглаживая бородку: