За неделю, проведенную в Гнездовье, Леда уже успела немного привыкнуть и к говору местному, и к своим обязанностям не тяжелым: помогать при кухне, да горницы убирать на женской половине. Все, что потребуется делать. Основная грязная работа, конечно, на рабах лежала, а было их в этом селении не мало, хотя в цепях никто и не хаживал.

Скоренько Леда разобралась как тут обстояло дела с руководством. Змеиный род издревле владел богатыми угодьями пашни и лесами на юго-востоке Дариланы. Более трех десятков окрестных деревень и сел, несколько богатых ремесленных городков были под Змеиным крылом, платили хорошую дань. Народ местный себя всеведами называл, дескать «сами с усами», и никто кроме Нашего Князя нам не указ. Хорошо собой гордиться под такой-то защитой.

Селились всеведы испокон веков вблизи реки Рось, и текла она полноводно, собирая многочисленные притоки, через все Змеиное низовье, мимо Волчьих земель прямиком к Ледяным хребтам, что еще назывались Драконовыми горами. Там Рось расширялась вольно, набиралась сил с тающих ледников, огибала Сумрачную долину и устремлялась к Безымянному морю, словно желая слиться с Возлюбленным. Холодные морские волны жадно принимали в себя упругое речное тело, сдабривая союз крепкой солью.

Все это рассказывала Леде сама Радуня. Очень уж они подружились. А других подруг Леда завести здесь не смогла. Девицы местные ее избегали, посмеивались тайком, называли промеж себя безродной и приблудой, а может, и еще как обиднее в разы. Только Михайлова старалась на все эти ухмылочки и взгляды косые внимания не обращать, право дело, не серьезно. В ее-то лета, при ее познаниях. Только что проку во всех прежних навыках Леды, когда мясо здесь жарили прямо во дворе на кострах, хлеб выпекали в печи, воду носили из колодца, одежду шили из крашеного льна, что сами же и выращивали.

Мало что нового могла девушка сообщить этим людям. Был в Дарилане свой календарь, свои красивые праздники и обычаи. Мужчины охотились, рыбу ловили, а для того мастерили капканы, сети плели. Женской заботой было стол накрыть да запасы на зимнее время заготовить, шитье одежды и присмотр за детьми. И вот с ребятишками-то Леда легко нашла контакт, опять же на основе песен и сказок. Собиралась вокруг нее малышня, рот разинув, слушали ребятишки истории про Бабу-Ягу — костяную ногу, да кроткую Василисушку. И многие — многие другие… Каждый вечер присаживался на завалинку к детскому кружку сам Радсей. На свирели своей играл, бросая на Леду долгие взгляды, почему-то уже не улыбался.

А однажды пригласил прогуляться за пределами ограды к полю. И Леда с радостью согласилась. Будет время поговорить с глазу на глаз, откроет ему, за какой надобностью все же в Гнездовье пришла, какая у нее просьба до Крылатого. Может, Младший хоть советом поможет?

Радсей внимательно выслушал девушку и лишь плечами пожал:

— Вот уж не знаю, какое должно чудо случиться, чтобы Годар согласился тебя отнести к истокам Роси. Он закаялся в Лунную долину летать. Обещался и не жениться никогда. Хочет на себе наш род замкнуть. Обмануть Подземного Хозяина.

— Мне Радуня ваши сказания поведала. Да только одного не возьму в толк, разве нельзя Князю найти себе простую жену, зачем непременно какую-то Лунную дочь?

— Так, о том и речь, что на обычной-то девушке ему и подавно нельзя жениться!

— А где эти Лунные обитают?

— Промеж всех ходят, только Змей лишь один видит, у кого из девиц над головой лунный обруч, та и Суженой ему быть должна. Одному ему это зримо, которая Нареченной станет. Только ту сможет назвать женой.

— Удивительно! А если не найдет?

— К Лунной деве отправится за подсказкой. Ни один Змеиный Князь еще без Избранной не оставался, и рождались у них сыновья…

— Да уж! И всех кроме Старшего забирали под землю. Прости, Радсей, не надо было мне это говорить.

— Отчего же? Я с долей своей давно уж смирился. Говорят и в Нижнем Мире есть свои чудеса. Может, мне там и поглянется еще, за долгие-то века…

Леда с болью в сердце заметила, как дрогнула грудь мужчины от глубокого вздоха. Нелегко давались Младшему эти слова, нелегко живой душе покорно в сыру-землю ложится, навечно отказываясь видеть солнечный свет, любоваться листвой зеленой, да улыбкой девичьей.

— Неужели нет никакого способа тебя от этой беды избавить?

— Может и есть… Только нам неведом. Ровно месяц остался до сбора первых ржаных колосьев. Целый месяц мне еще по свету ходить. Так забудем грусть! Очи у тебя красивые, а на дне печаль. Что тебя гнятет? О своем все думаешь, я ведь вижу. Знал бы как тебе помочь, жизни не пожалел, той, что еще в моей власти. Да вот как убедить Годара, ума не приложу. Не послушается даже меня. Разве только…

Радсей рассмеялся, тряхнул русыми кудрями.

— Нравлюсь ли я тебе, лебедушка белая?

Леда никакого подвоха не ожидала, ответила честно:

— Нравишься. Чего правду скрывать, всем хорош.

Радсей взял ее за руку и прижал раскрытой ладошкой к своей груди:

— Тогда невестой моей назовись. Свадьбы я не хочу, вдову после себя оставлять не желаю. А вот в женихах походить напоследок я не против совсем. А Годару так и скажу, как вернется, чтоб исполнил желание моей Любимой, которая последние дни мне радостью украсила. После того, как сойду я в Нижний мир, пусть с осенними ветрами отнесет тебя к Лунной Деве. И твоя просьба исполнится, и я дело доброе совершу, может, хоть ты вернешься на родину.

Леда вникала в его слова, не вынимая своей ладони из горячих пальцев юноши.

— Радсей… Так ведь это будет словно игра? Это же не по любви?

— Пожелаешь, и любовь промеж нас будет. Давно гляжу на тебя, ты мне по сердцу. Только я тебе видно лишь в други гожусь. И на то согласен. Зачем тебе по мне зря тосковать, терзать душу? Да и я спокойным уйду, а ты после нового жениха себе сыщешь. Змеиную невесту любой взять захочет. Великая честь и богатое житье. Годар не оставит тебя и после моего ухода. Ни в чем не откажет, посадит рядом с собой за стол. Глядишь, второй сестрой назовет. Хорошо будешь жить. Соглашайся!

А потом Радсей ее обнял, легко как-то и впрямь, словно старый друг или старший брат, которого у Леды никогда не бывало. Девушка прижалась лицом к широкой мужской груди и замерла. А потом ответила тихо:

— Невестой твоей я считаться согласна. Если только о большем просить не станешь. Я ведь тоже сама для себя решила, что замуж никогда не пойду. Потому что не умею любить так, как надо любить мужа. Я это уже пережила: сначала чувство такое будто пламенем обжигает, горишь вся, а потом одно недоброе слово и словно ушат ледяной воды тебе на голые плечи. Кажется, так закаляют мечи. Может, сердце у меня оттого стальным сделалось. Ты красивый, хороший, руки у тебя теплые, будто родные, а все равно… Прости. Не могу тебе любви обещать.

Они встретились взглядами и поняли все про себя. И правда, как родственные души краешкам одна другой коснулись. Обнялись уже иначе, словно люди, что долго были в разлуке и встретились вдруг нечаянно. Просто близкие люди. По духу, не по крови. Радсей Леду в макушку поцеловал, пошутил, что зря перья из волос повынимала, глядишь, прилетела бы Жар-птица, свила гнездышко, нанесла золотых яичек.

Возвращались уже, смело держась за руки, на виду у всего Гнездовья. Вместе, под быстрый людской шепоток-пересуды, прошли до терема Арлеты и низко поклонились хозяюшке, что вышла на крыльцо встретить. Там Радсей и объявил, что сыскал себе невесту, прилюдно обнял Леду за плечи. Женщина кинула на молодую пару суровый взгляд, да вдруг губы ее задрожали, расплакалась, подошла ближе. После Леду сестрицей назвала, расцеловала в обе щеки. Досталось ласки и младшему брату. Тут подбежала Радуня, вскрикнула, новость узнав, затормошила подругу, что-то про свадебные обряды начала щебетать, да Арлита ее разом одернула, прогнала в дом. Светло было на душе у Леды, светло, как в августовский денек перед началом осеннего листопада. И Радсей рядом стоял радостный, будто все тревоги его уже миновали. Будто только-только прибыл сам из далеких земель, а не подходит пора прощаться.