– Я видела образцы его работ,– проговорила Оливия.– Очень, очень талантливый мальчик. И уже успел получить несколько наград!
– Мамочка, прошу тебя,– устало произнесла Милли.
Она взяла с тарелки печенье, посмотрела на него и положила обратно, охваченная внезапным приступом паники. А вдруг он все-таки вспомнит? И расскажет всем, при каких обстоятельствах они виделись десять лет назад? Что, если правда выплывет наружу? От этой мысли кровь застыла в жилах, к горлу подступила тошнота.
– Его непременно нужно познакомить с Изабел,– не унималась Оливия.– Как только она вернется из Парижа.
– Что? – Милли мгновенно насторожилась.– Это еще зачем? – Она посмотрела на мать – та изобразила равнодушие.– Мамочка, нет! Ты, наверное, шутишь!
– Я всего лишь подумала,– оправдываясь, сказала Оливия,– бедняжка Изабел день-деньской торчит на своих конференциях. Там же тоска смертная! У девочки совсем нет времени, чтобы встречаться с мужчинами.
– Она не желает встречаться с мужчинами! Во всяком случае, с теми, которых пытаешься подогнать ей ты.– Милли слегка передернуло.– И уж точно не с этим фотографом!
– Чем плох фотограф? – удивилась миссис Хэвилл.
– Ничем,– быстро проговорила Милли.– Просто он… не подходит Изабел.
Перед ее глазами встал образ сестры – такой умной, такой здравомыслящей… Внезапно у Милли будто камень с души свалился. Надо посоветоваться с Изабел. Она всегда знает, что делать.
Милли бросила взгляд на часы.
– Сколько времени сейчас в Париже?
– А что? Ты собираешься позвонить?
– Да,– подтвердила Милли.– Хочу поговорить с Изабел.– Отчаяние вновь захлестнуло ее.– Мне нужно поговорить с ней.
Изабел Хэвилл вернулась в отель в восемь. Индикатор сообщений на телефонном аппарате в номере мигал, как сумасшедший. Изабел нахмурилась, устало провела рукой по лбу и открыла мини-бар. День выдался еще более тяжелым, чем обычно. Кожа совсем пересохла от душной атмосферы конференц-зала, во рту ощущалась горечь кофе и сигаретного дыма. С утра до вечера Изабел слушала и переводила, слушала и переводила. Постоянно сохранять ровную, выдержанную интонацию – вот что отнимало больше всего сил. Сейчас в горле у нее першило, губы не могли произнести ни слова, а в голове до сих пор гудел водоворот фраз жаркой разноязычной дискуссии.
С рюмкой водки в руке Изабел медленно вошла в отделанную белым мрамором ванную, зажгла свет и несколько секунд безмолвно разглядывала в зеркале свои покрасневшие, воспаленные глаза, потом открыла рот, собираясь что-то произнести,– и безвольно его закрыла. У нее не осталось сил, чтобы сосредоточиться, породить хотя бы одну мысль. В течение многих, слишком многих часов ее мозг работал в качестве мощного информационного канала, она и сейчас была способна только на то, чтобы перекачивать слова туда-сюда, не прерывая потока собственными думами, не примешивая к переводу свое личное мнение. Она отработала безукоризненно, ни разу не позволив себе расслабиться или потерять самообладание. А сейчас от нее осталась лишь высохшая, пустая оболочка.
Изабел залпом выпила водку, поставила рюмку на полочку над ванной и поморщилась – стекло звякнуло о стекло. Отражение с тревогой смотрело на нее из зеркала. Весь день ей удавалось не думать об этой минуте, но теперь она наедине с собой, работа закончена, и отговорок больше нет. Трясущейся рукой Изабел порылась в сумочке и вытащила шуршащий пакетик, который ей дали в аптеке; вынула из него продолговатую коробочку. Внутри лежал листок-вкладыш с инструкцией на французском, немецком, испанском и английском языках. Она нетерпеливо пробежала глазами все четыре абзаца, обратив внимание, что в испанском тексте плохая грамматика, а в немецком имеется смысловое несоответствие. Однако все инструкции сходились на короткой продолжительности теста. Всего одна минута. Une minute. Un minuto.
Изабел достала полоску теста, едва сознавая, что делает, оставила на краю ванны небольшую чашку и вернулась в спальню. Пиджак от костюма по-прежнему валялся на огромной гостиничной кровати, индикатор сообщений на телефоне все так же бешено мигал. Изабел нажала кнопку, чтобы прослушать сообщения, приблизилась к мини-бару и налила себе еще водки. Тридцать секунд.
«Привет, Изабел, это я.– Низкий мужской голос заполнил комнату, и Изабел вздрогнула.– Позвони мне, если будет время. Пока».
Она посмотрела на часы. Пятнадцать секунд.
«Изабел, это Милли. Послушай, мне очень нужно с тобой поговорить. Прошу тебя, пожалуйста, сразу перезвони. Это очень, очень срочно».
– У тебя всегда все срочно,– вслух произнесла Изабел.
Она снова бросила взгляд на часы, набрала в грудь побольше воздуха и направилась в ванную. Маленькая синяя полоска была видна за несколько шагов. Неожиданно Изабел ощутила дурноту.
– Нет,– прошептала она.– Не может быть.
Она отшатнулась от полоски теста на беременность, как от заразы, и захлопнула дверь ванной. Дрожа, сделала глубокий вдох и механически протянула руку к рюмке с водкой. Затем, внезапно осознав, что делает, остановилась. Ею овладели тоскливое одиночество и растерянность.
«Изабел? – донесся бодрый голос автоответчика.– Это опять Милли. Вечером я буду у Саймона. Может, позвонишь мне туда?»
– Нет! – крикнула Изабел и почувствовала, как глаза предательски защипало.– Не позвоню, поняла?
Она схватила рюмку с водкой, одним глотком осушила ее и со звоном разбила о ночной столик. Внезапно у нее перехватило дыхание, глаза наполнились слезами – Изабел более не могла контролировать свои эмоции. Словно раненое животное, она заползла на кровать и зарылась головой в гостиничную подушку. Когда снова раздался телефонный звонок, Изабел беззвучно зарыдала.