Глава 12
Изабел проснулась с дикой головной болью. Она лежала неподвижно, стараясь сохранять спокойствие, как вдруг неудержимый приступ рвоты заставил ее вскочить с постели и помчаться через коридор в ванную.
– Это похмелье,– сказала она своему отражению в зеркале, однако не убедила даже саму себя.
Изабел прополоскала рот, присела на край ванны и подперла подбородок рукой. Ребенок стал старше еще на один день. Может, у него уже оформились черты лица. Крохотные ручки, крохотные пальчики на ножках. Мальчик. Или девочка. Маленький человечек, который растет у нее внутри. Готовится к появлению на свет.
К горлу подкатила очередная волна тошноты, и Изабел зажала рот ладонью. Неопределенность только ухудшала ее состояние. Она никак не могла принять решение или хотя бы выстроить аргументы в пользу одного либо другого варианта. Разум в ней боролся с мотивами, о присутствии которых у себя она и не подозревала. С каждым днем доводы рассудка слабели. Очевидное решение становилось все менее очевидным; логика, на которую она привыкла полагаться, рушилась под напором глупых эмоций, словно песочный замок.
Изабел встала и, пошатываясь, побрела к лестнице, собираясь сойти вниз и выпить чаю. В кухне она обнаружила отца. Джеймс Хэвилл, одетый в деловой костюм, стоял у плиты и читал газету.
– Доброе утро,– поздоровался он с дочерью.– Чашечку чаю?
– С удовольствием,– ответила Изабел.
Она села за стол и принялась разглядывать свои пальцы. Джеймс поставил перед ней кружку. Отхлебнув, Изабел нахмурилась.
– Не сладко.
– Ты же никогда не пила чай с сахаром,– удивился Джеймс.
– Угу,– кивнула Изабел.– А теперь пью.
Насыпав в кружку две полных ложки сахара, она сделала глоток, с наслаждением чувствуя, как горячая сладость медленно растекается внутри.
– Значит, Милли права,– констатировал Джеймс.
– Да.– Изабел уставилась в шоколадно-молочную глубину кружки.– Милли права.
– А как насчет отца ребенка?
Изабел промолчала.
– Понятно…– Джеймс кашлянул.– Ты приняла решение? Я полагаю, срок еще небольшой.
– Да, срок небольшой. Нет, я еще не решила.– Изабел подняла глаза на отца.– Ты, наверное, считаешь, что я должна избавиться от ребенка? Забыть, как страшный сон, и продолжить блестящую карьеру?
– Необязательно,– проговорил Джеймс после паузы.– Только если…
– Мою крутую карьеру,– с горечью продолжила Изабёл.– Вернуться к прекрасной жизни, состоящей из перелетов, гостиниц и иностранных бизнесменов, которые клеятся ко мне, потому что я всегда свободна.
Джеймс пристально посмотрел на дочь.
– Разве тебе не нравится твоя работа? Я думал – мы все думали,– она доставляет тебе радость.
– Доставляет,– согласилась Изабел.– Большую часть времени. Но порой мне бывает одиноко, иногда я устаю, а иногда мне хочется бросить все к чертовой матери.– Она сделала глоток чая.– Порой я мечтаю, что лучше бы вышла замуж, родила троих детей и жила припеваючи, не зная, что такое работа.
– Я не знал, что у тебя бывают такие настроения,– сдвинул брови Джеймс.– Мне казалось, тебе нравится быть деловой женщиной.
– Я не деловая женщина.– Изабел резко поставила кружку на стол.– Я – личность. Занятая делом.
– Я не хотел…
– Хотел! – раздраженно воскликнула Изабел.– Ты привык так обо мне думать. Карьера – и все. Ты забываешь о том, что во мне есть и другие стороны.
– Не забываю.
– Нет, забываешь. Я сама очень часто об этом забываю.
Отец и дочь помолчали. Изабел достала пакет с кукурузными хлопьями, заглянула в него и со вздохом отложила. Джеймс допил чай и потянулся за портфелем.
– Извини, мне пора.
– Ты и вправду пойдешь сегодня на работу?
– Боюсь, у меня нет выбора. Там такое сейчас творится! Если я не появлюсь, завтра меня уволят.
– В самом деле?
– Ну, не завтра.– Джеймс грустно улыбнулся.– Но мне все равно надо идти.
– Прости,– сказала Изабел.– Я не знала.
– Ничего. Ты и не должна была знать. Я не очень-то распространялся об этом.
– Дома тоже хватает проблем.
– Да уж,– с жаром согласился Джеймс.
Изабел широко улыбнулась.
– Готова поспорить, ты рад, что можешь сбежать отсюда.
Я вовсе сбегаю,– возразил Джеймс.– Гарри Пиннакл уже просил с ним встретиться. Наверняка хочет обсудить, во что нам обойдется это фиаско.– Он скривился.– Стоит Гарри Пиннаклу щелкнуть пальцами, и весь мир должен завилять хвостом.
– Ладно,– примирительно сказала Изабел.– Желаю удачи.
У двери Джеймс Хэвилл остановился.
– Слушай, а за кого бы ты вышла замуж? – поинтересовался он.– И от кого родила троих детей?
– Не знаю,– пожала плечами Изабел.– Дайка припомнить, с кем я встречалась? Ну, например, от Дэна Уильямса.
Джеймс горестно застонал.
– Замечательный выбор, родная! Послушай, ребенок ведь не…
– Нет.– Изабел невольно рассмеялась.– Не волнуйся, не от него.
Саймон проснулся совершенно разбитым. Голова раскалывалась, воспаленные глаза болели, отчаяние тяжелым камнем давило на грудь. Из-за штор пробивался яркий луч зимнего солнца; снизу, из холла, доносился легкий запах каминного дымка, смешанный с ароматом свежего кофе, заваренного в столовой. Однако ничто не могло умалить горя Саймона, его разочарования и, прежде всего, острого ощущения неудачи.
Гневные слова, которые он бросил Милли вчера вечером, все еще звенели в голове с такой четкостью, будто он произнес их пять минут назад.
Как в сцене из театральной пьесы. Сцене, которой – как он понял – ему следовало ожидать.
Его пронзил новый укол нестерпимой боли и унижения, и Саймон перевернулся в постели, зарывшись головой в подушку. Почему он ничего не замечал? Как вообще позволил себе увериться, что может рассчитывать на счастливый брак? Почему бы ему просто не смириться с тем, что он конченый неудачник? Сперва провалился в бизнесе, а теперь и в браке. Отец, горько усмехнулся Саймон, хотя бы дошел до алтаря; его не предали за два дня до свадьбы.
Перед ним предстало лицо Милли: покрасневшее, заплаканное, искаженное страданием,– такой она была вчера вечером,– и на мгновение Саймон смягчился. Ему захотелось позвонить ей, сказать, что он по-прежнему любит ее, по-прежнему хочет на ней жениться. Он уложит ее в постель, поцелует распухшие губы, постарается забыть все, что случилось в прошлом. Искушение было велико; нет, если честно, просто огромно.