– Да, порой я бываю болтлива,– нехотя признала Оливия.– Друзья напрямую говорят мне: «Оливия, замолчи, дай хоть слово вставить», и я замолкаю.– Она набрала в грудь воздуха.– Но ты же не делаешь мне замечаний. Тебе вообще все равно.
Джеймс устало провел рукой по лицу.
– Возможно, ты права, и это действительно перестало меня волновать. Я знаю одно…– Он помолчал.– Я больше не могу так жить.
Его слова мгновенно разнеслись по крошечной комнате, точно газ из баллончика. Кровь отхлынула от лица Оливии, а где-то в груди медленно, как похоронный звон, запульсировали тяжелые, глухие удары.
– Джеймс,– сказала Оливия, прежде чем он успел продолжить.– Пожалуйста, не сегодня.
Джеймс Хэвилл посмотрел на жену и заколебался: ее щеки были пепельно-серого цвета, губы дрожали, в глазах стоял страх.
– Оливия…– начал он.
– Если ты хочешь мне что-то сказать,– миссис Хэвилл сглотнула,– пожалуйста, не делай этого сегодня.– Она нервно попятилась, не глядя ему в глаза.– Только не сегодня,– прошептала она, нащупав позади себя дверную ручку.– Сегодня я просто не вынесу.
Руперт сидел за столом в своем кабинете и глядел в темную, безмолвную ночь. Перед ним лежал список телефонных номеров; некоторые из них были вычеркнуты или исправлены, другие нацарапаны заново. Последние два часа Руперт провел на телефоне, общаясь с людьми, которые, как он раньше считал, навсегда исчезли из его жизни: старый товарищ Аллана по Кебл-колледжу, перебравшийся в Крайст-Черч; давний однокашник, теперь работавший в Бирмингеме; полузабытые знакомые, друзья друзей, имена, обладателей которых он уже не помнил. Никто не знал, где Аллан.
Однако последний звонок дал надежду. Руперт поговорил с профессором английской словесности из Лидса, знавшим Аллана по работе в Манчестере.
– Он неожиданно покинул Манчестер,– сообщил профессор.
– Так я и думал.– Руперт слышал эту информацию уже трижды или четырежды.– Как вы думаете, куда он мог поехать?
Профессор помолчал.
– Эксетер,– сказал он наконец.– Да, точно. Я уверен, потому что годом позже он написал мне и попросил прислать одну книгу. В адресе значился Эксетер. Возможно, я даже занес его в электронный блокнот.
– Не могли бы вы…– не смея надеяться, проговорил Руперт.– Вы считаете…
– Вот, нашел,– удовлетворенно сказал профессор.– Сент-Дэвидс-Хаус.
– Что это? – спросил Руперт.– Название колледжа?
– Не слыхал о таком,– ответил профессор.– Вероятно, какое-нибудь новое общежитие.
Руперт распрощался с профессором и тут же набрал номер справочной службы. Через несколько секунд перед ним лежал записанный номер. Он медленно снял трубку и набрал нужные цифры. Может быть, Аллан еще там. Может, он сам подойдет к телефону.
Сердце в груди заколотилось; пальцы, сжимавшие трубку, вспотели. От напряжения Руперт едва не потерял сознание.
– Алло? – ответил молодой мужской голос.– Сент-Дэвидс-Хаус.
– Здравствуйте.– Руперт стиснул трубку.– Я бы хотел поговорить с Алланом Кепински.
– Подождите секундочку.
Руперт довольно долго ждал, после чего трубку взял другой молодой человек.
– Вы хотели поговорить с Алланом?
– Да.
– Позвольте узнать, кто его спрашивает?
– Меня зовут Руперт.
– Руперт Карр?
– Да.– Руперт еще крепче сжал трубку.– Аллан там, с вами?
– Аллан уехал отсюда пять лет назад,– сообщил юноша.– Вернулся назад в Штаты.
– А-а,– протянул Руперт,– понятно.
Он безучастно посмотрел на телефон. Ему и в голову не приходило, что Аллан может вернуться домой.
– Руперт, вы звоните из Лондона? – спросил молодой человек.– Не могли бы вы завтра со мной встретиться? Аллан оставил для вас письмо.
– Правда? Для меня?
У Руперта радостно забилось сердце. Еще не поздно. Он еще нужен Аллану. Он позвонит ему, полетит в Штаты, если потребуется. А потом…
Внезапно внимание Руперта отвлек шум в дверях. Он вскинул голову и увидел Тома. Том стоял и пристально смотрел на него. Щеки Руперта залились краской.
– Ресторан «Манжету» на Друри-лейн. В полдень,– сказал юноша.– Я буду в черных джинсах. Кстати, меня зовут Мартин.
– Хорошо,– поспешно проговорил Руперт.– До свидания, Мартин.
Он положил трубку и взглянул на Тома. Постепенно им овладело чувство унижения.
– Кто такой Мартин? – любезно поинтересовался Том.– Приятель?
– Уходи,– потребовал Руперт.– Оставь меня в покое.
– Франческа очень расстроена. Думаю, ты понимаешь, насколько.– Том непринужденно уселся на стол Руперта и взял в руки бронзовое пресс-папье.– Твой эмоциональный всплеск вывел ее из душевного равновесия.
– Но тебя-то не вывел,– огрызнулся Руперт.
– По большому счету нет,– кивнул Том.– Я уже сталкивался с подобными недоразумениями.– Он улыбнулся.– Помни, ты не один. Я рядом с тобой. И Франческа тоже. Мы все готовы тебе помочь.
– В чем? Помочь признать свои пороки? Публично покаяться?
– Я понимаю твой гнев,– сказал Том.– Это одна из форм стыда.
– Нет! Мне нечего стыдиться.
– Все прошлые грехи тебе отпустятся. Ты можешь начать заново.
Руперт смотрел на Тома и вспоминал свой дом, свою жизнь с Франческой, спокойное, счастливое существование. Все, что он мог обрести снова, если бы только единожды солгал.
– Не могу.– Он покачал головой.– Просто не могу. Я не тот, за кого вы меня принимаете. Я любил мужчину. Я не сбился с пути, не был совращен. Я любил.
– Платоническая любовь…
– Нет, не платоническая! – воскликнул Руперт.– Сексуальная, страстная любовь! Неужели ты не понимаешь, Том? Я любил мужчину, как мужчина.
– Ты вступал с ним в сношения.
– Да.
– В сношения, которые отвергает наш Господь.
– Мы не причиняли никому зла! – в отчаянии крикнул Руперт.– Мы не делали ничего плохого!
– Руперт! – Том возвысил голос и встал.– Ты слышишь свои речи? Ты причинил вред себе. Огромный вред. Ты поддался, пожалуй, самому гнусному из всех грехов, известных человечеству. Ты в состоянии очистить душу – но только если покаешься, признаешь, что сотворил зло.
– Я не творил зла,– дрожащим голосом проговорил Руперт.– Это было прекрасно.