Наконец негритянка выпрямилась и закрыла дверцу, не вынув оттуда ничего, кроме бутылки содовой.

Энни разочарованно понурилась, а Хьюго хлестнул хвостом, отвернулся и начат умываться.

Карли, обрадованная временно наступившим перемирием, решила его закрепить. Она взяла Энни на руки и поднесла ее к Хьюго.

– Видите? – сказала она обоим и протянула руку, чтобы погладить Хьюго, и одновременно поднесла Энни поближе, но недостаточно близко, чтобы кот мог дотянуться лапой до влажного черного собачьего носа. – Вы можете быть друзьями. Вам просто нужно…

Энни пронзительно залаяла. Хьюго зашипел и, сиганув со стойки, вылетел из кухни. Собака начала вырываться, явно желая пуститься в погоню, и не сделала этого лишь потому, что Карли крепко прижала ее к себе.

– Сомневаюсь, что они поладят, – заметила Сандра, уходя с кухни следом за Хьюго.

– А я нет! – в спину ей крикнула Карли.

Когда Карли закончила мыться в старомодной ванне на когтистых лапах, размеры которой искупали недостаток современных удобств, было около часу ночи. Она надела пижаму, в сопровождении стучавшей когтями Энни миновала закрытую дверь Сандры и вошла в свою спальню.

Та очень мало изменилась со времен ее детства. Обои с узором в виде веточек лаванды и тюлевые белые шторы, которые бабушка позволила ей выбрать в качестве подарка на пятнадцатилетие, остались теми же. Как и коврик пастельных тонов на полу у кровати, и даже сама двуспальная кровать с яркими латунными шариками. Только на смену голубому стеганому одеялу с вышитым на нем единорогом, которым она укрывалась, когда была подростком, пришло белое кошенилевое.

Тогда она чувствовала себя здесь в безопасности. Теперь все изменилось, и это тревожило ее. Но сегодня вечером со включенной охранной системой, с забравшимся на кровать и быстро уснувшим Хьюго, с Энни, тоскливо поглядывавшей на завидное место, занятое котом, и за неимением лучшего вытянувшейся на коврике, Карли впервые после возвращения в Бентон почувствовала себя спокойно.

Помогло и то, что она смертельно устала. Слишком устала для того, чтобы видеть плохие сны. Едва она легла в постель и выключила свет, в ее голове начали тесниться картины, и все они имели отношение к Мэтту. Она вспомнила его лицо, после того как вылила ему на голову остатки лимонада и после – когда он поцеловал ее.

Нет, нет, нет! Она наотрез отказывалась повторять пройденное. И даже думать о чем-либо, имевшем отношение к Мэтту.

По иронии судьбы, после этой мысли перед глазами Карли стали роиться сменявшие друг друга образы Мэтта. Как ни странно, но это подействовало на нее так же, как пересчитывание слонов, и Карли быстро уснула.

Она спала до тех пор, пока ее не разбудил какой-то толчок. Сбитая с толку Карли моргала глазами, пока не поняла, что ее толкнул Хьюго. Он использовал ее тело как трамплин для прыжка на высокий шкаф, стоявший у кровати, и скорчился там, размахивая хвостом и глядя на хозяйку горящими глазами.

А потом Карли поняла кое-что еще. Причиной, заставившей Хьюго посреди ночи заняться опорными прыжками, была Энни. Она поставила передние лапы на подоконник высокого окна с видом на крышу заднего крыльца. Как только Карли взглянула на собаку, та начала яростно лаять.

Тонкие, почти прозрачные шторы были задернуты не полностью. До того, как Энни раздвинула их своим телом, Карли успела заметить кусочек звездного неба. Но сейчас, к своему ужасу, она не видела никаких звезд.

Ни единой.

Что-то – или кто-то? – стояло за окном, полностью закрывая его своим телом.

Собака. Снова эта проклятая собака!

Человек быстро подбежал к ступенькам, ведущим на веранду, ухватился за перила и перелез через них. Веранда была низкой, в один этаж, и занимала лишь небольшую часть задней стены. Он был готов уйти, но, подняв взгляд, увидел в окне ее – женщину с кудрявыми светлыми волосами. Странно, что он не запомнил эти кудри. Впрочем, он вообще плохо помнил то время. На Карли была пижама. Сквозь приоткрытые шторы было трудно увидеть что-нибудь, кроме небольшого уголка комнаты, освещенного лампой. Но он сразу понял, что это спальня. Ее спальня.

Одно из окон ее спальни выходило прямо на небольшую веранду с задней стороны дома.

«Мне опять везет, – подумал он. – В последнее время удается почти все».

Карли выключила свет, и он .больше ее не видел. Но уходить не торопился. Может быть, это его шанс. Может быть, он сумеет пробраться туда и утащить ее с собой.

Он знал, как работает охранная система. Они установили ее лишь на окнах первого этажа.

Еще одна удача: у него в машине был стеклорез.

Он дал ей час, чтобы уснуть. Потом забрался на крышу веранды – висевшая рядом водосточная труба делала это до смешного легким, – вытянулся и проверил, нет ли на окне проводков. А вдруг они все-таки поставили охранную систему и здесь? Но никаких проводков не было; он проверил ставни, раму, стекло и убедился, что был прав. Сквозь раздвинутые шторы он видел кусочек чего-то белого. Это была кровать. Ее кровать.

А холмиком, видневшимся в середине этого белого, была сама Карли.

«Если везение продолжится, – подумал он, вынимая из кармана стеклорез, – я закончу дело сегодня же ночью. И тогда все. Здравствуй, новая счастливая жизнь!»

Едва он приставил стеклорез к стеклу, как шторы заколыхались снова. Он инстинктивно опустил взгляд и увидел собаку, смотревшую на него через окно.

Все ту же проклятую собаку.

Он уже бежал к краю крыши, когда собака начала громко, звонко лаять.

Хьюго шел к ней, гарцуя, как верховая лошадь на параде, высоко поднимая каждую лапу и брезгливо потряхивая ею в воздухе, прежде чем опустить и начать все сначала. Карли невольно улыбнулась, вспомнив слова «кошка на раскаленной крыше».

Потому что именно это она сейчас и наблюдала.

– Как ты сюда попал? – спросила она и осторожно поползла коту на выручку. Потом взяла его на руки и попятилась обратно, в клочок тени, где работала. Когда она снова поставила Хьюго на лапы, тот сжался в комок, но потом понял, что поверхность относительно прохладная. Тогда он махнул хвостом, посмотрел на Карли снизу вверх, давая понять, что, несмотря на ошибку в определении температуры крыши, его достоинство не пострадало, сел у каминной трубы и начал умываться.

Карли не обиделась. Она давно знала, что кошки никогда не говорят «спасибо».

Она взяла молоток и вернулась к работе. Было пятое июля, стоял жаркий день, Карли сидела на красной жестяной крыше и чинила ее. Нужно было прибить отошедшие листы, а затем покрыть гвозди густым смолистым веществом, не дававшим влаге проникать через отверстия. Работа была скорее кропотливая, чем трудная. Не слишком опасная – нужно было только помнить, где находишься, – но мучительная из-за жары.

Сначала Карли работала в тени ближайшего к дому грецкого ореха, но теперь ей предстояло покинуть убежище и выйти на палящее солнце. Карли надеялась, что тень переместится вместе с ней. Либо придется заканчивать ремонт после захода солнца. Но последнее было Карли не по душе. Конек крыши находился в двенадцати метрах от земли, и падение могло оказаться роковым.

Тем более что она вообще не собиралась выходить из дома после наступления темноты. Эту тайну из Карли не вытянули бы и клещами, но с приходом сумерек она начинала бояться собственного дома.

Карли прекрасно понимала, чем это грозит. О спокойной и мирной жизни можно было только мечтать. Может быть, она слишком долго жила в больших городах и просто не могла снова привыкнуть к сельской жизни. Может быть, следившие за ней глаза принадлежали безобидным древесным лягушкам. Может быть, ощущение холода, которое она иногда испытывала, глядя в темный двор, было вызвано тем, что на коже высыхал пот.

Может быть. А может, и нет.

А вдруг тот грабитель крутится поблизости и ждет возможности совершить вторую попытку?