Воркун шел медленно и осторожно, и Кайку готова была биться об заклад, что если бы они прошли за ним достаточно долго, то вернулись бы в это самое место, а потом сделали бы еще круг и еще, пока другой искаженный не сменил бы этого.

Все они вели себя не так, как звери. На равнине давно разыгралась бы кровавая бойня — слишком много хищников в непосредственной близости друг от друга. Но здесь царил шаткий мир, враги по необходимости стали союзниками. Мелкие потасовки вспыхивали тут и там, но после пары царапин или укусов враждующие стороны спешно ретировались. Хрящевороны регулярно облетали окрестности по определенным маршрутам, по ночам ходили организованные патрули. Что-то здесь было не чисто.

И Кайку твердо вознамерилась выяснить, что именно.

Она не отрывала взгляда от бесшумно движущегося впереди охамбца. В такие моменты он сам казался ей наполовину зверем, полным примитивной силы существом, способным на невероятную жестокость. Любопытное alter ego молчаливого и задумчивого человека с чуждым складом ума.

Впереди в щель между скалами лился бледно-зеленый лунный свет. Тсата обернулся и показал татуированной рукой за скалы. Она поняла, кивнула и, поправив висевшую на ремне через плечо винтовку, осторожно начала взбираться на каменный барьер. Прислушалась. До нее долетело нежное воркование и шорох гравия под лапами воркуна. Он, настороженный, проходил совсем близко.

Одним быстрым движением Кайку подтянулась на руках на гребень гряды и нашла опору для ног в неровных складках камня. Сняла с плеча винтовку и заглянула в ров. Подъем прошел не так тихо, как ей хотелось бы, но разницы не было. Воркуны ориентировались как летучие мыши: издавали звуки определенной частоты и улавливали их отражение чувствительными органами в глотке, воссоздавая полную картину на основе скорости возвращения звуков и их преломления. Это делало их первоклассными ночными охотниками, однако имелся и побочный эффект: они воспринимали только пространство впереди себя. Кайку навела винтовку прямо на воркуна, но он спокойно отходил от нее вниз по рву — прямо к щели, где засел Тсата.

Кайку не выстрелила. Она сидела на корточках и чувствовала себя неуютно в свете Нерин, но держала под контролем нервы и палец на курке. Она — только прикрытие, на крайний случай. Выстрел поднимет на уши всех и вся на несколько миль вокруг.

Воркуны — гибкие, смертельно опасные чудовища, смесь млекопитающих с рептилиями, сохранили лучшие свойства тех и других. Размером, строением скелета и пластикой движений они походили на крупных кошек, однако кожу их покрывала жесткая чешуя, игравшая роль природного доспеха. Вытянутый череп продолжался длинным, гладким гребнем. Верхние челюсти у воркунов были лишены губ, неподвижны и похожи на клювы, однако из красных десен росли смертоносные зубы. Передвигались они на четырех лапах, хотя могли недолго балансировать на задних, помогая себе хвостом. На каждой передней лапе воркуна имелось по гигантскому когтю, который легко рассекал плоть и кости. Эти великолепные, способные выслеживать добычу по ночам хищники быстро взобрались на вершину перестраивающейся пищевой цепочки в зараженных Чамильских горах. Быстрые, гибкие и смертельно опасные.

Но Тсата им не уступал.

Он дождался, пока монстр пройдет мимо трещины в скалах, и прыгнул. Настолько близкое движение воркун отсек каким-то периферическим чутьем и изогнулся навстречу Тсате, широко разинув пасть. Ткиурати предвидел это, а потому мгновенно увернулся, и зубы воркуна щелкнули в воздухе. Тсата вонзил один из своих крюков в открытую шею зверя, рядом с гребнем. Воркун конвульсивно дернулся, а Тсата уже вскочил ему на спину, используя воткнутый крюк как рычаг, и вонзил второе лезвие с другой стороны горла. Воркун заметался от ярости и боли. Охотник рванул оба лезвия вверх, разрезая мышцы на шее чудовища. Взметнулся фонтан крови, потекла спинномозговая жидкость. Воркун рухнул наземь. Он сдох мгновенно.

Кайку соскользнула со своего насеста и бросилась в ров. Крюки лежали в стороне, а Тсата держал голову зверя. В невидящем черном глазу отражалось его лицо. Кровь толчками вытекала из раны.

— Нашел? — Кайку поспешила к нему.

В зеленоватом свете Нерин ядовитая кровь на руках Тсаты казалась черной.

— Вот. Можешь это сделать?

— Надо рискнуть, — ответила она, встретившись с ним взглядом. — Ради паша.

— Когда-нибудь я научу тебя правильно употреблять это слово, — улыбнулся Тсата.

К несчастью, времени, чтобы наслаждаться ощущением братства у них не было. Кайку положила ладони туда, где держал руки Тсата, и ощутила плотную отвратительную кожу черного существа, похожего на червя. Он сидел в шее воркуна, чуть повыше места, куда вонзились крюки Тсаты. Они убили уже четырех порченых, и каждый раз в одном и том же месте находили эту отвратительную тварь. Мертвую.

Но на этот раз им повезло. Существо еще доживало последние секунды в мертвом теле хозяина. Этого хватит.

Кайку прикоснулась к нему и открыла Узор. Тсата увидел, как веки ее опустились. Темный поток крови на руках и запястьях превратился в ручеек: сердце зверя остановилось.

Пройти по этой нити не составило для Кайку никакого труда. Сознание червеобразного существа походило на якорь в теле зверя. Крошечные завитки управления, крючки в теле хозяина отпускали его, мертвого. Но самая прочная нить тянулась, как пуповина, через Разлом, далеко… Кайку потянулась за ней к узлу, в котором сходились десятки подобных нитей, трепещущих в течении Узора.

Она читала по волокнам и находила ответы.

Узлом был один из высоких незнакомцев в черном, не ткач. Ни один из них не мог ткать или менять Узор. Однако они держали в руках множество поводков, а поводки сдерживали искаженных и управляли ими через омерзительных существ, которых внедряли у позвоночника жертвы. Погонщики.

Вот как контролируют искаженных. Кайку осторожно продвинулась дальше. Она не знала, до какой степени сильна связь: видят ли Погонщики глазами искаженных? Нет, конечно, нет, тогда они были бы в курсе насчет Кайку и Тсаты, и ткачи предприняли бы меры посерьезнее. Дальше гадать не имело смысла.

Она открыла глаза — зрачки под веками успели стать красными, как кровь — и отступила на шаг.

— Как мы и думали, — пробормотала она и взглянула на Тсату. — Пошли. Они скоро будут здесь.

Они растворились в тенях. Тсата уверенно вел, Кайку следовала за ним, напряженно оглядываясь и прислушиваясь в ожидании опасности. Вдалеке послышался вой и рев: другие искаженные нашли тело, но поделать уже ничего не могли.

Взгляд Кайку остановился на маске, которая лежала рядом с ней на земле. Расположившийся тут же на полянке Тсата перехватил этот взгляд.

— Она тебя выпивает, да? — мягко спросил он.

Кайку слегка кивнула. Потом подняла сумку и бросила поверх маски, чтобы скрыться от ее насмешливого взгляда.

Ночь выдалась теплая, но прохладный ветерок уже намекал на то, что лето и осень не бесконечны, и зима не за горами. В темноте чиккики трещали и щелкали, как сухие ветки в костре, поддерживая мелодичный хор других ночных насекомых, в который вплетались редкие крики живущих на деревьях животных. Сквозь едва покачивающуюся сеть листвы над головой проглядывало гладкое лицо Нерин, заливая маленькую прогалину умиротворяющим светом. Лунные лучи выхватывали из темноты крупные, похожие на узловатые арки корни деревьев и островки мелких растений, что приютились здесь. Лениво кивали лунные цветы с перламутровыми лепестками-звездочками, ловя льющийся сверху живительный свет.

Полянка лежала примерно в миле от барьера ткущих, Кайку и Тсата никогда не отдыхали на опасной территории. А теперь, когда враг встревожен, рисковать и вовсе не следовало. С тех пор как первый искаженный застал их врасплох и им пришлось его убить, хрящевороны стали летать чаще, а количество патрулей увеличилось вдвое. На этот раз им едва удалось уйти: они потратили драгоценное время на изучение странного скользкого существа в шее дозорного, и только развитый инстинкт Тсаты предупредил о приближении других искаженных. Вот и еще загадка: откуда существа узнали, что один из них мертв?