— Нет, ты совершенно права. — Баккара мгновенно успокоился. — Для тебя найдется место побезопаснее.

Мисани собиралась спросить, что он имел в виду, но не успела. В комнату, бормоча проклятия, ворвался Кседжен. Видимо, он не спал — волосы лежали аккуратно, на лице ни полоски от подушки. Мисани, долго наблюдавшая за главой Айс Маракса, поняла, что он страдает хронической бессонницей.

— Что они творят, что они творят?! — завопил Кседжен. Он заметил Мисани и с явным удивлением взглянул на Баккару. Очевидно, не знал, что он спит с госпожой Мисани. — Баккара, что они…

— Они атакуют нас, идиот, как я тебе и говорил! — заорал Баккара. Он оттолкнул Кседжена от двери и вылетел в коридор. Кседжен и Мисани устремились за ним. Баккара почти бежал, на ходу пристраивая на поясе ножны. Снаружи отрывисто щелкали винтовки: люди на стенах сумели собраться и организовать хоть какую-то оборону.

— Мы же вели переговоры! — ярился Кседжен. Чтобы успевать за Баккарой, ему приходилось бежать. — Неужели им плевать на заложников? Они что, собираются спалить императорский город дотла?

— Если потребуется — да, — сурово отозвался Баккара.

Будучи солдатом, он привык к тупости командиров и даже почти с нею смирился. Но правила войны таковы, что младший всегда подчиняется старшему — даже если считает себя умнее. В глубине души Баккара рассчитывал, что Бэраки Зан ту Икэти и Мошито ту Винаксий не осмелятся на штурм, но предупреждал Кседжена, что и такой вариант возможен.

Кседжен не принимал его предостережений всерьез. Он был уверен, твердо уверен, что войска империи будут держать осаду, тянуть время, ждать, пока мятежники остынут, устанут, разочаруются и станут сговорчивее. Боевой настрой их пошатнется, и тогда Бэраки попробуют договориться с самими горожанами. В худшем случае, предпримут попытку штурма, но их наверняка отбросят, потому что положение на холме дает Зиле массу стратегических преимуществ. У императора руки связаны, он не захочет нанести городу серьезный ущерб и убить тысячи простых сарамирцев. Особенно когда положение его столь шатко.

Если у Кседжена и был какой-то дар, то это дар убеждения. Он умел вдохновлять людей, умел сеять в их душах сомнения. И он планировал в те недели, на которые затянутся переговоры, распространять свое учение, дать жителям Зилы веру, цель, которая сделала бы их непоколебимыми. Он ставил на генералов противника, которые не захотят затевать сражений, экономя силы для грядущей гражданской войны.

Кседжен мыслил своими собственными понятиями и считал — фатальная ошибка! — что все умные люди думают так же. В конце концов, здравый смысл есть здравый смысл, кто с этим поспорит? Кседжен считал, что его ждет война идеологическая. И ошибался.

Они выбежали из башни. Снаружи царил хаос: вопли, пламя, ливень. Все трое инстинктивно пригнулись, когда над их головами пролетел снаряд и разорвался над дальней частью Зилы, окатив крыши огненным дождем. Баккара выругался и помчался вниз по каменным ступеням. Волосы его промокли в мгновение ока. Улицы кишели людьми: они бежали, звали друг друга, в панике искали укрытия. Огонь освещал перепуганные, искаженные страхом лица.

Ближайшая площадка располагалась в двух пролетах лестницы. Там стояли несколько стражников, профессиональных солдат, которым хватило ума не покинуть свои посты даже под таким обстрелом. Баккара хлопнул одного из них по плечу.

— Достань еще людей! — торопливо проговорил он. — Рано или поздно горожане сообразят, что самое безопасное место в Зиле — крепость, и захотят прорваться вовнутрь. Не впускай их. Нам нужно, чтобы они сражались, а не прятались по норам.

Стражник отсалютовал ему и начал отдавать приказы. Баккара не медлил. Он направлялся к южной стене, откуда уже доносились звуки битвы.

Опытные воины из Айс Маракса знали, как нелегко будет создать из крестьян и ремесленников толковую оборонительную силу, но такой неорганизованности даже они не ожидали. Бэраки разработали бесподобный план. Они посеяли смятение и панику в массах невероятно яростной атакой. Огневые пушки без разбору, не целясь, забрасывали город зажигательными ядрами. Мортиры рассекали воздух снарядами, которые выбивали куски каменной кладки несли серьезную угрозу для крепостных стен. Люди в Зиле приготовились сражаться, но это было не сражение. Это была бойня.

Или так казалось. В действительности жертв было гораздо меньше, чем могло бы быть при таких разрушениях. Баккара и ему подобные это знали. Враг хотел создать видимость большого ущерба. Под дождем огонь не распространялся особенно далеко, а наружная стена нисколько не потеряла своей надежности. Но горожане видели, как горят их дома, а семьи мечутся в ужасе. И многие покинули свои посты, чтобы спасти близких от предполагаемой страшной опасности.

Потребовалось много, очень много времени, чтобы зарядить собственные пушки и дать ответный залп. Пылающие ядра летели в строй противника, и ровные ряды солдат рассыпались. В небе свистели ракеты, превращаясь в ослепительные белые факелы и освещая сцены происходящего. У подножия холма солдаты месили сапогами землю, пробираясь к городу под градом стрел и пуль. Они прикрывали головы щитами. В Сарамире редко пользовались щитами, за исключением ситуаций, подобных этой, и их отливали очень тяжелыми, чтобы они могли защитить от пуль. По краям построений люди падали, но центр держался. Под прикрытием щитов несли лестницы. Слышно было, как издалека приближается зловещий скрип. Осадные машины. Прибывало подкрепление, не участвовавшее в первом ударе.

Но хуже всего в этой неразберихе оказалось то, что все внимание защитники города обратили на юг, и никто не озаботился тем, что происходит на севере, со стороны реки.

Кромешная тьма и дождь, которые так удачно прикрыли наступление войск Бэраков, помогли другим солдатам беспрепятственно переплыть Зан, колонной подняться на крутой холм по лестнице, идущей от пристани, и построиться вдоль стены.

И дело не в ослабшей бдительности защитников северной стороны. Просто ничего не было видно. Артиллерийский обстрел и поднявшийся хаос повергли самых нервных в панику. Приказ начальника караульной службы запустить осветительные ракеты на севере Зилы где-то в суматохе затерялся. А пока начальник тщетно ждал его выполнения, случилось страшное.

Малые северные ворота с внутренней стороны охраняли четверо стражников. Массивные, с заклепками, обшитые железом ворота из-за своей толщины и небольших размеров были практически непробиваемыми. Холм почти отвесно обрывался вниз, к южному берегу Зана, что делало безумием любую попытку штурма с этой стороны. Врагам пришлось бы подниматься по высокой лестнице, потому что заросший травой склон шел почти под прямым углом, что делало его непреодолимым препятствием, особенно под проливным дождем. А поднимаясь по лестнице, солдаты превратятся в легкие мишени, чем бы ни «угостили» их сверху стражники. Вдоль стены бежала узкая полоска земли, где пришлось бы тесниться нападающим. Тут на них и стали бы лить горящую смолу. И только горстка билась бы в ворота — безуспешно, разумеется. Даже таран не помог бы: перед воротами не хватало места для маневров стенобитного орудия.

Гайри стоял в караулке с тремя товарищами. Светильники с горем пополам рассеивали мрак в маленьком помещении. Часовые прислушивались к крикам, взрывам и треску пожаров. Гайри был профессиональным солдатом, однако характер его совершенно не подходил для этой профессии. Ему не нравилось драться, и он легко мог обойтись без воинского братства, которое так высоко ценили другие. Большую часть своего времени он занимался тем, что искал для себя место, где вероятность лишиться жизни была бы наименьшей. Он считал, что на этот раз ему крупно повезло.

Гайри заподозрил неладное, когда голову сдавили спазмы. Сначала — ничего особенного, просто легкая тупая боль, которая должна была бы пройти через минуту. Но вместо того, чтобы ослабевать, она только усиливалась. Он прищурился и быстро заморгал правым глазом.