И все же эта незамысловатая логика доказывала, похоже, свою действенность. Боеприпасов оставалось все меньше, их не успевали доставлять туда, где в них больше всего нуждались. Потери защитников пока были невелики, но когда они утратили преимущество дальнего боя и схлестнулись с искаженными в рукопашной, монстры восстановили равновесие.

Странно, но во всей этой заварушке не участвовали ни ткачи, ни Связники. Ни Красный орден. Уж не в Золотом ли Царстве собираются помогать своим Кайлин и ее сестры? Если бы они установили связь между боевыми группами — и то было бы легче. Однако сестер никто и нигде не видел.

«Клянусь, если она нас бросила, я своими руками задушу эту женщину», — пообещал себе Джугай.

Они удерживали проход уже два часа. Из Узла было немного выходов, и в каждом поставили по одной или больше огневых пушек, наспех возвели каменные баррикады и земляные валы. С двух сторон поднимались отвесные стены ущелий, и порченым приходилось подниматься по склону, скользкому от крови их собратьев, чтобы наверху упереться в баррикаду. Все утро солнце слепило им глаза, но теперь оно поднялось выше, и скоро начнет бить в глаза защитникам Провала.

Винтовки выдыхались, заряжающие набивали пороховые камеры порохом и пулями — патронники, передавали их стрелкам, когда нужно было заряжать следующие. В затененной нише ружья были составлены в козлы — остывали, чтобы при следующем выстреле от жара не взорвался весь порох. Трое дежурили у пушки, отлитой в форме воздушного демона с обтекаемым телом и разинутой пастью. Половина ущелья была объята пламенем от разорвавшегося зажигательного ядра. Облака жирного черного дыма летели на защитников, разъедали глаза, заставляли щуриться. Джугай отдал приказ ограничить огонь из пушек, чтобы не обеспечить искаженных слишком хорошим прикрытием. Людей за баррикадой рвало от жаркой вони кипящего жира и обугливающегося мяса. Под палящим солнцем блевота нагревалась и страшно смердела.

— Они снова наступают. — Номору зажала приклад винтовки под мышкой. — И какого хрена я не осталась с Кайку… — невозмутимо добавила она. Джугай громко засмеялся, но в смехе этом звучало отчаяние на грани безумия.

Хотя Погонщики пока не показывались, их присутствие ощущалось в поведении искаженных. Они атаковали толпами, отступали и перегруппировывались, как заправские солдаты. Чем дальше, тем их удары становились осторожнее и осмысленнее. Джугай подозревал, что Связники прячутся от снайперов вроде Номору, которые показали им, чем чревато выставляться напоказ. Но влияние их было очевидно.

После того как скренделу удалось перебраться через баррикаду, атаки ненадолго стихли. Эта атака оказалась удачной: слишком много человек сразу меняли винтовки, а чудовища двигались быстро. Они приближались сквозь завитки дыма, огибая языки пламени. Винтовки дали следующий залп, пули полетели в нападающих со страшной скоростью, разрывая плоть и дробя кости.

Но на этот раз искаженные не падали.

Защитникам понадобилось слишком много времени, чтобы понять, что враги все еще движутся. Стрелки замерли, ожидая, что первые ряды наступающих вот-вот рухнут, и можно будет стрелять в идущих сзади. Джугай заорал на артиллерийский расчет, еще один залп осыпал атакующих пулями, и тут Номору поняла, что происходит.

Они использовали своих мертвых как щиты.

Из дыма явилось полдюжины гхорегов, каждый из них толкал перед собой труп сородича — вялый мешок плоти, который дергался, как кукла, когда в него попадали пули. Косматые чудовища, похожие на людей, сваливали в кучу трупы соратников, образуя преграждающий ущелье холм, который сзади толкали остальные. Номору подстрелила двоих из винтовки, еще одному кто-то сообразительный прострелил ноги, но их тут же подхватили гхореги и выставили вперед, как щиты. Рявкнули пушки, но артиллеристы не успели прицелиться, и взрыв прозвучал в середине вражеской толпы. Пламя преградило путь арьергарду, но в авангарде осталось достаточно чудовищ. Они побросали щиты и полезли на баррикаду.

Защитники отбрасывали винтовки и выхватывали мечи. Джугай увидел, как гхорег схватил за ногу какую-то женщину и швырнул ее в стену ущелья. Хрустнули кости. Гхорег бросился на него. Джугай увернулся от удара могучей лапы. Меч взметнулся и перерубил запястье гхорега. Зверь взревел от боли и дернулся, сзади подоспели двое и вонзили мечи ему в спину. Громадная челюсть обвисла, в глазах померк огонь. С булькающим звуком монстр рухнул на землю.

Джугай огляделся в поисках Номору, но разведчицы нигде не было видно. Трель воркуна предупредила его об опасности за мгновение до того, как чудовище спрыгнуло с баррикады и приземлилось перед ним. Он увернулся от первого удара, но зверь поднялся на дыбы и серповидным когтем рассек Джугаю рубашку, на один волосок не достав кожи. Джугай не успел нанести ответный удар — слева раздался выстрел, который пробил воркуну череп и бросил его в пыль. Джугай бросил взгляд на своего спасителя, уже зная, кто это. Номору засела в нише дальше по ущелью и оттуда отстреливала искаженных. В рукопашной от нее было мало толку, на расстоянии она представляла гораздо большую опасность.

Теперь Джугай знал, где она, и это успокаивало. Он побежал туда, где разгорался основной бой. Землю усыпали тела погибших — своих и чужих. Искаженные уступали в числе, их подкрепление было отрезано стеной огня ниже по ущелью, но на каждого убитого монстра приходилось трое павших защитников. Джугай перепрыгнул через труп мужчины с вырванной глоткой и побежал на помощь другому, который в одиночку сражался с фурией. Он узнал чудовище по описанию Каику: демонический кабан, множество клыков, огромных и изогнутых, мощные ноги, усеянная шипами спина и оскаленная морда. Вмешаться не удалось: перед ним, будто из ниоткуда, возникла жуткая визжащая тварь с извивающимися вокруг круглой пасти щупальцами. Черное безволосое тело скользко поблескивало. Раненая гадина обезумела от боли, Джугай прикончил ее в несколько секунд, но когда подоспел к своей первоначальной цели, фурия уже растоптала человека. Он был мертв. Кровь растекалась по пыли.

Джугай собирался погнаться за монстром, движимый неким алогичным чувством ответственности, когда услышал нарастающий заунывный вой. Его нес ветер с востока. Люди Либера Драмах вертели на веревках пустые деревянные трубки, чтобы создать шум, слышимый на десятки миль. Идею такого устройства они позаимствовали у ораторов императорских советов, которые пользовались его уменьшенными версиями, чтобы призвать собравшихся к порядку, Джугай все утро боялся услышать этот вой.

Где-то враг прорвал линию обороны. Порченые в Провале, за позициями Либера Драмах. Защитники подавали сигнал к отступлению.

Джугай помчался за фурией. Здесь бой еще не закончен. Искаженных немного, но их трупы дорого обходятся защитникам. Отступать, так с музыкой. Джугай представил, как чудовищные лапы и ноги топчут его родные улицы, и гнев и боль наполнили сердце. С воплем он бросился в бой.

Со всех сторон Провал окружали укрепления. Врагов, нападающих с севера, юга или с востока, можно втянуть в бой на дне долины, и тогда у защитников останется преимущество положения на высоте. Они смогут атаковать с плато и сверху сеять смерть на захватчиков. Но тот, кто подойдет к городу с запада, окажется над ним. И Либера Драмах не сможет использовать артиллерию, чтобы не разгромить свои дома. Враги могут хлынуть с изъеденных пещерами скал, как водопад, и наводнить все уровни города. И потому западные границы охранялись лучше всего. Но армия искаженных шла именно с запада, и здесь натиск был сильнее всего.

Главным укреплением был тройной частокол из древесных стволов, вбитых в пробуренные в камне отверстия. Чтобы его построить, понадобились гигантские усилия, но в Ксаранском Разломе безопасность всегда была на первом месте. На внутренней стороне частокола возвели леса из тростника камако, они поддерживали мостки и маленькие подъемники, лестницы и веревки. На этих лесах сновали мужчины и женщины. От топота бегущих ног вся конструкция вибрировала. На вершине стены грохотали пушки, баллисты метали камни и взрывчатку. Снаряды описывали длинные дуги в чистом голубом небе. Непрерывно и оглушительно рявкали винтовки, и в эту какофонию битвы вплеталось зловещее пение тетивы. В воздухе отвратительно пахло прогоревшим порохом и потом.