Наверно ему было все равно, потому он не был стеснительным, но была одна вещь, которая тревожила его.

Ему не нравилось чувствовать себя запертым, она неожиданно поняла, что опустилась на стул и тупо смотрит в монитор. Этот мужчина привел ее в трепет, когда одевался. Одного взгляда в его сторону было достаточно, чтобы сердце учащенно забилось. У нее будут серьезные неприятности, если он собирается бродить перед ней в чем мать родила — в таком случае она выставит себя полной дурой.

Через некоторое время ей удалось успокоиться, она одела наушники и сосредоточилась. Это была кропотливая работа, она считала ее большую часть времени успокаивающей, потому что та требовала все внимание и не позволяла думать о вещах, о которых не хотелось размышлять.

Она нуждалась в ней, когда было плохо после гибели родителей, когда их небольшой самолет попал в шторм. Алейна нуждалась в ней во время бурных отношений с Бобби и особенно после, когда сдавали нервы.

Она не особенно нуждалась в работе, чтобы существовать. Поскольку ее подруга, Мэрилин, объяснила, что родители оставили ей достаточно хорошее наследство. Ее маленькая ферма была оплачена, и денег в банке хватало, чтобы она могла жить на проценты, если не будет бросать деньги на ветер. Она работала, потому что ей нужно что-то делать, чувствовать, что она чего-то достигла в этой жизни.

Тридцать пять стучались в дверь, и у нее был только один краткий экскурс в супружеское счастье, но в нем не было ничего счастливого. Он был так же плох, как и Бобби, а в некотором роде, даже хуже.

Она была одинока долгое время, но поиск альтернативы не был чем-то особенно волнующим — не после Бобби. На самом деле, он только раз ударил ее, но этого оказалось достаточно, чтобы убедить, что это будет повторяться, если она останется с ним. Он сколько угодно может говорить, что сожалеет как на Страшном Суде, но она знала, что, по статистике, если однажды человек зашел так далеко, то, он снова опуститься до этого. Если он хочет боксерскую грушу, то должен искать ее в другом месте.

Ее родители имели свою долю споров, некоторые из них были довольно острыми, но ее отец всегда выбегал из дома, чтобы остыть, если самообладание покидало его.

Это было страшно, но далеко не так страшно, как человек, который сорвался на вас.

Женщина должна иметь такое же право высказывать свое мнение, как и мужчина, не беспокоясь о том, что получит в челюсть, если он не разделяет ее взглядов.

Она не чувствовала себя в безопасности рядом с Бобби, чтобы в любое время высказывать свое мнение, и единственный раз, когда она, забывшись, рассердилась, он превратился в сумасшедшего.

Она не могла жить с этим. И не собиралась.

Но она не ощущала себя комфортно в окружении своих «друзей» и редко искала их компании. Большинство из них были женаты, и она действительно не хотела выслушивать их семейные проблемы, а те, кто не были женаты или развелись, либо жаловались на финансовые проблемы свои второй половины, либо детей.

До Ральфи, а затем пока не появился Раф, ее совершенно устраивало проводить большую часть своего времени в полном одиночестве. Однако только что она поняла, что очень хорошо игнорирует вещи, пропавшие из ее жизни.

Осознав через некоторое время, что очень долго сидит в неудобной позе, она остановила диктофон и вытащила наушники. Солнце уже зашло за деревьями, но до заката оставалась пара часов. Не желая беспокоить Рафа, она решила пойти на прогулку, чтобы размять затекшие мышцы.

Она не увидела никаких следов Ральфи. Стараясь не слишком переживать по этому поводу, хотя хотелось, потому что, так же как и накануне, он не появился. Алэйна звала его время от времени, но, в конце концов, сдавшись, направилась обратно к дому. Сопротивляясь желанию наброситься на Рафа, она села на диван, установила громкость почти на минимуме и стала переключать телеканалы, пока не нашла то, что была готова смотреть. Когда одно шоу закончилось, а другое только что началось, она услышала, что Раф ходит в комнате.

Повернувшись, взглянуть на него, не зная, будет ли он обнажен или все-таки наденет джинсы, но увидела, что он только натянул их на бедра, даже не потрудившись застегнуть молнию. Подняв взгляд от темных волос, она посмотрела на него.

— Я разбудила тебя?

Вместо ответа, он двинулся вокруг дивана и растянулся рядом с ней.

— Долго я спал?

— Пару часов.

Он хмыкнул.

— Не думаю, что спал достаточно, — пробормотал он, поворачиваясь и вытягиваясь во весь рост на диване, без разрешения положив голову к ней на колени.

Алэйне не приходило в голову возражать, когда он ворочался, ища удобное положение, и, наконец, обхватил ее зад одной рукой, а другой обнял бедра, прижимая к себе, словно она была подушкой.

Она смущенно смотрела на него в течение нескольких секунд, а затем попыталась снова сосредоточиться на телевизоре.

Это было до тех пор, пока взглянув на колени, она не обнаружила, что медленно гладит его волосы.

– Не останавливайся, — невнятно произнес он скрипучим голосом, когда Алейна смущенно замерла. — Мне нравится чувствовать твои руки.

Она ненадолго застыла в замешательстве, а затем вновь начала гладить его волосы. Его длинные иссиня-черные волосы были такими же здоровыми, шелковистыми и приятными на ощупь, как шкура Ральфи.

Алэйна была удивлена. Он хотел, чтобы она продолжала. Девушка не ожидала, что он позволит ей делать это. Ни один из знакомых ей парней не получал удовольствия от простых прикосновений, и особенно им не нравилось когда касались волос. Она не думала, что его желание имело сексуальный характер. Казалось, он задремал, видимо ее прикосновения оказывали успокаивающее действие, нежели возбуждающее. Она смутилась, когда поняла, что хотя это и было приятным для нее, но не особенно возбуждало просто погладить голову и плечи. Алэйна считала, что и его тоже. В действительности, всякий раз, когда он находился поблизости, ее кровь закипала и начинала бежать быстрее, если бы только намек, она перестала бы колебаться. Наверное, он действительно считал ее прикосновения успокаивающими и необходимыми в данный момент, Рафаэль выглядел затравленным, когда она забирала его из полицейского участка, зверь грозил вырваться наружу, будто он сдерживал себя из последних сил. Она не думала, что он будет спокойно стоять, пока его арестовывают, чтобы посадить в тюрьму, особенно после того комментария, который сделал, когда его выпустили. Она надеялась, что адвокат добьется, чтобы с Рафаэля сняли все обвинения. Если же нет, то сможет добиться условного освобождения и Рафу не придется сидеть в тюрьме. Ее бесило, что только Рафаэль был арестован. Хэнк даже не допросил ее. Алэйна не сомневалась, что у ублюдка был достаточно спортивных синяков, кроме того, у него, вероятно, была чертова возможность надавить на государственного обвинителя, когда он начинал все это! Ее это чрезвычайно раздражало, особенно, если учесть тот факт, что копы отклонили обвинения против Калхоуна и его приятелей или соучастников, когда те, угрожая ее жизни, стреляли в Ральфи на ее же территории. Осознав, что уже довольно поздно и что Ральфи не возвращался в течение двух ночей подряд, она высвободилась из-под Рафа, выключила телевизор и пошла на кухню, чтобы взглянуть в окно. Разочарованная тем, что там никого не было, она отправилась в ванную, приняла душ и стала готовиться ко сну. Алэйна устала, но спать не хотелось. Она совершенно не переживала, что в ее доме находится посторонний мужчина, хотя должна была, поскольку знала его недолго. И у нее не было привычки знакомиться с мужчинами и приводить их к себе домой, хотя многие женщины поступают подобным образом. Почему-то она чувствовала связь с Рафом. Она не могла понять, в чем дело, но он не был для нее посторонним. Несмотря на то, что он ее невероятно возбуждал, ей было с ним гораздо комфортнее, чем с Бобби или мужем, когда они еще были в браке. Может быть, это было потому, что он вел себя непринужденно, словно они не были посторонними людьми, а друзьями? Она не могла понять причину своего беспокойства, но это точно ее не волновало. Наконец, она решила, что вероятно беспокоится о пантере. Алэйну почти одинаково волновало как его появление, так и длительное отсутствие. Он может чертовски испугаться Рафа или наоборот напасть на него. Она металась и ворочалась в течение нескольких часов, но, наконец, задремала. Казалось, что она спала всего лишь несколько минут, прежде чем проснулась от прикосновения к груди, распространяющему тепло по всему телу. Все еще находясь во власти сна, она сделала глубокий вздох, который перешел в стон, когда прикосновения стали более настойчивыми, вдохнув тепло в ее тело, желание стало распускаться внутри нее. Когда он поднял голову и взял в рот другой сосок, она сумела приоткрыть глаза. Раф, подумала она, чувствуя как согревающий поток желания, движущийся по венам, мгновенно перерос в пламя. К тому времени, как он выпустил на свободу бутон острого наслаждения и двинулся ниже, она уже металась под ним. Его руки скользили по ее телу, он подцепил края трусиков и стал снимать их с ее бедер. Затем снова поймал губами сосок, подводя ее к опьяняющим вершинам удовольствия, пока она не начала цепляться за него, поглаживая волосы. Он снова двинулся вниз, целуя и облизывая ее, посылая сильную дрожь через все тело. Алэйна застонала, когда он стянул ее трусики до колен, одновременно двигая ее ноги, пока ступни не оказались на прохладной простыне, а бедра широко расставлены. Она выгнулась, зарывшись головой в подушку, почувствовав, как он водит своим слегка шероховатым языком вдоль ее лона, дразня клитор. Словно электрический ток прошел сквозь нее. Алэйна жадно ловила воздух ртом, дрожа от ощущений. Ее руки были сжаты в кулаки, требуя его тело. Она хотела, чтобы он был внутри ее, отчаянно нуждалась в этом.