Еще немного поболтали, и отец Афанасий удалился. Он не хотел, отходить на долгое время от церкви и дома. Уже ведь трижды его выдергивали к воеводе. И каждый раз что-то интересное, что-то новое. А упускать что-то в этой истории он не хотел совершенно. Ибо чревато…

И надо же было такому случиться, что в воротах подворья купца они встретили того самого десятника.

- Мир тесен, отче, - вполне жизнерадостно произнес десятник и искренне улыбнулся. – Что тебя привело отче в гости к уважаемому купцу?

- Так… это… - растерялся священник, отчетливо испугавшись.

- Я за ним посылал, - нашелся Агафон. – Мне по делам торговым нужно отбыть из города. Вот и решил посоветоваться с отцом Афанасием о душеспасении. В какой день к нему на исповедь да причастие прийти. Как лучше поступить. И можно ли как грехи свои замолить, ежели неделю иную без причастия останусь.

- Это отрадно слышать! – расплылся в издевательской улыбке десятник. – Душеспасение – это то, о чем мы все должны заботится с особым радением.

Повисла тяжелая пауза.

- Я поговорить хочу с тобой, - нарушил ее десятник, обращаясь к купцу.

- О чем же, мил человек?

- Как ты докатался до жизни такой, - усмехнулся десятник. – Али как мне объяснишь, что гостя в дверях держите?

- Ах ты ж боже мой! – всплеснул руками Агафон. – Входи, конечно, входи! – И отступил, давая проход. А у самого глазки бегали-прыгали так, что не знали, куда с лица деться…

Спустя четыре часа Агафон уже отчалил на лодках от Тулы. Никогда в своей жизни он не собирался на торговые дела ТАК быстро. Никогда у него при этом ТАК не вибрировало одно место.

Десятник задавал ОЧЕНЬ неудобные вопросы в отношении обстановки в Туле. Все выглядело так, словно бы кто-то захотел найти крайнего за разорение посада минувшим летом. И его чуйка подсказывала – нужно быть подальше от всех этих разборок. Даже если на нужной стороне выступишь и царю поможешь, то добром это может и не закончится. До царя далеко, до Бога высоко, а недругов влиятельных можно вот прямо тут нажить. И подворье ему спалят отнюдь не по решению высокого суда, а из банальной мести. И хорошо если не убьют.

Кроме того, Агафон спешил к Андрею, пытаясь опередить неприятности. И предупредить, как человека, что спас близких ему людей. Так и торговлишку провести раньше, чем туда доберется этот десятник. Ведь товар, о котором парень ему говорил могли в случае чего конфисковать.

И не зря, не зря спешил. Хоть и не знал толком готово ли у парня или нет. Андрей готовился. Осторожно, но готовился. Так, чтобы лишних вопросов не вызывать у своих людей.

Кузнецу требовался уголь? Требовался. Вот его и жгли в той глиняной «реторте», выгоняя заодно деготь и древесный спирт, али скипидар. И, смешивая в правильных пропорциях, фасовали. А потом фасовали по вылепленным на оправке горшкам с притертыми крышками.

Золы от хозяйственной деятельности тоже получалось немало. Поэтому Андрей тихонько, фоном из нее выделял соду с поташом. Да с желтой кровяной солью возился, но сильно меньше и еще более аккуратнее. Как и с железным купоросом. Без отрыва от основной деятельности. Благо теперь это все делать было легче.

Так что к середине августа у него уже было три десятка горшков со «светильным маслом», по пять литров в каждом. А также все необходимое для того, чтобы буквально за пару часов сделать еще краски. Той самой берлинской лазури. Гривенок на пять, не меньше.

В виде готового продукта он краску не хранил от греха подальше. Слишком рискованно. Но не забывал о том, что она может внезапно понадобится. А может и не понадобится. Черт его знает, как дело повернется. Поэтому подготовился, но лишних движений прежде срока не делал…

[1] Бахтерец представлял собой кольчугу с рядами узких горизонтальных пластинок, вплетенных в кольчужное полотно с нахлестом в 2-3 слоя. После панцыря (кольчуги) и тегиляя (стеганки) представлял собой самый распространенный доспех Руси XVI века. В отличие от зерцального доспеха, который был доспехом боярского класса, бахтерец был подешевле и доступен состоятельным помещикам. Иные кольчато-пластинчатые доспехи были распространены сильно меньше и, как правило, были рангом или схожи с бахтерцем или выше, из-за более крупных пластин.

[2] Саадак – комплект из лука налучьем (чехлом) и колчаном со стрелами.

[3] Панцырь – это кольчуга из небольших, плоских колец, собранных на гип (шип - треугольные, плоские заклепки).

Часть 3 – Путь Волка

Вопрос не в том, насколько далеко идти, вопрос в том, насколько вы сильны, насколько глубока ваша вера, чтобы зайти настолько далеко, насколько надо!

к/ф «Святые из Бундока»

Глава 1

1553 год, 17 августа, поместье Андрея на реке Шат

Агафон сидел на носу лодки и всматривался в окружающие пейзажи. Где-то здесь должен быть пляж, а недалеко от него – пепелище прошлогоднее. Черт его знает в каком оно состоянии сейчас. Может и разобрал его Андрей окончательно от греха подальше, чтобы с реки или с правого берега не было понятно, что тут – живут люди. Ведь пепелище явный признак поселения былого или нынешнего. А значит нужно проверить… мало ли?

Купцу в какой-то мере импонировало это решение парня. Но как же неудобно стало теперь искать его поместье!

- Пепелище! – воскликнул молодой слуга, что стоял рядом. Его острый взгляд разглядел его раньше.

- И пляж, - констатировал Агафон с облегчением. Значит не проскочили мимо.

Спустя всего пару минут лодка уткнулась носом в песок, а купец первым выскочил на берег. Осмотрелся. И довольно крякнул. Теперь уже с реки было хорошо видно крепость. Видно Андрей расчистил лес, чтобы от поселения видеть эту потенциальную переправу. Почему? Видимо обстановка изменилась. О чем отчетливо говорила крепость. О ней Агафон уже знал. Кондрат, Федот и Аким рассказали. Он им, признаться, не поверил. Ну как парень мог поставить крепость? Вздор же. Однако – нате, на лопате. Стоит. Да, выглядит неказисто. Но даже на взгляд купца с наскока не возьмешь.

Вылез он значит на берег. И давай разминаться. Тело то затекло за время перехода. Люди же местные, что находились вне крепости, ринулись бегом в нее. Очень быстро. Ведь там начал стучать импровизированный набат. А несколькими секундами же ранее где-то недалеко в лесу завыли волки.

- Хорошо же он гостей встречает, - усмехнувшись, заметил Агафон.

- А что? Подходяще, - согласился один из слуг. – Если бы я жил в этой глуши, то тоже опасался людей.

- Ты и в Туле их не сильно привечаешь. Все больше с псами возишься, - резонно возразил купец.

- Так псы – они не предадут и не обманут. Они честны и искренни в своих намерениях. Истинно тебе говорю – если бы у них были души, то прямиком в рай бы отправлялись. Ну чего ты ржешь? Их колотят. Кормят чем объедками. А они все одно людям верны… как псы…

- Ты только отцу Афансию это не говори, - хохотнув заметив другой слуга.

- А чего? Пусть скажет. Интересно какую епитимью он на него в этот раз наложит, чтобы выбить дурь эту из его башки. – заметил Агафон, но без всякого осуждения в голосе. Они уже давно с этой страстью заядлого собачника свыклись. Да и польза в нем имелась – он к любой блохастой скотинке умел подход найти, с любой сговориться. Как? Все считали, будто бы он слово какое тайное знает.

- Глядите, - заметил один из слуг, указав на свежую землю захоронений – братскую могилу, в которой Андрей положил погибших неприятелей.

- Вот даже как, - покачал головой купец.

- А здесь, я смотрю, горячо, - отметил поместный дворянин, нанятый Агафоном в сопровождение. – Не удивительно, что они тут так забегали.

- Судя по могиле – больше десятка там лежит…

Впрочем, вся эта возня продлилась недолго.

Оценив с башни факт прибытия семи лодок, причем шесть из них были набиты сеном, выложенного на специальную решетку, Андрей решил выехать сам. Ведь эти ребята никуда не спешили и с комфортом расположились на берегу.