- Слава Богу, - ответил Андрей, разгибаясь и становясь прямо. Плечи отведены назад. Спина – словно стержень проглотил. – Государь, мне сказывали, что не прилично приходить к тебе с пустыми руками. Но я беден. Почти все мое имущество – на мне. Поэтому, прими, не побрезгуй. – сказал он и протянул свиток.

- Что сие? – не принимая его, поинтересовался царь.

- Вирши хвалебные.

- Так читай.

Андрей удивленно вскинул бровь, не ожидая такого поворота. Но Иоанн лишь едва заметно улыбнулся кончиками губ и кивнул. И парень развернув свиток, начав читать на распев с максимальным выражением.

Сначала он прочитал сборную солянку стихотворения «На взятие Казани», которую Алиса попыталась изобразить. В рамках совершенно непривычной для эпохи силлабо-тонической нормы стихосложения. Ее еще просто не придумали. Поэтому звучало это все ОЧЕНЬ необычно, хотя складно и мелодично. Не говоря уже о звучании и общей компоновке, выбивавшейся чуть более чем полностью из всего, что царь читал либо слышал.

Там было все, что удалось хоть как-то склеить друг с другом. Кусок из «Бородино» Лермонтова. Кусок из какой-то песни XX века. Кусок еще откуда-то. Но адаптировано и причесано под местный язык и реалии, без единого артефакта, выбивавшегося по языку или смыслу. Всего пять четверостиший, но труда они Марфе стоили немалого. И Андрею, ибо он ее консультировал, с точки зрения исторических реалий.

Это стихотворение и было главным подношением. Ведь и Андрей, и Марфа помнили о том, как в XVIII-XIX веках правители любили получать стихотворения хвалебные, прославляющие те или иные их достижения. Особенно военные и политические. Эффекта, впрочем, на Ивана Васильевича все их усилия не произвело никакого. Он прослушал молча, не выражая никак своего отношения. И вообще держа маску бесстрастия на своем лице.

Явно дело пошло не так и не туда, подумал Андрей. Однако все же зачитал «Боже царя храни!» в расширенной версии. Само собой, с пояснением, как и в предыдущем случае что к чему и зачем. И опять ничего.

Прочитал.

Замолчал.

Царь тоже молчал, как и присутствующий десятник. Тот, кстати, был, без всякого сомнения, потрясений в положительном ключе, но молчал. Царь же, пристально рассматривал Андрея с очень странным, задумчивым взглядом. Пока, наконец, не произнес:

- Славные вирши. Но разве это дар для царя?

- Прости Государь. – невозмутимо ответил Андрей, скрутив свиток. – Ты прав. Это просто слова.

- Тогда в чем твое подношение?

- Я слышал, что боярам не нравится твой выбор супруги. Говорят, что ее здоровью угрожают злые козни. – От этих слов Иоанн напрягся, а взгляд его стал ледяным. – Я не ведаю кто, когда и как будет пытаться ей навредить. Ей, а значит и тебе, и всем нам, твоим верным слугам. – добавил Андрей. - Честных людей обычно травят ртутью да мышьяком. И не разом, а по чуть-чуть, дабы не распознать на пробе. Чтобы этому злодейству противостоять нужно каждый день пить молоко и есть сырые яйца. Это средство не поможет, если решать дать много яда. Но если кормят маленько, чтобы отрава накапливалась, то…

- Не боишься давать мне такие советы? – очень жестко и холодно спросил царь.

- Если нужна проверка, то я готов лично вкушать яд в течения месяца или более, защищаясь предложенным способом, – произнес Андрей. И замер с самым невозмутимым видом. Серьезным. Максимально спокойным.

- Откуда о том ведаешь? – после очень долгой паузы спросил Иоанн.

- Отец о том сказывал.

- А он отколь ведал?

- Мне то неизвестно.

- Читать-писать тоже он тебя учил?

- Истинно так, - ответил Андрей, имея в виду не этого, а того отца – из прошлой жизни. – Он сказывал, что ученье – свет, а не ученье – тьма.

- Добрые слова, - кивнул царь и кивнул на столик, мол, клади свиток. Андрею не требовалось второй раз намекать. – Я слышал, - продолжил Иоанн, - что ты удумал новую масляную лампу, которая светит ярче прочего.

- Удумал.

- И печь, что не дымит?

- Что отводит дым сразу на улицу, оставляя в избе лишь тепло.

- А масло светильное? Ты ведь полбочки купцу продал. Откуда взял?

- То дух дерева. Мы его, когда уголь жгли для кузнеца, заприметили. Он как деготь получается. Ничего хитрого в том нет, просто обычно его не примечают и спускают в отходы.

- Ясно. – едва заметно хмыкнул Государь. - А краску откуда брал?

- То наследство отца.

- Поэтому ты обещал купцу тульскому еще краску? – усмехнувшись поинтересовался царь.

- Люди, с которым отец вел дела вышли на меня и предложили не с ним, так со мной дела вести. Но я не уверен в них, а они во мне. Поэтому не ясно, сладиться что или нет. Так что ничего точного я не обещал.

- Кто такие?

- Не знаю. Я с ними ранее был не знаком. Может врут. Может нет. Если попробовать, то, возможно, добывать краску.

- Врешь же.

- Вру, - честно и абсолютно невозмутимо ответил Андрей. – Зато от чистого сердца.

- Как? – расплылся в улыбке Иоанн. – От чистого сердца? Ха! Ладно. А лошадей чего подарил поместным дворянам? Почему не в долг дал?

- Какой смысл давать в долг то, что не смогут вернуть?

- Это ты на саблю взял. Это твое. Зачем им отдавать?

- Государь, мне там службу служить тебе. Промеж них. И от того, как мои боевые товарищи станут ко мне относиться, да готовы ли окажутся к службе зависит – смогу ли служить.

- Поясни, - нахмурился царь.

- Если давать в долг, то сие дело не воинское, а купеческое. Ведь купец с должником в бой не идет плечом к плечу. А значит и не нуждается в том, чтобы заемщик был ему товарищем.

- Значит мнишь, что старшины делают неразумные дела? – усмехнулся царь.

- Государь, то не моего разумения вещи. Я, быть может, еще очень юн и не понимаю многого. Посему и мыслю так, по-простому.

- Мыслишь то может и по-простому, а крепостицу поставил. Зачем сие? Да ты не робей. Сказывай что мнишь.

- Для воеводы, Государь, очень пользительно, чтобы все оставалось так, как есть. Ибо поместные дворяне при появлении татар хватают свои семьи да бегом в Тулу бегут. Отчего войско вокруг воеводы само собой появляется без каких-либо усилий. Дурное. Но для осадного сидения достаточное. Но с воеводы что спрашивать? Он в Туле гость. Тут год посидит, там год потопчется. Ему дела Тула без интереса. Поместные же дворяне каждое такое нашествие вынуждены терпеть убытки и нищать, ведь татары разоряют их поместья, портят посевы, жгут дома, режут и угоняют в рабство крестьян. Старшины же…

- Значит воевода тебя вынудил крепостицу ставить? – перебил его царь.

- Никак нет. Он старается свою службу служить, я свою…

- Я тебя что-то не пойму, - ухмыльнулся Иоанн. – Спрашивал я тебя о том, почто ты крепостицу поставил. А ты мне тут про воеводу сказываешь. За нос меня водить вздумал?

- Государь, я поставил крепостицу, чтобы люди, которые трудятся на твоей земле, выданной мне в поместье, при набеге татар не по оврагам да лесам прятались, а за стенами отсиживались. И чтобы татары жилье не жгли, да разорение не такое страшное творили. И чтобы я мог со спокойной душой в службу дальнюю полковую ходить.

- И только?

- И только.

- А мне сказывали, что возгордился.

- Брешут. – порывисто произнес Андрей, вновь положа правую руку на сердце. - Мой отец живота не пожалел на службе твоей, и я не пожалею.

- На службе? И в чем же ты ее видишь?

- В том, чтобы врагов твоих бить. Ныне татар. А если прикажешь, то и любых иных. – Не убирая руки с сердца ответил он.

Тишина.

Царь внимательно смотрел на парня и о чем-то думал. Минуту, наверное, так смотрел. После чего спросил:

- А бронька сия откуда? Тоже сам удумал?

- Слышал я от отца, что в праотеческие времена в таких ратники на Руси воевали. Вот я и попробовал с кузнецом что-то изобразить. Я ему сказывал, передавая слова отца, а он пробовал.

- У тебя кузнец есть свой?

- После татарского погрома посад Тулы сильно пострадал. Вот я кузнецу-погорельцу и предложил год поработать на меня. Ведь для службы мне так и так нужно где-то броньку добрую искать.