— С мадам не разговаривай, — предостерег меня Хэ-Чжу, нажимая на кнопку звонка — Колючки этой госпожи надо обласкать.

Тигровая лилия покрылась яркими полосками, она спросила, чего мы хотим.

Хэ-Чжу сказал, что у него назначена встреча с мадам Овидий.

Цветок изогнулся, осматривая нас, и велел подождать. Дверь скользнула назад, открываясь.

— Мадам Овидий — это я, — возвестила белая, словно кость, чистокровная. Таблетки свежести заморозили ее грубую красоту, когда ей было между двадцатью и тридцатью, то есть, чувствовалось, давным-давно, но голос ее звучал как циркулярная пила. — У вас, кем бы вы ни были, ничего не назначено. Здесь заведение для верхнего слоя. Мои биокосметологи принимают только по личным рекомендациям. Попробуйте обратиться к «маскорезу» на одном из нижних этажей.

Дверь захлопнулась у нас перед носом.

Хэ-Чжу прочистил горло и проговорил в тигровую лилию: Будь любезна сообщить высокочтимой мадам Овидий, что леди Хим-Ян шлет ей свои искренние и сердечные приветствия.

Последовала пауза. Тигровая лилия вспыхнула и спросила, долго ли нам пришлось путешествовать. Это, как я поняла, был пароль.

Хэ-Чжу предоставил ей отзыв:

— Если путешествовать достаточно долго, то встретишь самого себя.

Дверь открылась, но презрительность мадам Овидий осталась при ней.

— Кто может спорить с леди Хим-Ян?

Она приказала нам без промедления следовать за нею. Спустя минуту ходьбы по занавешенным коридорам, обитым свето- и звукопоглощающими пластинами, мадам Овидий щелкнула пальцами, к нам присоединился невесть откуда взявшийся безмолвный ассистент, и открылась дверь в ярко освещенную студию. Наши голоса словно вернулись к нам. В свете соляра поблескивали стерильные инструменты для изменения пластики лица. Мадам Овидий попросила меня снять капюшон. Подобно мадам Ма-На-Арак, она не выказала удивления, увидев мои черты; впрочем, я сомневаюсь, чтобы дама ее слоя хоть одной ногой ступала в ресторацию Папы Сонга. Мадам Овидий спросила, как много времени есть на обработку.

Когда Хэ-Чжу сказал ей, что через полтора часа нам надо уходить, наша хозяйка утратила все свое игольчато-острое хладнокровие.

— Почему бы вам не сделать все самим, с помощью резины да помады? Что, леди Хим-Ян принимает Тигровую Лилию за дешевую штукатурщицу, в окне у которой красуются кодаки «до» и «после»?

Хэ-Чжу поспешил объяснить, что мы не ожидаем полного преобразования, только косметических адаптации, чтобы обмануть Глаз или чей-то случайный взгляд. Он признал, что девяносто минут — это смехотворно короткое время, поэтому леди Хим-Ян и потребовалась лучшая из лучших.

Гордая лицеправица явственно различала его лесть, но все же поддалась ей.

— Это правда, — хвастливо заявила она. — Никто, никто не видит одного лица внутри другого так же хорошо, как я.

Мадам Овидий изменила угол моей челюсти, говоря, что может изменить текстуру кожи, ее окраску, волосы, веки и брови.

— Радужку глаз мы должны окрасить в какой-нибудь цвет, что встречается у чистокровных.

На щеки, по ее словам, можно было нанести ямочки, а скулы, которые так и кричали о том, что я фабрикантка, сделать менее выпирающими. Она обещала наилучшим образом воспользоваться каждой из драгоценных восьмидесяти девяти минут.

Единодушие вернуло мне прежнее лицо для наиболее важных появлений в зале суда. Звездная актриса должна выглядеть так, чтобы соответствовать своей роли. Но уверяю вас, когда я вышла от Тигровой Лилии, шипя от боли в лице, меня не узнал бы даже Смотритель Ли. Мои радужки цвета слоновой кости стали карими, разрез глаз был удлинен, волосы, вплоть до волосяных мешочков, сделались черными как смоль. Обратитесь к кодакам, сделанным после моего ареста, если вам интересно.

Прощаться мадам Овидий не стала. Снаружи, возле эскалатора, нас ждал златоволосый мальчик с красным воздушным шаром. Мы последовали за ним на оживленную фондовую стоянку под пассажем. Мальчик исчез, но шарик был прицеплен к стеклоочистителю внедорожника. На нем мы и поехали вниз по Первой Магистрали к Первым Восточным Воротам.

Да, но к своим приказам лидер прибавил, что надо «хорошенько поразмыслить над полученными советами», что означало «переиначьте эти приказы». Таким образом, «запад» означал «восток», «север» означал «юг», «ехать в сопровождении группы» означало «ехать одним».

Дотошные мозги часто упускают из виду простое. Когда мы мчались по магистрали, я спросила своего сотоварища, по-настоящему ли его зовут Хэ-Чжу Имом. Союзник ответил, что для людей его призвания ни одно имя не является настоящим. Дорога к выезду, ближе к заставе, шла под уклон и извивалась, и мы уже едва ползли; впереди каждый водитель в очереди высовывал руку из окна своего форда, чтобы предъявить Глазу свою Душу. Принудители произвольно останавливали форды для расспросов, что не могло нас не тревожить.

— Примерно одного из тридцати, — пробормотал Хэ-Чжу. — Довольно большая вероятность.

Подошла наша очередь к сканеру. Хэ-Чжу поместил свой указательный палец на глаз, тут же пронзительно взвыла сирена, и шлагбаум опустился. Форды, стоявшие вокруг, лишали нас всякой надежды на побег. Хэ-Чжу прошипел:

— Все время улыбайся, веди себя бессмысленно!

Принудитель подошел к нам и дернул большим пальцем.

— Выйти.

Хэ-Чжу, по-мальчишески ухмыляясь, повиновался. Принудитель потребовал, чтобы он назвал свое имя и пункт назначения.

— О, гм, Ок-Кён Пхё. — Хэ-Чжу держался великолепно, у него даже голос изменился. — Офицер. Мы, гм, направляемся в мотель, что во внешнем мегаполисе.

Хэ-Чжу глянул по сторонам и сделал рукой жест, непристойное значение которого я узнала от Бум-Сука и Фана. Он начал плести чушь насчет лицензии на кошечек, принадлежащей его матери, но его оборвал краткий приказ заткнуться. Как далеко находится этот отель, требовательным голосом спросил офицер. Разве он не знает, что уже больше двадцати трех часов?

— Мотель «Пиф-Паф-Ты-Убит», в Йоджу, — Хэ-Чжу взял идиотски-конспиративный тон. — Уютное местечко, чистое, и цены разумные, хотя, вероятно, принудителю позволят опробовать их удобства бесплатно. Всего тридцать минут по скоростной дороге, идущей на восток от десятого выезда.

Он пообещал, что мы поспеем туда задолго до отбоя.

— Что случилось с вашим указательным пальцем?

— А, так вот почему мигнул Глаз?

Хэ-Чжу издал театральный стон и принялся молоть бессвязный вздор: он-де порезал его, удаляя косточку из натурального авокадо в доме у матери своей подружки. Повсюду кровь, так неприятно, отныне для него существуют только авокадо без косточек, природа причиняет гораздо больше неудобств, чем сама того стоит.

Принудитель глянул внутрь форда и приказал мне снять капюшон.

Я надеялась, что мой страх сойдет за скромность. Он спросил, всегда ли мой приятель так много говорит. Я застенчиво кивнула. И поэтому я всегда молчу?

— Да, сэр, — сказала я, уверенная, что он опознает во мне Сонми, — да, офицер.

Принудитель поведал Хэ-Чжу, что девушки покорны и скромны вплоть до дня свадьбы, а после этого начинают трепаться, да так, что их невозможно заткнуть.

— Ладно, поезжайте, — сказал он напоследок.

Нет. Мы выехали на скоростную трассу через второй выезд, затем свернули на неосвещенную проселочную дорогу. За плотной лесополосой из колючих елей была укрыта индустриальная площадка на сотню с лишним блоков. До комчаса оставалось совсем немного, и потому наш форд был единственным движущимся транспортным средством. Мы припарковались и через продуваемый ветром передний двор подошли к бетонному блоку с вывеской ГИДРОПОНИЧЕСКАЯ КОРПОРАЦИЯ. Душа Хэ-Чжу мигнула, и роликовая дверь откатилась в сторону.