– Тебе этого не вычислить, хомо, – холодно и зло процедил Минейко.

– Поживем-увидим, – отозвался Струев, – да ты и сам мне скажешь.

– Интересно, как ты меня заставишь? – поинтересовался Минейко. Лейбниц выстрелил. Минейко поморщился и закрыл глаза.

– Очень просто, милый, – ответил Струев. – Я отключу тебе пятый контур.

Минейко открыл глаза и первый раз посмотрел на Струева с интересом. Похоже, в его глазах даже мелькнул испуг.

– Ага, задело? – поинтересовался Струев. – Знаешь, как я отключу тебе этот ваш пятый контур? Все, оказывается, очень просто. Я просто убью тебя. Вся энергия пятого контура уйдет на восстановление жизненно-важных функций тела. Не знаю, на сколько точно, но минут на 30 ты станешь обычным человеком. И я буду тебя пытать, нелюдь. Лейбниц…

Минейко прыгнул. Впрочем, прыжком это назвать было нельзя: вот он сидел в кресле с окровавленными ногами, а через мгновение уже стрелял автомат Лейбница, сам лейтенант лежал на полу, а на нем сверху лежал Минейко. Автомат бил в потолок через разорванную плоть и позвоночник Минейко. Остаток пуль в магазине закончился быстро. В комнате пахло горелым мясом и пороховым дымом. Соколова стошнило.

Данила успел подумать, что хорошо, что они с доцентом напились сегодня. Он подошел к лежащим на полу и ногой перевернул тело Минейко, освобождая Лейбница. Лейтенант был мертв. Его глаза так и остались слегка прищуренными, но стеклянно смотрели в потолок. Кадык был порван, шея неестественно изогнута. Минейко тоже не подавал признаков жизни. Суворов вытащил из подсумка свежий магазин, выдрал из рук Лейбница автомат и перезарядил его. Струев подошел и встал за спиной Суворова.

Плоть на теле Минейко на глазах зарастала, кровь перестала течь, тело начали сотрясать конвульсии. Потом последовал первый хриплый вздох.

– Ну что, – спросил Суворов, – он сейчас вполне обычный человек?

– Должен быть. Если я не ошибся.

– Пошути у меня, доцент!

Минейко открыл глаза.

– Что будем делать? – спросил Струев.

– А вот что, – Суворов навел автомат на голову Минейко и выстрелил.

– Ну зачем?! – заорал Струев.

– Хватит с этого, – выдохнул Суворов, – это все равно мелочь пузатая. Поверь мне, мелочь. Надо найти второго. Нам предстоит много узнать.

Суворов опустился на колени и закрыл глаза Лейбницу.

– Что со временем? – спросил он.

– Минут через пять должны явиться ребятки Трукова с аппаратурой. Проверят нас. Потом будешь звонить Аннушке. И будем искать второго. Хотя…

– Что?

– Полагаю, одно из двух: или он уже попался, или мы пропали.

– Черт бы тебя драл, доцент, с твоими построениями…

– Доцент для этих построений и приставлен к тебе, – отозвался Струев.

– Вы как, Сергей Савельевич? – бросил через плечо Суворов.

– Пахну плохо, выгляжу, наверное, тоже, а так в порядке, – отозвался Соколов, – извините, господа.

– Какое уж там извините! – буркнул Суворов. – Знаешь, доцент, я бы сейчас хотел быть на месте лейтенанта. Или на твоем в Амстердаме…

– А я не знаю, где мне теперь место, – вздохнул Струев, – я знаю, что не хотел бы быть на твоем месте в Гамбурге.

– В этом и смысл, господа, – уже взяв себя в руки, сказал Соколов, – именно в этом. Никаких гарантий. Никаких благ. Никакого точного знания. Только долг.

– Что-то я не очень вас понимаю, господин Президент… – Струев обернулся. Первый раз в этот день он был обескуражен.

– Мы Православная Цивилизация, Иван Андреевич, – ответил Соколов. – А это, милостивые государи, серьезное дело. Вы ожидали чего-то другого?

– М-да, жалко, что град Китеж – красивая легенда, – пробормотал Струев.

– Жалко, что красивая, или жалко, что легенда, Иван Андреевич?

– И то и другое. Слушайте, а здесь, в переговорной, есть чего-нибудь выпить?

После окончания зачистки города прошло два дня, и в эту ночь генерал Жук позволил себе поспать аж семь часов. Брился, умывался и одевался генерал неторопливо и тщательно. Его начальник штаба вполне справлялся с текучкой: если бы не справлялся или случилось что-то, он бы позвонил. А Жуку сегодня надо было встречать начальство. И не просто начальство, а Начальство. Выпросив в 2009 году у Совета бессрочный условный отпуск с переводом на кадровую военную службу, Жук нечасто теперь виделся с Данилой. Сообщение о приезде Советника Суворова пришло вчера вечером. Что Суворову лично понадобилось делать в Гамбурге, Жук не знал, но понимал, что просто так Данила бы сюда не полетел. Понимал генерал и то, что просто так на города не посылают армейский экспедиционный корпус при поддержке флота и авиации и просто так в городе не может оказаться столько хорошо вооруженных и подготовленных людей, которые сопротивлялись четверо суток.

Гамбург был воротами в Европу. Уже два года город являлся базой Инженерно-спасательной службы. К русским не просто привыкли, Гамбург фактически стал русским городом. Здесь все было перестроено и налажено, прошедшую лютую зиму город перенес прекрасно. И вдруг за последние две недели лета город словно сошел с ума. Начали, как ни странно, не с русских (знать бы еще, кто начал!). Совершенно неожиданно половина немцев не вышли на работу. Порт практически парализовало. Разбираться в причинах времени не было. Глава германского отряда ИСС привык действовать в чрезвычайных ситуациях, поэтому среагировал быстро и, отправив доклад в Москву, продолжал руководить работами, подключая к ним моряков прибывших судов и отзывая спасателей из других городов. Через три дня в припортовой зоне на границе арабского квартала взорвалось хранилище химических веществ. Взрыв произошел ночью, и в трех близлежащих домах погибли 127 человек. Сотни были ранены, без крова остались тысячи. Разгрузочные работы в порту полностью остановились. Все спасатели были перекинуты в зону бедствия. Большинство немцев, в том числе штатных и временных сотрудников ИСС, вместо того чтобы работать со всеми, собрали бессрочный митинг у здания городского управления и потребовали ни много ни мало вывода всех структур ИСС из города и объявления Гамбурга независимым городом-республикой. Сколь ни странно выглядело все это, но глава ИСС ни политиком, ни полицейским не был. Он позвонил в городское управление и попросил помощи. Ему ответили уклончиво. Он отправил факс в Брюссель в штаб-квартиру ЕС с требованием подмоги. Ему обещали помочь. Только к ночи он отправил очередной рапорт в Москву, вскользь упомянув о странном поведении городского населения. На следующее утро его ждала очередная неожиданность: городское управление обвинило ИСС в преступной халатности, приведшей к беспрецедентной гибели гражданского населения, а также в плохой организации работы городского порта, что привело к значительным трудностям в снабжении города. Пока глава ИСС думал, как ответить на всю эту несусветную глупость, в арабском квартале невесть откуда появились вооруженные люди со странными повязками из розового шелка на рукавах. Они стали методично убивать и жителей, и спасателей. Штаб-квартира ИСС также подверглась нападению, однако в первый день нападение было отбито: она хорошо охранялась элитным подразделением полиции. Глава ИСС в этот день отправил рапорт в Москву, в котором растерянно докладывал о беспорядках, нелепых обвинениях в его адрес и о нападении на штаб-квартиру. Это было его последнее донесение. На следующий день полиция, включая охрану штаб-квартиры ИСС и дипмиссий, разошлась и примкнула к митингам, проходившим уже в разных частях города. Связь прервалась. Чудом уцелевшие в городе моряки принесли на свои корабли ужасные известия. Когда на причалах появились вооруженные люди, одетые кто во что горазд, но с неизменной розовой повязкой на рукаве, капитаны судов приняли решение об эвакуации, но для многих кораблей это решение оказалось запоздалым. Семь стоящих у причала судов и еще два судна на рейде были захвачены, команды частично расстреляны на месте, частично отправлены в город с неизвестной целью. Команда одного небольшого китайского судна устроила организованное сопротивление. Корабль был расстрелян ПТУРСами с берега, сгорел и затонул. Остальные корабли успели уйти из порта. Многие так и ушли неразгруженными.