– Слушай, доцент, уйди, дай побыть одному.

– Не, Данила, не дам, – сказал Струев, – и пойдем мы вместе. Ну-ка глянь на меня. Так. Соплей не видать. Пошли. Не забудь поумничать.

Их остановил сигнал громкой связи в операторской. В динамиках раздался голос Щерина:

– Господа, на связи Советник Лян.

Оба ничего не ответили, поэтому первой прозвучала реплика Ляна:

– Данила, Иван, здравствуйте.

– Здравствуй и ты, коли не шутишь, – ответил Ляну Струев, – давай, говори, милый. Только, ради всего святого, без предисловий.

– Хорошо, без предисловий. Завтра заседание Совета. Вам надлежит принять в нем участие. Спецрейс уже готовится. Прошу быть.

У Суворова даже удивляться сил не было.

– Мы поняли, Лянушка, – ответил за обоих Струев, – что-нибудь еще?

– Нет, ничего, – ответил Лян, – до встречи.

Связь прервалась. Суворов поднял на Струев глаза и сказал:

– Объясни.

– Что здесь объяснять, – отозвался Струев, – все, что здесь происходило, знают и на той точке, где сидит Лян, и в Москве.

– Ну ты и крендель!.. И?

– И нас вызывают на Совет, чтобы примерно наказать. Одним словом, суббота с воскресеньем отменяется. Ситуация 23 разрешилась так, как и было запланировано.

– Кем?

– У тебя совсем мозги отсохли? Не нами, конечно. Слава богу, вскрыта опасность по ситуации 28, а Старшим Советником будет человек.

– Ты что же это, чудик, – вскинулся Суворов, – ситуацией 23 не занимался?! Свою любимую двадцать восьмую разрабатывал?

– Занимался, – ответил Струев, – как не заниматься… Просто если ситуация 23 существует три года, с ней ничего не поделаешь. Это закон природы, Данила.

– И что будет?

– Нас с тобой снимут или отстранят…

– Это мы еще посмотрим. А вообще?

– А вообще будет война. Непонятная, беспощадная и долгая. С кем – неизвестно. Ладно, хватит об этом. У нас осталось около четырнадцати часов, чтобы надраться и выспаться. Пойдем отсюда.

Они вышли в коридор.

– Хм… Совершенно некстати вспомнил, – на ходу проговорил Суворов, – знаешь, что в войсках называется «малиновым звоном»?

– Ну и что же?

– Переносной армейский термоядерный заряд.

– Это еще почему?

– Там при постановке на боевой взвод загорается малиновым цветом светодиод готовности. Сначала в жаргон вошло, а потом… Теперь название практически официальное. Такие дела…

Положение Струева лучше всего подпадало под определение «интернирован по классу один», однако об интернировании ему никто не сообщал, да и вообще во всем была какая-то неопределенность. Ему заявили, что он «изолирован», но это был термин не из тех, которые, во всяком случае, раньше, определяли действия Советников. После очень короткого заседания Совета в 2024 году Суворов был смещен с поста Старшего Советника и вообще выведен из состава Совета. Новым Старшим Советником был избран Лян. В таком развитии событий Струев нисколько не сомневался. Он сказал тогда: «Что ж, могло быть хуже. Прости, Данила». Интересно, что по поводу Струева такого рода решение озвучено не было. «Забыли, что ли, второпях?..» Струев и Суворов были заключены под стражу и разделены. В Москве Струева содержали в самой большой и благоустроенной камере на минус четвертом этаже гостиницы «Москва». На все его расспросы о Суворове ему отвечали подробно, и Струев половине сказанного даже верил. Суворов был болен. Болен сильно. Воспаление коры головного мозга, ярко выраженная шизофрения с долгими периодами ремиссии, когда болезнь почти полностью отступала, цирроз печени и рак правого легкого. Создавалось полное впечатление, что организм титана враз перестал бороться сам за себя, и началось его полное разрушение. Суворова лечили, «Состояние его стабильное», – говорили Струеву, когда тот настаивал на своих вопросах, от него не скрывали: надежд на излечение нет никаких. В одном из разговоров его собеседник упомянул слово «интернированный». «Так Старший Советник интернирован?» – спросил тогда Струев. «Бывший Советник Суворов интернирован», – ответили ему. Однако, судя по всему, содержание больного интернированного бывшего Советника было более комфортным, чем содержание изолированного непонятно кого.

В 2026 году сразу после Рождества Струева перевезли на базу «Китеж». Везли машиной, потом самолетом, потом снова машиной, из чего Струев сделал вывод, что база находится достаточно далеко от Москвы, если только специально для Струева не разыграли спектакль. На базе в его распоряжении была двухкомнатная камера со всеми удобствами, его хорошо кормили, не отказывали в книгах, видеофильмах, даже в алкоголе. Единственное, что ему запрещалось, так это покидать пределы камеры. Впервые осмотрев камеру, Струев усмехнулся: «Комфортнее, чем в Амстердаме, и трамваев наверняка не слышно». Здесь он впервые из телевизионных программ узнал, что происходит в стране и мире. У него было смешанное чувство: с одной стороны, он был рад, что страна все еще на месте, с другой стороны, он был потрясен тем, с чем миру пришлось столкнуться. И здесь его чувства снова раздваивались: новая угроза казалась ему действительно страшной и омерзительной, но то, что именно к противостоянию ей готовили его страну, вызывало в нем естественное возмущение. Он еще и еще раз спрашивал сам себя: можно ли было закрыться от этой угрозы, изолироваться, затаиться и позволить безумному миру самому разбираться с тем, что происходит. Ответа он не находил: слишком ужасной была угроза и слишком отвратительным и виновным казался ему мир. «Интересно, – подумал он как-то, – что Совет вообще думает по поводу того, что нас готовили для этой миссии?» Когда охранник в очередной раз принес еду, он спросил, может ли он написать Старшему Советнику Ляну. Ему ответили, что да, конечно, может, более того, о его сообщении позаботятся: оно немедля окажется у секретаря Сергея Кимовича. Струев попросил принести бумагу и ручку. Охранник на секунду замялся, словно раздумывая, потом ушел и вернулся с пачкой бумаги и обычной шариковой ручкой. Струев сел писать, но понял, что руки его окончательно потеряли этот навык. В следующий раз он попросил обеспечить его компьютером. Охранник отреагировал сразу и довольно спокойно.

– Какого класса, Иван Андреевич? – спросил он.

– Ноутбук с экраном и клавиатурой побольше.

– Подключение к сети обеспечить?

Струев потерял дар речи. Он еще не знал, какой доступ у него будет, но понял, что его подключат не просто к Интернету. Это означало, что все это время у него была возможность узнавать о происходящем не по телепередачам, а из секретной информсети.

– Каков будет мой доступ в сеть? Я имею в виду прежде всего внутреннюю сеть Совета, каналы спецслужб и политического руководства.

– Полный доступ, – ответил охранник. «Он ответил сразу, они все здесь давно знали ответ на этот вопрос!» – Но только в режиме чтения.

– Давайте компьютер и подключайте к сети.

Следующие два дня он просто не отходил от компьютера. Он впитывал информацию и сквозь призму разработанной им когда-то статсистемы, и посредством очень интересной новой программы обработки и сортировки информации с дурацким русским названием «Жернова». Когда он вполне осознал ситуацию, ему захотелось повеситься, напиться, рассмеяться и попроситься инквизитором-добровольцем на войну одновременно. Выбрав из всего перечня самый легкий путь, он потребовал у охранника бутылку виски. Ему сразу же принесли. Струев свинтил крышку и… не смог пить. Он убрал бутылку в холодильник и сел к компьютеру, на сей раз не для того, чтобы читать, а чтобы писать. Он писал вполне официальный рапорт Старшему Советнику. «Возможно, к этому никто и не подумает прислушаться, возможно, это все давно известно, и моя писанина бессмысленна, но я напишу это», – решил он. «Писанина» заняла у него четыре часа. Был вечер, и он лег спать, проспав спокойным сном восемь часов. Встав утром и позавтракав, он, запихивая остатки последнего бутерброда в рот, сел к компьютеру редактировать написанное накануне. Через два часа он потребовал диск для записи и конверт, а еще через пять минут передал охраннику конверт с диском, коротко бросив: «Ляну». Удивительно, но ответ он получил уже вечером того же дня. Пришла электронная почта на его компьютер в камере: «Мы с тобой очень скоро поговорим. Лян». Первым побуждением Струева было разбить со всего маху компьютер о стену. «Что он себе там думает! Он что, дрессировал меня все это время? Хочет, чтобы я начал работать, как в шарашке?!.» Однако ноутбук остался цел, а вот бутылка виски была наконец ополовинена. От обеда Струев отказался. Он лежал на диване и смотрел телевизор, переключая каналы. От ужина он тоже отказался и, допив бутылку виски, лег спать. Встав утром, он, к удовольствию уже начавшего нервничать охранника, позавтракал и сразу после этого получил электронную почту: «Прости. Был далеко. Сегодня. Лян». «Пошел ты!» – вслух буркнул Струев, однако потребовал чистое белье и одежду, сходил в душ, почистил зубы и побрился. Каково же было его удивление, когда ему принесли строгий костюм его размера, причем с учетом того, что на тюремных харчах он поправился, как минимум, на размер. Струев, не подавая вида, что волнуется, не спеша, переоделся, сел в кресло, закурил и стал смотреть телевизор. Когда он услышал знакомый шум сбрасываемого давления из пневматической системы, запирающей камеру, он только слегка повернул голову в направлении входа.