— А что там думать? Прикажу ей присоединиться к нам и дело с концом!

— Не суетись, девочка молода и неопытна, может натворить дел.

— Например?

— Ты можешь точно сказать, что она не приведёт сюда охотников однажды?

— Разумеется! У неё духу не хватит! — Я имею ввиду не сговор, а банальную неловкость: ты зорко следишь за тем, как охотятся твои новички, а её дело собираешься пустить на самотёк?

— Ну…

— Следует быть в десять раз осторожнее: пожив какое-то время в одиночестве каждый из нас вырабатывает свои привычки и особые приметы, которые переносит с жертвы на жертву. Поговори с ней, выясни что интересует девочку. Возможно, она не так проста: скрытые мотивы, какой-нибудь дар, привычные маршруты. Где она ест, как прячет тела… Ведь вы выходите в город каждый день и до сих пор ни разу не столкнулись. Она намеренно избегала встреч или только сейчас пришла — всё это надо выяснить. Но не приказами, иначе могут возникнуть такие проблемы, как недопонимание, обиды, недосказанности. Нам не нужны лишние приметы сейчас, понимаешь? Дело только пошло на лад, совсем скоро сможем продавать кровь, к тому же — рынок органов готов принять подходящие части. Нельзя чтобы одна девчонка стала помехой такому грандиозному плану, на который ушло много лет подготовки, понимаешь? — Эраст не ответил, — Вот и молодец. А, когда всё выяснишь, если вдруг не обнаружишь у неё особого дара: убей…

Голос разума твердил, что надо забаррикадироваться в комнате и ни в коем случае не реагировать на стук. Возможно, подумав, что она спит, Эраст уйдёт. Однако предчувствие с этим не соглашалось, потому Хелли просто претворилась спящей и, когда мужчина, не дождавшись ответа на десятый стук, наконец, вошёл, сонно завозилась, недовольно бурча.

— Ну что такое?

— Надо поговорить.

— Уже вечер?

— Нет, ты только уснула.

— Ох, ну что за жизнь! — она деланно раздражённо села на кровати и потёрла глаза, — Итак, о чём ты хотел поговорить?

— О том, как ты жила всё это время.

— Эта долгая история.

— Что ж… — он вдруг закинул ногу на ногу и, опустив на верхнее колено скрещенные пальцы рук, продолжил, — У нас впереди целый день чтобы поговорить.

Девушка вздрогнула, всё вокруг разом стало казаться ей ненастоящим: и «деревянные» стены, которые на проверку были кирпичными, и Израэль с его деланным аристократизмом, и даже этот самый жест, никак не желающий увязаться с привычным обликом Эраста, который был не намного старше её. На самом деле… на самом деле она с трудом понимала что вообще здесь делает. Ясно, что, почуяв запах крови, от голода бросилась вперёд, а потом — попала в западню. Но зачем она сейчас играла и пыталась показать себя не такой, как есть на самом деле? Этот вопрос почему-то сильно разозлил Хелли и, похоже, чувства тут же отразились на лице. Потому что Эраст вдруг потерял весь свой лоск и, словно извиняясь, поднял перед грудью руки, сразу став самим собой.

— Спокойно, я не собираюсь лезть тебе в душу. Знаю, что у только обращённых первые пару месяцев в голове сплошная каша. Просто хочу поговорить.

— О чём? Как ты обратил меня против моей воли?

— Уверен, что знай ты тогда будущее, то…

— …то никогда бы не согласилась променять родителей и сестру на бесконечные бессмысленные полуночные забеги!

— Ты бессмертна, не болеешь, не можешь постареть или обессилить. Разве это — не мечта всех подростков?

У неё не нашлось слов. От горечи обиды девушка могла только хватать губами воздух и, не понимая собственных чувств, стараться не расплакаться. Прошлое стремительно накатывало, снова возвращая в тот ужас первых дней. Время, которое сумело немного сгладить боль, отступило, позволяя ей вдоволь нахлебаться ужаса и ощущения полной беспомощности.

Эраст ждал.

— Неужели, ты не понимаешь? — голос охрип, по щекам потекли слёзы, что-то в груди неистово колотилось, мешая мыслить здраво, — Ты правда не понимаешь что сделал? Ты ведь убил меня…

— Ой, на прям так «убил». Я же не выбросил тебя обессиленной в реку в надежде, что это примут за самоубийство, как сделал это с твоей подругой!

И Хелли бросилась. Она сама не понимала что происходит, но скопившиеся в ней чувства жаждали выхода. Мир перед глазами затуманился, виски ломило, пришла в себя девушка уже сжимая горло своего создателя, который отчаянно скрёб удлинившимися когтями по деревянными панелям не в силах позвать на помощь. Ощущение было невероятным: горячая кожа под пальцами будто плавилась, там внутри, под ней, текла кровь, вдруг показавшаяся вампирше безумно вкусной. Девушка чувствовала пульс, соответствующий пульсу загнанной добычи, всё внутри неё торжествовало и даже боль, разливающаяся по телу, была не в силах заставить остановиться. Клыки удлинились.

Когти впились в горло, вырывая судорожный хрип у добычи, которая сама не ожидала подобного поворота дел. Нездоровая злость подбадривала, выпуская в кровь безумное количество адреналина. Рычание — единственное, что могло издать напряжённое до предела горло девушки. Запах вампирской крови дурманил, пьянил и неумолимо тянул. Всё естество молило впиться уже зубами в добычу и прекратить пытку.

За спиной распахнулась дверь. Хелли и сама не поняла, как это вышло: клыки вошли в горло ровно, без малейших проблем, словно были созданы специально для этого. Стоило первым каплям попасть на язык и мир словно окрасился золотым: все чувства обострились, тело приготовилось к атаке. Это было намного мощнее человеческой крови — прилив сил, расползающийся по организму с каждым глотком, дурманил. Запоздало девушка поняла, что Эраст явно баловался травкой и отсюда такой безумный запах: она просто подвержена наркотическому опьянению.

Кто-то оттолкнул её в сторону и насытившаяся до предела вампирша не сопротивлялась, с трудом переставляя ноги. Огонь, разлившийся по телу, начал понемногу отступать. Рядом кто-то закричал, а Хелли могла только смеяться, понимая, что мучавшая её боль схлынула, уступая место расслабленности и непонятной радости.

Девушка обернулась. Тело Эраста сломанной куклой лежало на полу, над ним, склонившись, столпились три молодых вампира. Они крутили головами, словно не понимая где находятся, и постоянно пытались что-то сказать. Под телом медленно расползалось кровавое пятно.

— Я же сказал действовать осторожнее.

Хелли повернулась: в дверном проёме, опершись на ручку, стоял Израэль, который, вопреки ожиданиям, не выказывал особого беспокойства. Наоборот: все его жесты говорили о крайней удовлетворённости.

— Бросьте его, он уже не жилец. Есть не смейте, это не ваша добыча.

Вампиры, словно не понимая, очумело крутили головами и всё норовили попробовать кровь, щедро вытекающую на пол из умирающего тела. Хелли, не совсем соображая что делает, шагнула вперёд и зарычала. Обращённые вылетели из комнаты на такой скорости, словно вспомнили о не выключенном вчера дома утюге. Проследив, чтобы они удалились, Израэль зашёл и совершенно спокойным движением закрыл за собой дверь.

— Не стоило так сразу нападать, хотя, что уж говорить, посмотреть на то, как охотник есть охотника всегда приятно, — мужчина проследовал мимо тела и, аккуратно переступив лужу крови, грациозным движением опустился на кровать, — Итак… ты полностью отняла у меня контроль над ситуацией, убила своего господина и чуть не лишила рассудка троих свежеобращённых. Что планируешь делать дальше?

— Прогнать вас отсюда.

— Ох, дорогуша, боюсь тебя огорчить, но… — он развёл руками, — Не получится.

Хелли молчала. Ей хотелось впиться в горло и этому вампиру, но звериная сущность говорила о том, что совершить задуманное будет не так-то просто.

— В русских торговых товариществах использовался такой приём: если не было возможности найти кошку или срочно надо было разобраться с крысами, которые слишком расшалились, то в одну клетку сажали десяток крыс. Их прекращали кормить и спустя пару дней животные сами начинали выяснять между собой кто охотник, а кто — добыча. Дня через четыре выжившую крысу выпускали на склад, где она начинала с упоением искать других крыс, потому что знала — задушить «своего» намного проще, чем проводить целые дни в поисках объедков. Такие «истребители» ценились на вес золота, потому что они охраняли свою территорию от вредителей всех мастей. Одно плохо — со временем начинали нападать на охранников. Понимаешь, о чём я говорю? — она промолчала, — Одно дело — напасть на «своего», который, не подумав, подставился, подчиниться инстинктивному голоду и, несмотря на то, что он приказывает убраться и это приносит сильную боль, вскрыть ему горло, а потом смотреть на то, как опоздавшие защитить своего господина обращённые пытаются понять где же поддерживающая их рассудок связь.