Лирин поставил стакан на стол, и темно-фиолетовая жидкость — цвета крови крэмлинга — вздрогнула и заколебалась. Она преломляла Штормсвет, лившийся из нескольких сфер, стоявших на столе.

— Отец?

— Когда уедешь в Харбрант, оставайся там. — Его голос запинался. — Не возвращайся сюда, в этот крошечный глупый городок. Не заставляй свою красавицу жену жить далеко от тех, кого она знает и любит.

Отец Кала напивался не часто; сегодня как раз была та редкая ночь, когда он позволил себе расслабиться. Возможно, поэтому усталая от работы мать ушла спать пораньше.

— Ты всегда говорил, что я должен вернуться обратно, — тихо сказал Кал.

— Я был идиот. — Он отвернулся от Кала и уставился на стену, обрызганную белым светом сфер. — Они не хотят меня. Они никогда не хотели, чтобы я был здесь.

Кал посмотрел в свое фолио. Оно содержало рисунки рассеченных тел с вывернутыми наружу мышцами. Очень детальные рисунки. Каждая часть была отмечена глифпарой, и он уже запомнил их. Сейчас он изучал операции, копаясь в телах давно умерших людей.

Как-то раз Лирин сказал ему, что людям не положено заглядывать под кожу. Эти фолио, с их картинками, были одной из причин того, что люди так недоверчиво относились к Лирину. Все равно что заглядывать под одежду, только хуже.

Лирин нацедил себе еще вина. За последние несколько дней мир сильно изменился. Кал потуже завернулся в пальто. Все равно холодно. Пришла зима, но никто не принес уголь для жаровни, и пациенты больше не давали ничего. Однако Лирин не перестал оперировать и лечить. Горожане просто ничего не давали, подчиняясь приказу Рошона.

— Он не мог отдать такой приказ, — прошептал Кал.

— Но он это сделал, — сказал Лирин. Он надел белую рубашку, черный жилет и коричневые штаны. Жилет Лирин не застегнул, и его черные полы свисали по сторонам, как кожа по краям вскрытой хирургом раны, изображенная на картинках Кала.

— Мы можем продать сферы, — неуверенным голосом сказал Кал.

— Они для твоего образования, — рявкнул Лирин. — Если бы я мог послать тебя учиться сейчас, я бы послал.

Отец и мать послали письмо хирургам в Харбрант, прося их разрешить Калу сдать экзамены досрочно. И получили отказ.

— Он хочет, чтобы мы потратили их, — запинаясь, сказал Лирин. — Вот почему он это сделал. Он пытается запугать нас.

На самом деле напрямую Рошон ничего не приказывал. Он только обмолвился, что, если отец Кала такой дурак и не хочет брать деньги, ему не нужно платить. На следующий же день люди перестали давать.

Городской люд смотрел на Рошона с необъяснимой смесью обожания и страха. По мнению Кала, он не заслужил ни того, ни другого. Он злобный и подлый, поэтому его и наказали Хартстоуном. Конечно, он не заслужил право быть настоящим светлоглазым, которые сражаются на Разрушенных Равнинах.

— Почему люди так сильно стараются понравиться ему? — спросил Кал спину отца. — Они никогда не вели себя так со светлордом Уистиоу.

— Потому что его снедает неукротимая злоба.

Кал задумался. Это говорит вино?

Отец повернулся, в его глазах отразился чистый белый Штормсвет. Совершенно ясные глаза, на удивление трезвые. Он не был пьян, совсем.

— Светлорд Уистиоу разрешал людям делать то, что они хотели. И они не обращали на него внимания. Рошон показал, что презирает их. И они изо всех сил стараются понравиться ему.

— Это не имеет смысла, — возразил Кал.

— Так устроен мир, — сказал Лирин, катая по столу одну из сфер. — Ты должен выучить этот урок, Кал. Мы довольны, если считаем мир правильным. Но если мы видим дыру, недостаток, мы пытаемся заполнить ее.

— Тогда то, что они делают, благородно.

— По-своему, — сказал Лирин. Он вздохнул. — Я не должен был быть таким суровым с соседями. Они ничтожные люди, да, но это ничтожество невежества. Я не презираю их. Я презираю того, кто управляет ими. Человек вроде Рошона может взять все, что есть честного и правдивого в человеке, выжать в грязь под ногами и пройтись по нему. — Он, глотнув, прикончил вино.

— Мы должны потратить эти сферы, — сказал Кал. — Или послать кому-нибудь, ростовщику или что-то в этом роде. Если они исчезнут, он отстанет от нас.

— Нет, — тихо сказал Лирин. — Рошон не оставит в покое человека, которого он побил. Он продолжит пинать нас ногами. Я не знаю, какая политическая ошибка привела его сюда, но он, очевидно, не сумел отомстить своим соперникам. И отыгрывается на нас. — Лирин на мгновение замолчал. — Бедный дурак.

Бедный дурак? подумал Кал. Он пытается разрушить нашу жизнь, и это все, что отец может сказать?

Что за истории рассказывают люди, сидя у камина? Обычно об умных пастухах, которые хитростью побеждают глупых светлоглазых. Есть дюжины вариантов, и Кал слышал их все. Должен ли Лирин как-то сражаться? Сделать хоть что-нибудь, а не сидеть и ждать?

Но он не сказал ничего. Он точно знал, что ответит отец.

Дай мне позаботиться об этом. Возвращайся к занятиям.

Вздохнув, Кал опять устроился на стуле и открыл фолио. В операционной царил полумрак, светились только четыре сферы на столе и еще одна рядом с Калом, которую он использовал для чтения. Большую часть сфер Лирин закрыл в шкафу, спрятав от глаз. Кал поднял свою сферу и осветил страницу. На ее обратной стороне находились длинные объяснения операции, которые мать Кала могла прочитать ему. Она — единственная из всех женщин города — умела читать, хотя, как говорил Лирин, в больших городах таких темноглазых женщин было достаточно много.

Рассматривая картинки, Кал машинально вытащил что-то из кармана. Камень, лежавший на его стуле, когда он пришел учиться. Кал узнал его — один из любимых камней Тьена, который он постоянно носил с собой в последнее время. Сейчас он оставил его Каладину; он часто так делал, надеясь, что старший брат оценит его красоту, хотя все они выглядели обыкновенными булыжниками. Надо спросить Тьена, что в этом камне такого. Обычно всегда бывало что-нибудь.

Сейчас Тьен проводил время, изучая плотничное дело у Рала, местного плотника. Лирин неохотно разрешил ему заниматься этим; он надеялся на еще одного помощника хирурга, но Тьен не выносил вид крови. Всякий раз, увидев ее, Тьен замирал и никак не мог привыкнуть. Кала это тревожило. Он надеялся, что Тьен станет помощником отца после его отъезда. Кал собирался уехать в любом случае. Он еще не выбрал между армией и Харбрантом, хотя в последние месяцы склонялся к копью.

Если он выберет копье, придется делать это тайком, как только повзрослеет настолько, что вербовщики возьмут его, несмотря на возражения родителей. Быть может, пятнадцати лет хватит. Еще пять месяцев. А сейчас он был уверен, что его мышцы — и все остальные части тела — будут полезны как хирургу, так и копейщику.

В этот момент кто-то нанес тяжелый удар в дверь. Кал подпрыгнул. Не постучали, ударили. И опять. Как будто что-то тяжелое хотело расколоть или вышибить дерево.

— Ветра Штормов, что это? — спросил Лирин, вставая со стула. Он пересек маленькую комнату; незастегнутый жилет задел операционный стол, пуговицы царапнули по дереву.

Еще один удар. Кал вскочил со стула и захлопнул фолио. В свои четырнадцать с половиной он почти догнал в росте отца. В дверь внезапно заскреблись, как будто когтями. Кал протянул руки к отцу, внезапно ему стало страшно. Темная ночь, полутемная комната, спящий молчаливый город.

Снаружи было какое-то существо. Судя по звукам, зверь. Не человек. Говорили, что где-то недалеко находится логово белоспинников, нападавших на путников. В голове Кала сразу появился образ рептилии размером с лошадь, с панцирем по бокам. Неужели одна из них обнюхивает дверь? Тыкается в нее мордой, пытается вломиться внутрь?

— Отец! — провизжал Кал.

Лирин толчком распахнул дверь. За ней обнаружился не монстр, а человек в темной одежде. В руках он держал большой металлический прут, на лице — темная шерстяная маска с прорезями для глаз. Сердце Кала забилось в панике, но несостоявшийся грабитель отпрыгнул назад.