— Вун Макак смотрит на тебя, — с досадой прошептала она, проверив корзину. — Все в порядке. Как же мне поймать тебя, парень?

— Я рыбак, Мейб, — сказал он, хлюпая супом. Эта миска была предназначена для того, чтобы легко хлюпать. — Трудно поймать рыбака. Сама знаешь.

Он хихикнул и пошел к иноземцам, оставив ее заниматься колгрилом.

Их было трое. Два темнокожих макабаки, хотя и самые странные макабаки, каких он видел за всю жизнь. Один полностью лысый, но с толстыми руками, а ведь большинство их были маленькими и тонкокостными. Второй повыше, с короткими черными волосами, гибкими мышцами и широкими плечами. Мысленно Ишикк назвал одного Брюзга, а второго — Грубиян, по их персональным чертам внешности.

Третий имел светлую, хотя и загорелую кожу, как у алети. Хотя и не очень походил на них, однако. Глаза не такие, и акцент другой. Он говорил по-селайски хуже, чем первые два, чаще всего молчал и казался задумчивым. Ишикк назвал его Мыслителем.

Интересно, как он заработал этот шрам на лице, подумал Ишикк. Жизнь за Чистозером полна опасностей. Много войн, особенно на востоке.

— Ты опоздал, путешественник, — сказал высокий жесткий Грубиян. Видом и сложением он напоминал солдата, хотя никто из них не носил оружия.

Ишикк нахмурился, сел и недовольно вынул ноги из воды.

— Разве сегодня не варли?

— Да, день тот, — сказал Брюзга. — Но мы договорились встретиться в полдень. Понял? — Обычно он говорил больше всех.

— Мы не так далеко от него, — сказал Ишикк. Честно. Кто вообще обращает внимание на час? Только иноземцы. Всегда торопятся.

Брюзга только покачал головой, когда Мейб принесла им суп. Ее дом больше всего походил на то, что в других деревнях называли гостиницей. Она поставила Ишикку мягкую салфетку и стакан сладкого вина, стараясь как можно быстрее расплатиться за колгрила.

— Очень хорошо, — сказал Брюзга. — Рассказывай, приятель.

— За этот месяц я побывал в Фу Ралис, Фу Намир, Фу Альбаст и Фу Морин, — сказал Ишикк, прихлебывая суп. — Никто не видел человека, которого вы ищете.

— Ты задавал правильные вопросы? — спросил Грубиян. — Ты уверен?

— Конечно, я уверен, — ответил Ишикк. — Я занимаюсь этим давным-давно.

— Пять месяцев, — поправил его Грубиян. — И все без толку.

Ишикк пожал плечами.

— Вы хотите, чтобы я рассказывал вам сказки? Вун Макаку это могло бы понравиться.

— Нет, никаких сказок, приятель, — сказал Брюзга. — Только правда.

— Ну, я вам ее уже дал.

— И ты клянешься в этом Ну Раликом, вашим богом?

— Тише! — шикнул на него Ишикк. — Не произносите его имя вслух. Вы что, идиоты?

Брюзга нахмурился.

— Но он же ваш бог, верно? Или его имя настолько свято, что его нельзя произносить?

Эти иноземцы такие дураки! Конечно, Ну Ралик бог их народа, но сам он всегда утверждает, что нет. Всегда нужно обманывать Вун Макака — юного зловредного брата Ну Ралика — и говорить, что ты поклоняешься только ему, иначе он будет ревновать. А вообще о таких вещах можно безопасно говорить только в священном гроте.

— Клянусь Вун Макаком, — многозначительно сказал Ишикк. — Может быть, он сейчас глядит на меня и ругается, если ему так хочется. Я глядел очень внимательно. И не видел ни одного иноземца, похожего на того, кого ты мне описал, — белые волосы, умный язык, стреловидное лицо.

— Иногда он перекрашивает волосы, — сказал Брюзга. — И переодевается.

— Я спрашивал, используя имя, которое ты дал мне, — сказал Ишикк. — Никто не видел его. Но, возможно, я смогу выловить рыбу, которая поможет найти его. — Ишикк потер щетинистый подбородок. — Держу пари, коренастый корт способен на это. Но мне потребуется время, чтобы поймать его, однако.

Все трое посмотрели на него.

— Может быть, в этой рыбе что-то есть, — сказал Грубиян.

— Суеверие, — возразил Брюзга. — Ты всегда был суеверным, Вао.

Грубияна звали не Вао; Ишикк был уверен, что они используют лживые имена. Они назывались ему лживыми именами, и он дал им взамен лживые имена.

— А ты, Тему? — рявкнул Грубиян. — Мы не можем быть уверены, что…

— Господа, — сказал Мыслитель и кивнул на Ишикка, который все еще хлюпал супом. Все трое перешли на другой язык и продолжили яростно спорить.

Ишикк слушал вполуха, пытаясь определить, на каком языке они разговаривали. Языки ему плохо давались. Да и зачем они ему? Разве они помогут ловить или продавать рыбу?

Он искал их человека. Он исходил все вокруг, побывал во многих деревнях Чистозера. Одна из причин, почему он не хочет, чтобы Мейб поймала его. Придется осесть, и будет трудно ловить рыбу. Редкую по меньшей мере.

Его не волновало, почему они ищут этого Хойда, кем бы он ни был. Чужестранцы всегда ищут то, чего у них нет. Ишикк откинулся назад и опустил ноги в воду. Вот так хорошо. Иноземцы, тем временем, закончили спорить. Они сказали ему, что делать, вручили мешочек со сферами и пошлепали по воде.

Как и большинство иноземцев, они носили толстые сапоги, доходящие до колен. И расплескивали воду, когда шли ко входу. Ишикк пошел за ними, кивнул Мейб и подобрал свои корзины. Он вернется позже, поужинать.

Может быть, я должен дать ей поймать меня, подумал он, выходя на солнечный свет и облегченно вздыхая. Ну Ралик знает, что я старею. Может быть, будет приятно расслабиться.

Иноземцы шлепали по Чистозеру. Брюзга на мгновение остановился. Он казался очень разочарованным.

— Где же ты, Бродяга? Что за дурацкий поиск! — И добавил на собственном языке: — Алаванта камалу кайана.

И зашлепал за остальными.

— Ну, насчет «дурака» ты совершенно прав, — хихикнул Ишикк, поворачивая к дому — нужно было проверить ловушки.

Нан Балат любил убивать.

Но не людей. Никогда он не трогал людей. Он может убивать только животных.

Главным образом маленьких. Непонятно почему, это позволяло ему чувствовать себя лучше. Просто лучше.

Он сидел на крыльце своего особняка и выдергивал ноги маленькому крабу — одну за другой. Сначала он тянул легко, и животное замирало. Потом он тянул сильнее, и краб начинал извиваться. Связки сопротивлялись, но потом с громким треском лопались. Краб какое-то время еще дергался, но Нан Балат держал его ногу, проткнув тварь двумя пальцами другой руки. Он с удовлетворением вздохнул. Отрывание ног успокаивало его, заставляло отступить боль, терзающую искалеченное тело. Выдранную ногу он швырял через плечо и переходил к следующей.

Он никому не рассказывал о своей привычке. Тем более Эйлите. Каким-то образом ему надо поддерживать душевное равновесие, верно?

Закончив с ногами, он встал, опираясь на палку, и окинул взглядом сад имения Давар. Его окружали каменные стены, по которым вились самые разнообразные лозы. Великолепные лозы, хотя только Шаллан по-настоящему ценила их. В этой высокогорной области Джа Кеведа, лежавшей на запад и юг от Алеткара, рядом с Пиками Рогоедов, росло множество лоз. Они вились повсюду, оплетая особняки, стены, лестницы. Снаружи, в дикой природе, они свисали с деревьев, покрывали каменистые пустоши, такие же вездесущие, как трава в других областях Рошара.

Балат подошел к краю крыльца. Вдали пели дикие сонглинги, скребя свои остроконечные раковины. Каждый играл разные ноты в собственном ритме, это никак нельзя было назвать мелодией.

Мелодии создают люди, не животные. Но животные действительно пели, и, как казалось иногда, пели друг другу.

Балат спустился с крыльца, осторожно шагая со ступеньки на ступеньку, лозы качались и убегали из-под его ног. Шаллан уехала почти шесть месяцев назад. Этим утром самоперо сообщило, что она сумела выполнить первую часть плана — стать подопечной Джаснах Холин. Таким образом его сестра-ребенок, никогда раньше не покидавшая поместье, готовится ограбить самую влиятельную женщину в мире.

Спускаться по ступенькам — унылая тяжелая работа. Двадцать три года, подумал он, и уже калека. Он чувствовал постоянную скрытую боль. Очень тяжелый перелом, и хирург уж было решил отнять всю ногу. Возможно, он должен быть благодарен судьбе, что этого не потребовалось, но теперь он всегда должен ходить с палкой.