Кал почувствовал легкий всплеск возбуждения. Харбрант? Это же совсем другое королевство! Отец Кала ездил туда курьером, но совсем не там учился быть хирургом. Его учил старый Вате в Шорсбруне, ближайшем к Хартстоуну городе.

— Сами Герольды послали тебе этот дар, — сказал Лирин, кладя руку на плечо Кала. — Ты можешь стать намного лучшим хирургом, чем я. И не думай о никчемных мечтах других людей. Наши деды заработали нам второй нан, чтобы мы могли иметь полное гражданство и право путешествовать. Не потрать его на убийства.

Кал заколебался, но вскоре обнаружил, что кивает.

Сверхшторм наконец ослабел. Стояли сумерки того дня, когда умер мальчик, когда его бросила Сил. Каладин скользнул в сандалии — те самые, которые он взял у погибшего морщинистого человека в самый первый день, — встал и пошел через запруженный барак.

Кроватей не было, каждому мостовику выдавалось по тонкому одеялу. Можно было подложить его под голову, можно было им накрыться. Каждый выбирал для себя, мерзнуть ли ночью или вставать с болью в шее. Впрочем, некоторые нашли третий способ. Они обматывали его вокруг головы, чтобы ничего не видеть, не слышать и не чувствовать. Спрятаться от мира.

Но мир в любом случае находил их. Таковы законы игры.

Снаружи лил дождь и все еще дул сильный ветер. Вспышки освещали западный горизонт, куда сдвинулся центр шторма. До избавления еще около часа, слишком рано для того, чтобы идти наружу.

Никто не хотел оставаться снаружи во время сверхшторма. Тем не менее сейчас это ничем не грозило: молнии ушли далеко, ветер можно было перенести.

Согнувшись под напором ветра, он прошел через темный склад леса. Ветки были разбросаны, как кости в логове белоспинника. Дождь прилепил листья к грубым стенам бараков. Каладин шлепал по лужам, приятно холодившим ноги и остужавшим раны, оставшиеся после предыдущих забегов с мостом.

Волны ледяного дождя окатывали его, текли по мокрым волосам, по лицу и по неряшливой бороде, которую он ненавидел, частично из-за усов, благодаря которым уголки рта зудились. Бороды, они как щенки громгончей. Мальчишки мечтали обзавестись ими, не понимая, насколько это может надоесть.

— Вышел прогуляться, светлость? — сказал чей-то голос.

Каладин взглянул и обнаружил Газа, сгорбившегося в щели между двумя бараками. Он-то что делает под дождем?

А Газ откреплял от подветренной стороны барака маленькую металлическую коробку, из которой лился мягкий свет. Он оставил сферы шторму и вышел, чтобы забрать их.

Рискованное дело. Даже укрытая коробка может разбиться. Некоторые верили, что тени Падших Сияющих приходят вместе со штормами и крадут сферы. Возможно. Но, находясь в армии Амарама, Каладин не раз видел людей, искавших сферы во время полного шторма и едва оставшихся в живых. Несомненно, суеверие родилось благодаря опытным ворам.

Были и более безопасные способы зарядить сферы. Менялы меняли тусклые сферы на светящиеся или, за небольшие деньги, заряжали ваши сферы в своих безопасных убежищах.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Газ. Невысокий одноглазый человек прижал коробку к груди. — Я повешу тебя, если ты украдешь хотя бы одну сферу!

Каладин отвернулся от него.

— Шторм тебя побери! Я в любом случае повешу тебя! Не думай, что сможешь убежать — кругом стражники. Ты…

— Я иду к Расщелине Чести, — спокойно сказал Каладин еле слышным голосом.

Газ замолчал. Расщелина Чести. Он опустил металлическую коробку, не возражая. Эта дорога давала человеку определенное уважение.

Каладин пошел дальше.

— Эй, лордишка, — окликнул Газ.

Каладин обернулся.

— Оставь сандалии и жилет. Я не хочу посылать за ними кого-нибудь вниз.

Каладин снял через голову кожаный жилет и бросил его в лужу, за ним последовали сандалии. Он остался в одной грязной рубашке и жестких коричневых штанах, тоже снятых с мертвеца.

Каладин пошел через шторм к восточной стороне склада. С запада доносилось низкое урчание. Теперь он хорошо знал дорогу к Разрушенным Равнинам; не меньше дюжины раз он пробежал ее с бригадой. Сражение происходило не каждый день — возможно раз в два-три дня, — и не все бригады бежали каждый раз. Но многие из забегов настолько опустошали и ужасали людей, что в промежутке они ходили как потерянные и ни на что не реагировали.

Многим мостовикам было трудно принять решение. Как будто их оглушили во время сражения. Каладин чувствовал это на себе. Решиться идти к расщелине оказалось довольно трудно.

Но его преследовали залитые кровью глаза этого мальчика. Он не мог заставить себя еще раз пройти через нечто подобное. Не мог.

Он добрался до основания откоса, проливной дождь бил в лицо, как будто пытался затолкать его обратно в лагерь. Он продолжал идти к ближайшей пропасти. Мостовики называли ее Расщелина Чести, потому что там они выбирали последнее, что им оставалось. «Честное» решение. Смерть.

Они были неестественны, эти расщелины. Эта, вначале узкая, бежала на восток, невероятно быстро становясь шире и глубже. Через десять футов от начала она настолько расширялась, что перепрыгнуть ее было почти невозможно. Здесь висело шесть веревочных лестниц с деревянными ступеньками, прикрепленных шипами к камню; с их помощью мостовики спускались и собирали имущество тех, кто падал в пропасть во время забегов.

Каладин взглянул на равнины. Через темноту и дождь мало что было видно. Нет, это место сотворила не природа. Землю кто-то расколол. И расколол людей, которые пришли сюда. Каладин прошел мимо лестниц, вдоль края расщелины. Потом уселся, перекинул ноги через край и посмотрел вниз; шел проливной дождь, его капельки уносились в темные глубины.

Рядом с ним суетились самые смелые крэмлинги, отважившиеся покинуть уютные норы и наброситься на растения, жадно пившие дождевую воду. Однажды Лирин объяснил, что сверхшторма богаты питательными веществами. Штормстражи в Холинаре и Веденаре доказали, что растения, пьющие штормовую воду, растут быстрее, чем те, кого поливают речной или озерной водой. И почему ученые так всполошились, узнав то, что фермеры знают уже много поколений?

Каладин смотрел, как капли воды скатываются в забвение пропасти. Маленькие самоубийцы. Тысячи тысяч. Миллионы миллионов. Кто знает, что ожидает их в темноте? Ты не можешь узнать это, не можешь увидеть, пока не присоединишься к ним. Спрыгнуть в пустоту и дать ветру унести тебя вниз.

— Ты был прав, отец, — прошептал Каладин. — Нельзя остановить шторм, сильно подув. Ты не можешь спасти одних, убивая других. Мы все должны стать хирургами. Каждый из нас…

Он нес чушь. Хотя, странно, голова была легкой. Возможно, из-за того, что его будущее было не таким ясным. Большинство людей всю жизнь беспокоятся о будущем. Ну, а его будущее пусто. Он отвернулся, думая об отце, Тьене, о былом.

Сейчас прошлая жизнь казалась очень простой. До того, как он потерял брата, до того, как его предали в армии Амарама. Вернулся бы Каладин в те невинные дни, если бы мог? И продолжил бы делать вид, что все так просто?

Нет. Он не так просто упал, как эти капли. Он заработал свои шрамы. Он прыгал на стены, бился в них лицом и руками. Он убивал невинных людей, случайно. Он шел за людьми с сердцами из черного угля и обожал их. Он полз, карабкался, падал и спотыкался.

И вот он здесь. В конце всего. Понимающий намного больше, но почему-то не ставший умнее. Он встал на ноги на самом краю пропасти и почувствовал, как разочарование отца нависло над ним, как грозовые облака.

Он занес одну ногу над пустотой.

— Каладин!

Он застыл, услышав этот мягкий, но пронзительный голос. Полупрозрачная фигурка колыхалась в воздухе, приближаясь через слабеющий дождь. Каладин отдернул ногу назад и вытянул руку. Сил бесцеремонно приземлилась на нее, выглядя как небоугорь, держащий во рту что-то темное.