Отдел напряженно работал, опираясь на скромные агентурные и валютные возможности. В Лондон, Париж, Берлин, Вену и другие столицы европейских государств уехали резиденты. В Токио, Пекине, Сеуле, Харбине начали активно действовать нелегальные оперативные подразделения. Появились ощутимые результаты: резидент в Сеуле И.А. Чичаев доложил в Центр о получении секретного японского меморандума Танаки с планами начать агрессивную войну против СССР, Китая и ряда стран Юго-Восточной Азии; из Вены от резидента были получены сведения о вербовке ценного агента; из Берлина поступила информация о готовящемся покушении бело-гвардейцев-эмигрантов на жизнь советских дипломатов.

«По достоверным данным, — говорилось в одной из берлинских телеграмм на имя Трилиссера, — «Торгово-промышленный и финансовый союз» в Париже, объединяющий крупнейших тузов царской России, создал специальный секретный совет, целью которого является организация террористических актов против руководящих российских деятелей. Для специальной задачи организации террористических актов выделяется фонд в полтора миллиона франков».

Естественно, что, получив такое сообщение, Дзержинский и Трилиссер задумались о предполагаемом «объекте» операции. Остановились, сопоставив с другими источниками, на советских делегатах конференции в Генуе. И не ошиблись. Не допустить признания Советской республики, принять меры для срыва мирной конференции — такова была цель не только эмигрантских антисоветских организаций, но и некоторых консервативно настроенных западных политических деятелей, потерявших в России свои капиталы.

А тем временем подготовка к террористическому акту шла полным ходом, и информация, поступавшая к Трилиссеру, срочно направлялась на имя Ф.Э. Дзержинского. Так, в Москве стало известно, что заговорщики приобрели партию пистолетов «маузер» с отбитыми номерами, а также несколько специальных тростей, в наконечники которых были вставлены шприцы с цианистым калием. Стали известны имена практически всех участников генуэзского заговора, в том числе и их руководителя — Борис Савинков.

Трилиссер и сотрудники ИНО были достаточно полно осведомлены не только о планах, но и о настроениях заговорщиков, у которых часто не ладилась работа. В одном из перехваченных сообщений, в частности, говорилось:

«Установленное дежурство, в том числе и на автомобилях, не дало результатов, так как Чичерин и другие члены делегации ездят на машинах Министерства иностранных дел Германии, которые вне всяких правил городской езды могут развивать любую скорость, и на обыкновенной машине за ними никак не поспеть.

Несколько случаев посещения кафе, театров, собраний, где, по сведениям, должны были присутствовать совдеповские делегаты, не увенчались успехом, так как то упускали из виду наблюдаемых лиц, то сведения оказывались неточными и погоня оказывалась бесполезной…»

Сотрудники ИНО сделали все, чтобы террористическая акция против наркома Чичерина и его сотрудников не состоялась.

М.А. Трилиссер не принадлежал к категории кабинетных начальников — любителей руководить подчиненными, не вставая с насиженного кресла. Он был активен, смел и… любознателен. Ему самому хотелось побывать «в шкуре» простого оперработника, почувствовать его тревоги и сомнения, подвергнуть себя риску и опасности, которые знакомы практически каждому «бойцу невидимого фронта» во время выхода на тайную встречу с ценным агентом.

«Чтобы отдавать приказы, — любил говорить Михаил Абрамович, — мало знать, чего ты хочешь от оперработника, надо четко представлять себе, как он будет этот приказ выполнять…»

И вскоре такой случай представился. Трилиссер под видом специалиста по готике уезжает в Берлин для восстановления связи с ценным агентом. Поездке предшествовала большая подготовка и много напутствий со стороны Дзержинского. Шутка ли — на разведывательную операцию выезжает сам шеф внешней разведки ВЧК! Все приготовления держались в строжайшем секрете.

— О твоей поездке для встречи с Т. знаем я, мой зам — Вячеслав Рудольфович Менжинский, ты и твоя жена. Больше никто, — предупредил Феликс Эдмундович.

Но вот незадача — у шефа разведки не оказалось другого костюма, кроме того, в котором он ходил на работу. С белыми рубашками дело обстояло тоже скверно. Помните, жандармский полковник Яковлев в свое время писал о синей косоворотке Трилиссера? Так вот, руководитель ИНО продолжал носить косоворотки практически до конца своих дней, даже на курорте в Крыму, куда ему с женой и сыном однажды посчастливилось поехать.

Костюм срочно сшили по мерке, рубашки купили в московском «Пассаже» и там же — пару галстуков, которые Михаил Абрамович так и не смог научиться хорошо завязывать.

В Берлине, применив полагающиеся в таких случаях оперативные «хитрости» и проверки, чтобы избежать всевидящих глаз контрразведки, Трилиссер «чистым» вышел на место встречи с агентом. Пересев в его машину, они молча доехали до конспиративной квартиры. За чашечкой крепкого кофе состоялась беседа. Агент передал Трилиссеру ценные политические документы о положении в Германии, рассказал о доверительных связях в европейских странах, пожаловался на трудности в работе.

— Мы постараемся научить вас преодолевать некоторые трудности. Но здесь, в Берлине, это сделать невозможно. Поэтому я хочу через некоторое время пригласить вас в Москву. Там вы отдохнете, пройдете курс специального обучения и вернетесь домой. Договорились?

…С первыми лучами июльского солнца Трилиссер, проверившись, вернулся в свою гостиницу. Его отсутствие, по всем признакам, не было замечено. Михаил Абрамович был удовлетворен. Контакт с агентом, сыгравшим впоследствии значительную роль в подпольном антифашистском движении в гитлеровской Германии, был восстановлен.

Много еще таких связей было установлено и возобновлено лично шефом ИНО ОГПУ. Работа шла успешно, и Дзержинский вышел в ЦК с предложением о повышении Трилиссера в должности. В 1926 году Михаил Абрамович стал заместителем председателя ОГПУ. Однако он не оставил поста начальника ИНО и продолжал увлеченно заниматься делами разведки.

Несколько лет спустя жизнь все-таки внесла свои коррективы в биографию М.А. Трилиссера. В декабре 1930 года его неожиданно вызвал к себе И.В. Сталин.

— Товарищ Трилиссер, мы решили дать вам новое поручение. Необходимо усилить работу органов нашей Рабоче-Крестьянской инспекции. Как вы знаете, мне далеко не безразлична эта работа. Вы, конечно, помните, что с марта 1919 года до апреля 1922 года наркомом РКИ РСФСР был товарищ Сталин. Если не возражаете, то я сейчас расскажу вам, что именно необходимо делать там в первую очередь…

— Я согласен, товарищ Сталин, — слегка побледнев от нервного напряжения, ответил Михаил Абрамович.

— Ну, вот и отлично. Приступайте к работе…

А еще спустя восемь лет Иосиф Виссарионович окончательно решил судьбу бывшего начальника ИНО. В начале 1938 года Сталину доложили о предполагавшемся аресте большой группы работников внешнеполитических ведомств, среди которых был и сотрудник Коминтерна Трилиссер. Прочитав список обреченных, Сталин синим карандашом поставил свою визу.  

Совещание в Кремле было назначено на полночь. Дежурный секретарь, подменивший в тот вечер простуженного Поскребышева, красным карандашом отмечал прибывших представителей ведомств. Один за другим входили они в мягко освещенную комнату секретариата Сталина, пытаясь хотя бы приблизительно угадать по составу участников «тайной вечери» содержание предстоящего разговора с вождем. Даже всезнающий и всевидящий руководитель пресс-службы ЦК ВКП(б) Карл Радек испытывал редкое для него чувство неуверенности. «Что случилось? Почему мы все здесь одновременно?» — спрашивал себя Радек, разглядывая лица участников совещания: руководители Разведывательного управления Красной Армии и Иностранного отдела ОГПУ, заместитель наркома иностранных дел, ответственный сотрудник Внешторга. Никто не мог сказать ничего определенного да и не пытался этого делать.