Дьяконовы вышли на свободу. Это произошло в октябре 1941 года. Об их дальнейшей судьбе никаких материалов, к сожалению, не сохранилось.

В начале 1929 года Соединенные Штаты потрясло сообщение: сенсация о том, что советская разведка решила подкупить американских сенаторов Бора и Норриса, оказалась фальшивкой, изготовленной белоэмигрантским центром, работавшим на ряд западноевропейских разведок. На его «боевом счету» были «документы», которые вызвали охлаждение, а в некоторых случаях и разрыв дипломатических отношений западных стран с Советским Союзом.

Попытка распространить такого рода акции на Соединенные Штаты, у которых тогда еще даже не было дипломатических отношений с СССР, произвела большое впечатление не только на американскую общественность, но и на правительство. Получив убедительные данные о том, как и кем была изготовлена фальшивка, Вашингтон потребовал суда над ее авторами. К этому требованию присоединилась советская сторона. И суд состоялся. Возможно, это была первая в истории совместная советско-американская инициатива.

Во второй половине 20-х годов в зарубежной прессе стали появляться «документальные материалы» о «зловещих планах» ОГПУ и Коминтерна, направленных якобы на потрясение экономических и политических устоев западного мира. Внешне подлинность документов не вызывала сомнений: их стиль, лексика, реквизиты, подписи должностных лиц — все было как настоящее. Публикации спровоцировали бурю негодования западной общественности и привели в отдельных случаях к тяжким, трагическим последствиям — казням болгарских коммунистов, будто бы готовивших по заданию Коминтерна взрыв собора в Софии, налетам немецкой полиции на советское торгпредство в Берлине и английской — на представительство российского кооперативного общества «Аркос» и последующему разрыву дипломатических отношений между СССР и Англией. Престижу и интересам нашей страны, только-только начавшей выходить из международной изоляции, был нанесен значительный ущерб.

Документы исходили якобы из Москвы, но советское руководство знало, что это фальшивки, хотя и изготовленные квалифицированно, со знанием дела. Но кем? Где? Разведка получила задание — дать ответ на эти вопросы.

Одним из разведчиков, блестяще проявивших себя в этой работе, был бывший эмигрант, эсер-савинковец Николай Николаевич Кротко. Он и сыграл решающую роль в том деле, о котором идет речь.

После тщательных поисков удалось выйти на первоисточник — организацию, именовавшую себя «Братством русской правды» (БРП). Кропотливо собрали сведения о ней и ее руководителе. Им оказался многоопытный и опасный враг, в царское время — следователь по особо важным делам, а затем — начальник врангелевской разведки и контрразведки, действительный статский советник Владимир Григорьевич Орлов, обосновавшийся в Берлине.

О его истинной деятельности, естественно, знал весьма ограниченный круг лиц. Проникнуть в окружение Орлова мог только очень ловкий человек, к тому же с подходящими анкетными данными. Выбор в ИНО пал на Н.Н. Крошко. Но к Орлову его вел долгий и нелегкий путь.

Как Н.Н. Крошко появился в разведке? В 1920 году одной из наших прибалтийских резидентур стало известно, что белоэмигрант, эсер-савинковец, поручик Николай Крошко разочаровался в эсеровских идеалах, в эмигрантской жизни вообще и мечтает о возвращении на родину. Оперативный работник встретился с Николаем — в то время это был 22-летний красавец, высокий, спортивного склада, в элегантном костюме.

— Здравствуйте, господин консул… — начал он.

— Мы называем друг друга товарищами, — мягко заметил консул.

— Да, но я…

— Ничего, если вы с чистым сердцем собираетесь вернуться на родину и служить ей, вы — наш товарищ!

Крошко рассказал о себе: родился на Тамбовщине, рос и воспитывался в бедности. Родители шли на любые жертвы, чтобы дать ему образование. Гимназию окончил с серебряной медалью. В 1918 году из оккупированного немцами Киева выехал на Дон, в армию Деникина. Далее — бегство за границу, в Польшу, работа у Савинкова, тесная связь с эмигрантами, особенно из числа офицеров.

И вот он — перед советским представителем, готовый на все, чтобы заслужить возвращение на родную землю, где его ждут мать и сестра. Предложение о сотрудничестве с разведкой он принял без колебаний — уже давно незримой чертой он отделил себя от бывших коллег по белой армии и эмиграции, и они уже не были его друзьями. Единственное, что огорчало его, — необходимость оставаться за границей на неопределенный срок, когда он так рвался домой. Но он понимал, что служба есть служба.

Первые задания оказались несложными. Надо было проникнуть в несколько эмигрантских групп и определить, что они собой представляют — сборище ли тоскующих по прошлому болтунов, может быть, и зловредных, но по существу безопасных, или же опасные, связанные с разведками организации. Задания, при которых он и сам подвергался проверке, он выполнил настолько успешно, что был зачислен в штат внешней разведки, что случалось крайне редко, и стал ее кадровым сотрудником под псевдонимом Кейт.

Началась интересная, полная приключений и опасностей работа. Хотя Кейту не раз приходилось выезжать в другие страны, он в основном работал в составе берлинской резидентуры. В Берлине в этот период действовало «Братство Белого Креста» (ББК), которым руководил бывший лейтенант царского флота Павлов. Вокруг него группировались молодые офицеры, разочаровавшиеся в старых вождях — Деникине, Врангеле и правомонархических организациях. Павлов нашел материальную и политическую поддержку у деятелей из крайне реакционных германских кругов, ставших впоследствии активными членами гитлеровской партии. Среди них, между прочим, был и Кубе — будущий гауляйтер Белоруссии, палач и убийца, уничтоженный в 1943 году по приговору партизанского суда советскими разведчиками.

Перед Кейтом поставили задание: проникнуть в ББК, войти в доверие к Павлову и установить, чем они занимаются и насколько опасна эта организация.

Кейт значительно «перевыполнил» это задание — он не только проник в ББК, но и вскоре стал ближайшим помощником Павлова, разобрался в «кухне» ББК, сумел наладить противодействие его работе: забрасываемая в СССР агентура перевербовывалась и использовалась как канал дезинформации, а весь тираж антисоветских брошюр и листовок, которые Кейту поручалось перебрасывать в Союз, в действительности уничтожался. Вскоре неудачи ББК настолько надоели немцам, что они отказали ему в материальной поддержке, и «Братство», по существу, свернуло свою деятельность. Сам Павлов был вынужден «переквалифицироваться» в шоферы, хотя и оставался во главе ББК.

Пребывание в ББК Кейт использовал с большой пользой. Он завел обширные связи среди немцев, присутствовал в 1923 году на съезде партии национал-социалистов и организации «Стальной шлем», на дружеских попойках делегатов, где еще больше укрепил эти связи.

Молодой, элегантный поручик оказался вхож и к руководителям РОВС, и к монархическим вождям, практически ко всей верхушке белой эмиграции во многих странах.

В начале 20-х годов наши резидентуры имелись далеко не во всех государствах, откуда велась подрывная работа, но о ней требовалась информация.

— Николай, — не раз слышал Кейт голос резидента, — собирайтесь. Поедете в Югославию (или Болгарию, Францию). Есть данные, что там готовится провокация против нашего представительства. Надо разобраться и постараться пресечь.

Он ехал, разбирался и пресекал.

Один из таких эпизодов был связан с русскими монархистами. Их штаб-квартира в то время находилась в Мюнхене. Приехав туда, Кейт потратил немало усилий, чтобы познакомиться и ближе сойтись с секретарями великого князя Кирилла Владимировича бароном Медемом и князем Казем-беком. Конечно, кроме личного обаяния пришлось воспользоваться и деньгами резидентуры — обедневшие аристократы были не прочь выпить за чужой счет. Кейту не только удалось принять участие в совещании кирилловцев с фельдмаршалом Людендорфом и зарождающейся нацистской партией, но и после переезда Кирилла Владимировича в Париж с помощью секретарей великого князя проникнуть в его канцелярию и сфотографировать около сотни находившихся в сейфах документов.