Военный отдел выделил в распоряжение Филиппова несколько связных, которые систематически пробирались через границу, встречались с руководителями отрядов в Приморье, получали от них информацию и доставляли ее в Харбин. Филиппов ее обрабатывал и препровождал в штаб, но и резидентура во Владивостоке в это же время стала регулярно получать и сообщать в Центр важные и своевременные данные о бандах, готовящихся к переброске, о времени и маршрутах, о лазутчиках и эмиссарах противника.

Однажды от Филиппова поступила серьезная информация о том, что по указанию японской разведки готовится восстание в Спасском, Никольск-Уссурийском, Яковлевском и Анучинском уездах Приморья. Расчет был на то, что оно послужит детонатором повстанческого движения в других районах.

Через Филиппова также стало известно, что для координации повстанческой деятельности в «Таежный штаб» направляется жестокий и беспощадный поручик Ковалев. Это сообщение было одним из последних. В резидентуру поступили данные, что обеспокоенная многочисленными провалами контрразведка белых и японской миссии заподозрила Филиппова в предательстве. Кольцо вокруг него сжималось. Было решено вывести агента из военного отдела и использовать ситуацию для его проникновения в «Таежный штаб» с целью разгрома.

Операция прошла успешно. Удалось инсценировать похищение Филиппова и его «убийство чекистами». По «невинно убиенному рабу Божию Сергию» в штабе отслужили панихиду. Подозрения с него были сняты, и все операции, задуманные и спланированные с его участием, продолжались без каких-либо изменений.

Поручика Ковалева чекисты захватили после перехода границы, и по его удостоверению (на вымышленное лицо) в «Таежный штаб» направился Филиппов. Это было рискованно — весть о его «гибели» могла дойти до «таежников». Но игра стоила свеч.

В помощь Филиппову выделили группу пограничников и бывших партизан в составе двенадцати человек, комиссаром которой стал владивостокский чекист И.М. Афанасьев. Подготовку группы осуществлял будущий известный советский разведчик Д.Г. Федичкин. Этот человек заслуживает того, чтобы о нем сказать особо. В его биографии — партизанская и подпольная работа в тылу белых и японцев, разведывательная работа в предвоенные годы в Латвии и Польше, захват и заключение в польскую тюрьму, затем, в годы Второй мировой войны, — работа на территории Болгарии, после войны — руководство резидентурой в Риме и долгие годы, посвященные воспитанию новых поколений разведчиков… А здесь приведем один только эпизод, рассказанный самим Д.Г. Федичкиным об операции, проведенной им в начале 20-х годов на Дальнем Востоке. Стало известно, что в верховьях Амура белогвардейцы концентрируют силы для рейдов в Приморскую, Амурскую и Читинскую области. Место и время высадки были строго засекречены. Нашему агенту удалось выяснить эти планы лишь в самый последний момент перед началом рейдов. Личная встреча с агентом исключалась, однако ему успели передать просьбу, чтобы он коротко изложил на бумаге необходимые сведения и записку вложил в спичечный коробок. По дороге на пристань, проходя под мостиком, находившимся рядом с нею, агент должен был бросить коробок в траву. Предполагалось, что за его действиями будет наблюдать Д.Г. Федичкин, сидящий на скамейке в парке, и поднимет коробок.

Все складывалось как будто бы неплохо. Разведчик видел, как агент подошел к мостику, вынул из кармана пачку папирос, спички, закурил, но, шагнув под мостик, исчез из поля зрения, а через минуту-полторы оттуда выбежали трое полицейских, преследуя убегающего человека. Состояние у меня было такое, вспоминал позднее Д.Г. Федичкин, как будто я прирос к скамейке. Идти на поиски спичечного коробка? А если это ловушка? Но делать было нечего: подойдя к мостику, посмотрел вниз и увидел в траве спичечный коробок. Прошелся по парку, народу не было, осмотрел ближайшие кусты — тоже ничего подозрительного. Совершив прогулочный круг по парку, прошел под мостиком в другом направлении, на ходу подхватил коробок, а в голове стучало: «Этот ли коробок? А что, если следят?» Но все окончилось благополучно. В записке сообщались названия пунктов высадки, время, фамилии, численность состава, вооружение, план действий на советской территории. Операцию удалось пресечь.

Но вернемся к событиям вокруг «Таежного штаба». Отряд Филиппова — Афанасьева успешно добрался до него. Вскоре разведчики были в курсе всех вопросов подготовки восстания. Под предлогом «сохранения сил» удалось уговорить руководство «штаба» сократить текущие операции, проще говоря, бандитские налеты. Однако это вызвало подозрение у некоторых руководителей. Существовало также опасение, что в «штабе» появится кто-либо из белогвардейцев, знавших о миссии Ковалева и об «убийстве» Филиппова. Расправа над агентом и его товарищами могла произойти в любой момент. Эти обстоятельства заставили ускорить ликвидацию «штаба».

Операция, которую провели с этой целью Филиппов и Афанасьев, вряд ли имеет аналоги в истории разведки. Филиппов, страстный фотограф-любитель, всегда носил с собой фотоаппарат. По его предложению руководители «Таежного штаба» расположились для группового фотографирования. Рядовые, в том числе и члены его отряда, стояли в стороне: следующей была их очередь. Отряд Филиппова замер в ожидании условного сигнала командира. И вот вспыхнул магний. В тот же момент раздались выстрелы, и главари «штаба» были уничтожены. Остальные, растерявшись, сдались без сопротивления. Лишь одному бандиту удалось скрыться, перейти границу и добраться до Харбина, где он и доложил о происшедшем.

Оказавшись единственным «представителем» «Таежного штаба», Филиппов принял срочные меры для предотвращения восстания и для ликвидации оставшихся отрядов. Положение в Приморье стабилизировалось.

В 1925 году во Владивостоке состоялся судебный процесс над эмиссаром Ковалевым и выявленными с помощью группы Афанасьева-Филиппова руководителями белогвардейского подполья, которые должны были возглавить намечавшееся восстание. На нем была полностью разоблачена подрывная деятельность белогвардейских организаций и «центров» в Приморье.

Белая эмиграция в 20-е годы была предметом постоянного внимания советской внешней разведки.

Она не представляла собой какой-то единой и однородной силы. Основная масса ее состояла из тех, кто не принял советскую власть и покинул Россию после Октября 1917 года или же с оружием в руках боролся против этой власти и, потерпев поражение в Гражданской войне, бежал за границу Это была наиболее ожесточившаяся часть эмиграции.

Дореволюционная Россия была представлена великими князьями Романовыми, бывшими царскими министрами, членами Государственного совета и депутатами Государственной думы. За границей оказалось и множество других политических деятелей самого разного толка, помещиков, капиталистов, купцов и государственных чиновников всяческих рангов, солдат разбитой царской армии, интеллигенции, членов их семей. Среди них были известные люди и просто перепуганные обыватели.

После прорыва войсками Красной Армии в ноябре 1920 года укреплений белых в Крыму командующий фронтом М.В. Фрунзе обратился по радио к генералу Врангелю с предложением прекратить борьбу и сложить оружие во избежание бессмысленного сопротивления и кровопролития. При этом тем, кто сложит оружие, была обещана амнистия, а не желающим работать с новой властью гарантировалась возможность выезда за границу «при условии отказа под честное слово от всякого участия в дальнейшей борьбе против Советской России». Врангель не ответил на предложение Фрунзе и попытался скрыть его от своих войск. Спустя несколько лет, будучи в эмиграции, Врангель в своих записках так вспоминал эти события: «Наша радиостанция приняла советское радио. Красное командование предлагало мне сдачу, гарантируя жизнь и неприкосновенность всему высшему составу армии и всем положившим оружие. Я приказал закрыть все радиостанции, за исключением одной, обслуживаемой офицерами». Целая армада судов — от дредноута до парусников и баркасов — увозила к турецким берегам остатки разбитого белого войска.