— Подожди, Шойшо, не тряси его так. Дам я тебе конфету, не жадничай, — мне почему-то стало ужасно жалко воришку. Я протянула руку и очень осторожно погладила существо по пушистой голове пальцем. — Он же совсем маленький. Детеныш еще?

— Он вырастет! — насупился домовенок. Но соперника не отпустил, подумал немножко и, недовольно ворча, протянул его мне так, чтобы удобнее было гладить. — Будет большой вор!

Перепуганный невозможностью скрыться чертенок застыл, как неживой. Но потом, убедившись, что ему не делают больно, наоборот, гладят, осторожно открыл один глаз. Потом второй… и уставился на меня потрясенно, как на восьмое чудо света. На меня, на мою руку, на… конфету, которую я ему протянула.

— У-у-у! — Шойшо аж зажужжал от возмущения, как встревоженный шершень. — Конфета! Моя!

— Не жадничай. Тебе тоже хватит, — я кивнула на стол, где с утра стояла целая ваза сладостей. — Потом возьмешь, сколько хочешь. А эта конфета ему. Он маленький, давай не будем его обижать. Маленьких обижать нельзя. Жадничать плохо.

Все, на меня обиделись. Смертельно.

— Шойшо хороший! А это — вор! Воровать плохо! — объявил улешик и надулся, как мышь на крупу.

— Если мы сами дадим ему конфету, то он ее не будет красть, — хитро предложила я, протягивая вторую вкусняшку все еще плененному чертику. Тот схватил ее свободной лапкой и снова ошарашенно заморгал на меня глазюками. Потом сунул сладость в рот, только фантик шелестнул, и неожиданно стал… краснеть. Весь, от хвоста до головы. Шерсть на глазах наливалась красивым вишневым цветом. А потом малыш свесил голову на плечо, прикрыл глаза и довольно засопел.

— У-у-у! — Шойшо, кажется, тоже заинтересовался переменой цвета. — Наелся! Теперь будет спать. Долго! Мелкий! Глупый! — Все с тобой ясно, — притихшая было в кресле Кларисса встала и поправила платье. — Мало тебе улешей и арахнидов, теперь ты займешься приручением чертей. Ну что же… не сомневаюсь, ты найдешь им достойное применение. А теперь пошли. Замуж пора!

Триста лет тому вперед

Бархатный голос менестреля завораживал публику. Этим вечером в таверне было не протолкнуться. Как же, столичная знаменитость и его новая баллада.

Толстая кухарка мокро и шумно всхлипнула, утирая глаза краем фартука. Какая красивая любовь… какая жертва… эх, тут и поплакать не стыдно!

Трактирщик, чуждый женской сентиментальности, подсчитывал выручку и довольно улыбался в густые пегие усы. Эта новая сказка о первых сумеречных эльфах стоила хороших денег!

Народ такое любит: нежная леди и мужественный лорд, неземная любовь и разлука. Прекрасная эльфийка оставила возлюбленного и вышла замуж за тирана, чтобы связать свой новый народ с темными. А благородный эльфийский лорд едва не расстался с жизнью от горя, но потом решил посвятить оставшиеся время своему народу и вступил в союз с вампиршей, еще крепче связывая сумеречных эльфов с победителями. Они страдали, но до конца исполнили свой долг!

Зрители рыдали и аплодировали, только в самом темном углу, за маленьким столиком, никто не таял от восхищения. Парочка, вообще, была странной — они даже не сняли плащи и весь вечер прятали лица в тени капюшонов.

— Ну, фразировка неплохая, правда, мелодия несколько простовата. Мальчик слишком увлекся традиционной формой. В целом, неплохо.

— Черт побери, зачем надо было возвращать мне молодость, чтобы таскать по третьесортным концертам?

— Не ворчи, бросил правление на старшенького, теперь терпи — я триста лет ждала, пока ты не сможешь убежать по своим жутко важным государственным делам. А баллада получилась вполне на уровне.

— Тебе лучше знать. По мне, так редкая дрянь, черт побери! Но с точки зрения пропаганды полезно. Людей хлебом не корми, дай только придумать романтическую чушь и обязательно с трагическим концом.

— Н-да… действительно. Нет, я решительно поклонница другого жанра. Спокойного, основательного, уютного… Скажем, гномская кулинарная книга — вполне подходящий для нас сюжет, как считаешь? Во-первых, вкусно, во-вторых, всегда хорошо заканчивается.

— Когда готовишь ты — да, всегда хорошо. Особенно, если мои пирожки не съедает твой проглот-родственник.