— Знаешь что? — объявила Дина, чуть отстранившись, когда мы наконец-то прервались: — Я имею полное право захватить тебя на сутки, как невинно пострадавшая. Завтра, так и быть, вернемся. А сегодня ты только мой, и нет никаких замков, заговорщиков и даже соратников.
— Звучит очень соблазнительно, — послушно согласился я. — Надо только предупредить Илуватора, что он на сутки не только первый и второй советник в одном лице, но еще и Властелин Мира. Вот ведь не повезло твоему брату. Зато я завтра буду мягким и добрым, может, даже кого-то помилую. Хотя вряд ли… Если мне даже Ила не жалко.
Дина вздохнула, потянулась и поцеловала в губы:
— Я тебя люблю…
Я замер, едва расслышав ее шепот. Ментально это прозвучало гораздо громче… И было в этих трех словах что-то такое, надежное… спокойное… долгое… навсегда.
— Я тоже тебя люблю.
Эпилог
— Дорогая, прекрати дергать эту несчастную оборку. Либо смирись, либо совсем оторви, до церемонии меньше часа, все равно уже не успеют ничего сделать.
— Ты гений! — возликовала я и проворно ободрала подол.
Ничего не скажешь, платье мне сшили шикарное, изящное… если бы не идиотский волан, на который я все время наступала.
Кларисса, по-прежнему великолепная, даже в белом платье, вместо черного, хмыкнула, вальяжно устраиваясь в кресле у камина. Да, в моем доме обнаружилась гостиная с камином… когда мы в него вернулись. Это было две недели назад, после отпуска, который вместо одного дня растянулся на трое суток.
— Надо сказать, твоя идея с двойной свадьбой, конечно, наивная и романтичная… Но мне так надоело прятать своего эльфа в шкаф каждый раз, как милым родственникам приспичит меня навестить. Хорошо, что у меня там портал прямо в его спальню.
Я фыркнула, выражая свое отношение к ее кокетству. И засмеялась:
— Да, конечно, глупее идеи не придумаешь. Тебе ли возмущаться! Умный у меня братец, а уж какой упертый! Что там у вас в договоре? Любовь до гроба? Илуваторского, в смысле. Или люби его, или все равно люби его, но в гастрономическом смысле, сразу до донышка?
— Спорить с мужчиной, когда на него напал приступ ослиного идиотизма, бесполезно, — Кларисса пожала плечами и загадочно улыбнулась. — Хочется ему договор — пусть будет договор. Я даже согласна изобразить зверскую эльфоедку, лишь бы его хрупкая мужская психика не пострадала.
Я вздохнула. Насчет хрупкой мужской психики, это она верно заметила.
Десять дней назад Виланд пришел вечером не просто уставшим — черным. Я даже не стала ни о чем расспрашивать — все поняла сама.
Показательная казнь заговорщиков до дрожи в коленках впечатлила всю эльфийскую, человеческую и всякую прочую — светлую и даже темную — знать. Естественно, меня никто присутствовать не заставлял, а вот Виланду пришлось. И я прекрасно понимаю, что он был там от начала до конца, с каменным лицом глядя на эту… жуть. А потом скрежетал зубами во сне и несколько дней ходил, как в воду опущенный.
Илуватор тоже не блистал хорошим настроением, когда официально принял клан после смерти отца и явочным порядком назначил всю молодежь сумеречными эльфами. Заодно и из других поселений охватил всех желающих.
Старшее поколение отправилось в окончательно закрытую резервацию, следом отконвоировали тех придурков, из людей, которым предстояло прислуживать “кумирам”… изящное решение.
Единственная взрослая эльфийка, которая стала сумеречной по доброй воле, официально объявила себя моей приемной мамочкой и будущей властелиновой тещей. И приняла ухаживания тролля.
Илуватор поскрипел зубами, а потом вздохнул и сбагрил мамочке “сумеречную” молодежь. Пусть строят новое поселение и воспитывают.
— Скоро девочки придут… тут всегда так принято, провожать невесту в дом жениха всем табором?
— Да ладно, — сладко потянулась в кресле вампирша. — Радуйся, что у тебя не так много подруг, а то бывает, что за невестой носится добрая сотня озабоченных девчонок и все время щебечет.
— Бррр… Нет, вообще-то, я даже рада, что Ришшика осталась здесь специально ради моей свадьбы. У нее там гнездо…
И она непременно лопнет от гордости, если не займется делом. Еще бы, впервые такая молодая арахнидка стала аррграу старого гнезда. Она просто места себе не находит, так ее распирает — скорее, скорее, там же кладка без матери, непорядок!
— Все получили по заслугам, — задумчиво согласилась Кларисса. — Безумная Рруззиана мертва, а ее кладку будет воспитывать та, что предана Повелителю. Твой восьминогий кавалер, как я понимаю, отправится с ней?
— И весь его картушшер. Сразу после празднования.
— Бедная, некому будет носить тебе персики корзинами, — подколола ехидна. — Виланд столько не соберет, он недостаточно… как там Ришшика говорит? Шустрый?
— А ты не завидуй! — я отвернулась от зеркала и показала подруге язык. — У тебя теперь будет свой, персональный собиратель персиков, с эльфийскими ушками.
— М-м-да… ушки у него действительно, — Кларисса очень хищно облизнулась. — Если бы не они, я бы, может, и замуж не пошла, — добавила вампирша с самой серьезной миной.
— Это ты еще не видела, как здорово он умеет ими шевелить!
— Хм, я-то как раз видела. А ты откуда это знаешь? И тебе шевелил, значит? Что ж, вот и повод для первого супружеского скандала.
Наш хохот был прерван пронзительным писком и облаком сажи, вылетевшим из камина.
— Черт! Кыш! Черт! Дина! Черт!
— Дина — не черт, — педантично поправила я выпавшего из пепельного облака домовенка. — Дина — эльфийка. Ты чего ругаешься?
— Там! Там! — перепачканная лапка ткнула в темный зев камина. — Завелся! Вредный! Вредный! Воришка! Надо прогнать!
— Да кто у тебя там завелся? — перевозбужденный улешик скакал по всей комнате, как взбесившийся мячик, и я уже с некоторой опаской косилась туда, откуда он выскочил.
— Черт у вас завелся, — любезно просветила меня Кларисса из своего кресла. Вот же… спокойна, как удав. Это я, наверное, перед свадьбой нервничаю.
А вампирша принялась разъяснять, словно не замечая ментально вопящего Шойшу:
— Черти — дальние родственники улеши. Только дикие и совершенно неуправляемые. В основном, знамениты тем, что появляются из воздуха, хватают то, что плохо лежит — обычно или сладость, или что-то блестящее — и исчезают. Даже поговорка есть — чтоб тебя черти взяли. Вредные существа, их стараются сразу вытравить.
— Вытравить! Вытравить! Прогнать! — согласился с ней Шойшо и воинственно встопорщил шерстку: — Конфету! Конфету! Украл! Мою! Прогнать!
— Надо же, а я еще удивлялась, когда Виланд ими ругался.
Любопытство победило осторожность. Когда я еще увижу настоящего, живого черта?!
Стоило мне подобраться поближе и заглянуть в камин, как в самом темном и дальнем углу что-то заворочалось и сердито фыркнуло, вновь подняв в воздух облачко пепла. Я всмотрелась и даже ойкнула от неожиданности.
Среди прогоревших дров скорчился маленький… маленькое… больше всего черт был похож на черную обезьянку-мармазетку. Меховое обезьянье тельце, хвост с кисточкой. Голова непропорционально большая и очень пушистая, вот тут сразу видны родственные связи с улеши. И глазищи такие же огромные, круглые и испуганные.
Шойшо с воинственным кличем метнулся у меня под рукой и схватил существо за хвост, когда оно попыталось шмыгнуть в трубу.
— Конфета! Конфета! Отдай! Мое!
Чертик забился, брыкнул соперника лапками и даже попытался боднуть его рогами. Да, на макушке у него действительно обнаружились маленькие остренькие рожки. Но все напрасно, улешик держал добычу крепко, время от времени сердито встряхивая. Пришелец оказался примерно вдвое мельче упитанного Шойшо.
— Съел! Уже съел! — захлебнулся негодованием домовенок, обнаружив, что в лапках малютки зажат только яркий фантик. — Вор!
Чертик обреченно пискнул, зажмурил глазищи и прижал бумажку к груди изо всех сил.