Все хорошо, только непонятно, что делать с такой прорвой фруктов. Я, конечно, люблю персики… но не могу питаться только ими круглые сутки! Если бы соседки не вредничали и не шипели мне вслед про шпионку темных — давно бы раздала им большую часть. А так — приходилось скармливать по паре персиков Шойшо, а остальное тащить к Ришшике.

Гаремные заводилы, кстати, все это время делали вид, что меня не существует, хотя временами я ловила ненавидящие дриадские взгляды. Странно, я краем уха слышала, что по мозгам от аррграу получила хитропопая Стрекоза, а кипятком презрения и неприязни меня поливала Колючка. Наверное, за подругу было обидно, потому что феечку, похоже, пропетрушили так, что она теперь изображала тихую мышку и даже крылышками не трепетала в мою сторону.

Все это привело к тому, что я как можно больше времени старалась проводить в саду или у Ришшики. Чем последняя была очень довольна — по большей части девчонка откровенно скучала, и мои сумасшедшие затеи вызывали у нее бурный энтузиазм. При этом она не забывала по сто раз на дню высказать мне, что более ненормальной эльфы еще свет не видывал. Я кивала, мы обе хихикали и были полностью довольны друг другом.

А еще мы время от времени ловили отголоски чьего-то жгучего интереса, но этот “кто-то” упорно интересовался нами издалека и даже кустами не шуршал. Я подозревала, что некий восьминогий ухажер так проявляет знаки внимания, а вот Ришшика на него вовсе не реагировала до поры до времени. Ей больше нравилось наблюдать за моими химическими опытами.

И вот на третий день после памятной свадьбы мы с Риш сосредоточенно подкладывали сухие ветки в костер и внимательно следили за тем, как булькает бражка из малины.

Где Ришшика раздобыла нужные посудины, она мне не сказала. Увела разговор в сторону, пока я восхищенно скребла ногтем медное донышко. Что хорошо — так это то, что у самой большой кастрюли была изогнутая дугой ручка, как у котелка, за которую ее можно было вешать.

И вот теперь мы ползали вокруг костра, поправляя и придерживая свой шайтан-девайс. В самую большую кастрюлю, висящую над огнем, мы налили брагу, потом поставили внутрь нее кастрюльку поменьше и всю эту конструкцию накрыли миской, в которую предстояло налить ледяную воду. По идее, выпарившийся самогон должен был конденсироваться на дне холодной миски и скатываться с него в меньшую посудину. Но это по идее… а в реальности мы уже два часа прыгали, как дикари вокруг ритуального пламени.

— Осторожнее! Перекашивается же, перекашивается! Держи ее!

— Погоди, горячая… да не лей ты пока воду… где тряпка? Нотки-линейка, Риш! У тебя десять лап, и все кривые! Как из задницы растут!

— Оттуда у меня растут только восемь лап… сама ты кривая. Пахнет как-то странно, не похоже на гномий самогон… кислятиной какой-то.

— Это брага! Все в порядке… ой, да держи же ты ее! Черти бы съели эту ручку… все время съезжает. Уф… капает! Риш, капает! Получилось!

— Правда? Ух ты-ы-ы… а как ты узнала?

— Ты что, глухая? Слышно же, как по дну капли стучат.

— Ну, это еще неизвестно, по какому дну и какие капли. И мне все равно не нравится запах!

Вдруг кусты за нашей спиной затрещали, я еще успела подумать, что это может быть наш таинственный интересант, но ошиблась.

— Грау Ришшика! Когда вы просили одолжить вам часть моего приданого, вы не говорили, что засунете его в костер и будете варить в нем какую-то неизвестную гадость! Кто теперь будет отмывать всю эту копоть?!

На полянку перед верандой решительным шагом промаршировала весьма колоритная девица. Макушкой она едва доставала мне до подбородка, но в остальном была очень даже пропорционально и… ммм… обильно сложена. Крепкие стройные ноги, обутые в добротные башмаки на шнурках, ступали очень твердо, клетчатая юбка, длинной чуть ниже колена, лежала ровными складками, а шикарная грудь, эдак размерчика четвертого-пятого, едва прикрытая белой вышитой рубашкой, воинственно торчала из туго затянутого на довольно тонкой талии черного бархатного корсета. Сама хозяйка всего этого богатства взирала на нас, как строгая учительница на шкодливых первоклашек, и хмурила светлые тонкие бровки на очень миленьком по-детски нежном и круглом личике. Большие голубые глаза сверкали непреклонно и уверенно. Пухлые губки были сурово поджаты. Даже толстая туго заплетенная русая коса, уложенная короной вокруг головы, излучала неодобрение.

Я готова была заложить последний одуванчик, что это потрясающее существо — девочка-гнома. Ну, вот ни на секунду не засомневалась!

— Не беспокойтесь, пожалуйста, мы все отмоем! — поспешила заверить я, не вставая с четверенек. Просто так было гораздо удобнее держать качающуюся конструкцию.

— Что вы делаете? — спустя некоторое время поинтересовалась девушка, уже с некоторым интересом наблюдая за нашей суетой. Вода в миске нагрелась, ее надо было сменить на холодную, а заодно нам представилась возможность полюбоваться результатом: на донышке маленькой кастрюльки плескался самый натуральный вонючий и желтовато-прозрачный самогон.

— Это так и должно быть? — немного растерянно спросила Риш, старательно не глядя на гномочку. Похоже, ей было неудобно за закопченную посуду.

— Очень похоже, — с некоторым сомнением кивнула я и сморщила нос. Сивуха, конечно, та еще…

— Вы — две ненормальные дуры, — сделала вывод гнома. Она подошла поближе, заглянула внутрь нашего агрегата и припечатала: — Только стукнутые киркой слепоройки будут гнать самогон в кастрюле на костре!

— Змеевика у нас все равно нет, — вздохнула я, с удивлением отметив, что слово “змеевик” звучит вполне по местному и означает совершенно определенную часть самогонного аппарата.

— Фройляйн Зельма, я верну вам ваши кастрюльки очищенными, честное слово! — Ришшику явно мучила совесть. — Просто мы…

— Просто вы обе спятили. Я уже слышала о сумасшедшей светлой эльфе, но не знала, что это заразно для арахнидов. Вот что, — гномка решительно выплеснула из миски теплую воду и сама налила в нее холодную — из кувшина. — Раз уж начали, так доводите дело до конца. Все равно посуду загадили… а потом мы перегоним получившийся первач еще раз, уже как положено. Научу вас, косоруких, как правильно хозяйство вести.

Этот день мы закончили в большом и уютном доме Зельмы. Примерно после второй стопочки ее домашней наливки, которую гостеприимная хозяйка сразу выставила на стол к пирогам, мясным рулетам и вишневому варенью, мы перешли на “ты”, и приставка “фройляйн” куда-то пропала сама собой. Туда же, куда и “леди” с “грау”.

Дом гномочки сверкал чистотой, был очень уютно и при этом рационально обставлен. Хозяйка, как образцовая гномья невеста, занималась своим хозяйством исключительно сама, мохнатые невидимки только доставляли ей по утрам необходимые продукты. И вообще, Зельма была занята с утра до ночи, потому и не показывалась в саду и почти не общалась с соседками. Она писала настольную книгу идеальной фройляйн, где помимо разнообразнейших рецептов строго учитывался каждый принесенный из сада персик и каждый моточек шерсти, который пошел на носочки для будущих детей…

Быть идеальной фройляйн оказалось зверски сложно, на мой взгляд, и очень легко и интересно на взгляд самой гномы. В отличие от Риш, скучать Зельме было некогда. Во-первых, надо было готовить себе приданое. Не только носки — которых надо было навязать с запасом на всю гипотетическую семью, включая будущих детей чуть ли не на всю жизнь, как раз до замужества. Ибо потом будет некогда.

Во-вторых, нам с гордостью продемонстрировали кладовую, уже на две трети заполненную бутылочками, бутылками и бутылищами с фирменными гномскими настойками и наливками на всем, что вообще существует в этом мире. Секретные рецепты гномьи невесты получали в наследство и берегли как зеницу ока. На свадьбе гости будут угощаться всем этим богатством и восхвалять невесту. А жених будет надуваться в бороду и гордиться.

Было еще и в-третьих, и даже в-шестых, седьмых и так далее… но тут мы с Риш хором взмолились о еще одной стопочке наливки. Я даже забыла, что не собиралась спаивать малолетних паучих… ага, эти малолетние, как оказалось, сами кого угодно споят.